– Парни все, все! Наша взяла! Мы их сделали! Парни!.. – орал радостно Дохлер. А затем через минуту:
– Дохлер Граниту, Дохлер Граниту. Ты как?
Видимо, забылся и в общем канале транслировал.
Тишина.
– Дохлер Граниту…
Еще не меньше минуты прошло. Я уже подумал, что спекся наш командир.
– Гранит в канале, Гранит в канале. Москвич, Каштан…
И посыпались ценные указания.
– Вот тебе и сходили за хлебушком… – сплюнул Третьяк, выбираясь из-под техники.
Трупы, трупы, трупы. Твари, свежаки, рейдеры. Оторванные конечности. И с закопченной, в царапинах брони бэтээра, скаля зубы, смотрела голова подмигивающего Каспера.
– Мудак! – плюнул в его сторону Третьяк.
Я же нашарил в подсумке сигареты и, наплевав на все и всех, опустился там же, где и стоял. Недалеко валялась туша погрызенного мной зараженного.
– Тебя надо было Доберманом или Акулой крестить, кому скажи – кусача почти загрыз, – заржал Третьяк, и мне тоже сделалось смешно.
Сигарета поглотилась в несколько затяжек. Достал вторую.
Показался Гранит. Спокойный, собранный. Вот еще одна загадка. Человек-Икс, так его и этак. Командир мельком посмотрел на голову Каспера, глаза зло сузились, когда он перевел взгляд на нас.
– Что морозимся? Быстро чистим тварей и валим отсюда к чертовой бабушке! Валим! Пятнадцать минут!
Я же, делая глубокую-глубокую затяжку, взглянул на солнце.
Оно слепило, грело. Опять небо – яркое, синее, не обезображенное инверсионными шрамами. И ветер, теплый ветер, ласково гладил щеки