ерла грязные пальцы о фартук. – Тебе на работу, мне завтра детей в садик. Нечего лясы точить.
– Ты иди, у меня полно дел.
– И что же за дела? Вновь будешь шить свое платье из тряпок? Кому оно на твоей работе нужно? Санитарок в кино не водят.
Женщина перелила суп из тарелки обратно в кастрюлю, закрыла крышку и с трудом впихнула в крошечный холодильник.
– Ай, ладно. Твое дело, из-за чего не спать ночами. А я пошла.
– Спокойной ночи.
Хала дождалась, пока соседка выйдет с кухни, включила настольную лампу, заправила нитку в ушко иголки и продолжила делать стежки. Пусть все так, как говорят, но когда-то пригодится. Есть платье – будет случай. Главное – верить. Мечты сбываются, если что-то для этого делать.
– Вы так и будете смотреть на свое отражение? Я опаздываю из-за вашего промедления. Две минуты!
Аннетт невольно вздрогнула, отвлекаясь от видения, и непонимающе посмотрела на посетительницу. Та хмурилась, поджимала и без того узкие губы и нервно поглядывала на часы.
– Прошу прощения. Вам хлеб или пироги?
– Половинку темного хлеба, половинку овсяного. Какой кошмар, я правда должна тратить двадцать секунд, чтобы повторить один и тот же заказ?
– Посетителей много, да и не мое дело изучать, кто и сколько ест.
– Ну так режьте, что вы медлите. Я опаздываю на чай с мисс Уайлт, ах, какой позор! – Женщина покачала головой, поправила темно-зеленый берет и гордо подняла голову. – Столько правок в ежедневнике из-за какой-то пекарни.
Она говорила сама с собой, иногда потирая длинный нос с горбинкой и все время внося пометки в блокнот.
– Возьмите.
– Тут без сдачи, хоть в чем-то я экономлю время, – незнакомка смерила Аннетт пренебрежительным взглядом, взяла под одну руку портфель, под вторую свой упакованный хлеб. – Учитесь ценить чужое время, тогда и свое приобретет хоть какую-то стоимость. Такая юная и уснула за прилавком…
Женщина хмыкнула, заметив, что все-таки ей удалось задеть Ани, и поспешила уйти. После нее остался шлейф парфюмов с нотой опиума. Аннетт невольно поморщилась, стараясь как можно меньше вдыхать этот вязкий, тяжелый и приторно-сладкий аромат. Он никак не вязался с хрупким силуэтом и немного старомодной одеждой не по возрасту. Казалось, незнакомка пытается выглядеть старше своих лет.
– Послушай же! Ты должна была запомнить адрес, а теперь мы опаздываем, опаздываем! И все из-за тебя. Кто просил хватать трубку?
В зеркале показалась посетительница. Она раздраженно тянула за руку мальчишку лет пяти. Тот едва поспевал, шмыгал носом, стараясь не плакать: нельзя.
– Это твои занятия, для твоего будущего, – она дала ему оплеуху, после чего потрясла за плечи. – Кто же тебя учил так поступать? Ты считаешь себя взрослым? Слишком умный?
– Ида…
– Ну хоть «мать» перестал говорить, – она достаточно жестко стряхнула снег с его шубки. – Мы опаздываем! И вытри нос, что мне учительнице говорить?
– Вы бы помягче с ребенком! – сказал один из посетителей.
– Будет свой – воспитывайте, а этот – мое дело. Идите куда шли.
Ида подтолкнула сына в спину, тот поскользнулся на гладком, вытоптанном снегу и упал.
– Горе, вставай, – она подняла его за шиворот, поставила. На этот раз стряхивать снег не стала. – Все не так, как надо, все не как у всех. Сдался же ты мне. Одно лицо со своим отцом. Что тот не умел жить по графику, как положено, что ты.
Она шла быстро, не обращая внимания на то, что ребенок едва поспевает за ней. Всю дорогу ее рот не закрывался из-за причитаний. И только после того, как Ида сдала мальчишку на занятия, успокоилась.
– Теперь есть время побыть в тишине.
На узком лице появилось облегчение. Ида сняла перчатку, достала карандаш и блокнот, поставила аккуратную галочку напротив пункта в графике.
– Так-то лучше. Научим, научим жить идеально, тогда будет легче. А то весь в отца, выродок. Весь в отца.
Аннетт поймала себя на мысли, что лучше бы не видела ничего. Дальше наблюдать сил не хватило, и она накрыла зеркало полотенцем. Старые обиды внутри отозвались легкой волной боли. Ее мать любила порядок и верила в идеальный мир. В жизнь, где все по правилам, и неважно, насколько они жестоки.
– Ты взволнована. Что-то случилось?
Коул аккуратно положил горячую ладонь на плечо Аннетт.
– Нет, все в порядке. Просто… я не вижу, что произошло с некоторыми гостями пекарни. Зеркало не отображает изменения, их судьбу. Ничего, просто ничего…
– Потому что помощь не всегда в изменении жизни. Волшебного порошка не существует. Кому-то нужны другие обстоятельства, кому-то урок. Для кого-то достаточно немного тепла и хлеба, чтобы дожить до завтра. Через зеркало ты можешь наблюдать, но все время вмешиваться не выйдет. Но если тебе важно – проси, тогда все увидишь.
Он убрал руку, позволяя Ани встать со стула. Внимательно заглянул в ее глаза и сказал:
– Не бойся видеть то, что есть. У них свой путь, пекарня не создана, чтобы его ломать. Она просто зритель, который помогает в самые трудные моменты. Молли заменит тебя за прилавком, ладно?
– Хорошо…
– Ступай вниз, тебе нужен отдых, – он покачал головой. – Ты слишком привязана к своим эмоциям. Не перегори, Ани, не перегори.
Коул взял ее руки в свои.
– Ани, жизнь – это калейдоскоп: одни и те же детали формируют свой уникальный узор. Научись наблюдать за ним, улавливай схожесть, но не бойся, когда все рассыпается. Так нужно, это помогает делать новые шаги.
Он хотел сказать что-то еще, но замолчал. Отпустил прохладные ладошки и уступил путь к лестнице.
– Роберт уехал. Он отвезет заказ в один особняк на окраину Тальвиля. Вернется завтра к ночи, может, позже. Зависит от того, какой будет дорога.
– Спасибо… – Аннетт вздохнула, понимая, что он говорил это не просто так.
– Он просил передать тебе это. – Коул достал из кармана небольшое письмо. – Что бы там ни было, помни, что ты нужна пекарне.
– Хорошо.
Аннетт взяла конверт, аккуратно сложила его пополам и спрятала в широком кармане вязаной кофты. Хотела распечатать его потом, когда пальцы перестанут дрожать от волнения.
Видимо, ее калейдоскоп застыл, ожидая новых лучей, чтобы вновь показывать разноцветные, но непонятные картины.
– Ани…
Роберт застыл на пороге. Он закатал рукава свитера и посмотрел на нее. Говорят, глаза – зеркало души. И сейчас, в темном, почти болотном оттенке можно было увидеть больше, чем просто эмоции. Он, казалось, открыл все свои карты, при этом не произнеся ни слова. И посмотрел на Аннетт. Не стал скрывать переживаний, которые, как пламя свечи в комнате, мерцали и переливались.
– Прости, разговоры не мой конек. – Роб грустно улыбнулся. – Но я виноват. Ты слишком близка, чтобы я сохранял наши акварельные границы дружбы.
Аннетт застыла, чувствуя, как перехватило дыхание. Она боялась его слов, боялась этого разговора, но прекрасно понимала, что первая начала. В тот вечер, когда простилась с Эдвардом и, ведомая странным чувством, высказала Роберту накопившееся в душе. А сейчас… просто молчала, не решаясь нарушить тишину. Она предвкушала момент, ведь уже знала, что последует дальше. И все равно замирала, представляя, как это будет.
– Аннетт, ты важна мне. И все равно, что мы не имеем права на чувства. Я уйду из пекарни, но останусь честен с тобой. – Он вздохнул, крепко сжимая руки в кулаки. – Ты мне нужна.
Роберт подошел, ласково провел пальцами по ее щеке. Привычный, ничего не значащий жест, но что-то изменилось. Для них он значил большее.
Воздух казался непривычно теплым, легким. Ани поднялась со стула, оказавшись близко к Роберту, закрыла глаза и робко коснулась его губ своими. Задержала дыхание, прислушиваясь к тому, как часто бьется ее сердце, но не отступила. Позволила этому осознанному поцелую продлиться, зайти дальше. Хотелось чувствовать близость, влажные прикосновения губ и горячие руки Роберта. Ни о чем не жалела, ни в чем не сомневалась.
– Не дрожи.
После поцелуя Роберт посмотрел на Ани, коснулся губами щеки и хотел взять ее ладони в свои, но Аннетт покачала головой и помешала ему.
– Мне не холодно.
– Я знаю, – Роберт провел пальцами по ее волосам, обнял, прижимая к себе. – Ты не одна, больше не одна.
– Спасибо.
Хотелось насладиться этим моментом, замереть, не дышать… В нем было столько нежности, бережности, и Ани без сомнений ответила на новый поцелуй. Ей важно было поделиться своими чувствами, отдать их.
– Как думаешь…
Аннетт собиралась что-то сказать, но Роб остановил ее, приложив палец к ее губам, а после накрыл их коротким поцелуем, словно оставлял шанс сделать шаг назад.
– Я не собираюсь отказываться от своих слов. – Она взволнованно дышала, ощущая, как по телу разливается непривычное тепло. – Просто… мы ведь…
– Просто вместе.
Роберт позволил себе вновь ее поцеловать. На этот раз сладко, нежно и все так же коротко, раз за разом едва касаясь ее мягких губ, а потом вновь прекратил поцелуй, оставляя Ани время сделать вдох. Но все так же стоял рядом.
– Не думай о моих словах, что все против правил пекарни. Это моя ответственность.
Роберт обнял Ани, зарываясь носом в растрепанные волосы девушки, будто наслаждаясь тем, что может себе это позволить. Хотелось уберечь это хрупкое доверие. Роб сам не заметил, как начал перебирать пряди, нежно поглаживать затылок, шею.
– Все будет в порядке. Слышишь?
От еле слышного шепота ей на ушко Ани зарумянилась сильнее. Понимала, что это не просто брошенные на ветер слова, а нечто большее.
У Аннетт перехватило дыхание от нежности, заботы, мягкости и при этом полной уверенности в своих действиях. Роберт стер белую разделяющую полосу между ними и теперь был максимально близко, осыпая нежными поцелуями ее лицо. Ему казалось, что это мгновение вот-вот исчезнет, что все – сон. Но вот их губы вновь соприкоснулись в нежном, почти невесомом поцелуе, и Роберт шумно выдохнул, не в силах остановиться. Он прижал девушку крепче, провел языком по ее нижней губе, приоткрывая рот и словно спрашивая разрешения, чтобы перейти к тому пьянящему, долгому и желанному. И едва сдержал стон облегчения, когда Ани сама подалась к нему, отвечая на каждое его движение. Глаза закрыты, тонкие пальчики сжимаются на его плечах, словно в попытке быть ближе. Полное, долгожданное доверие.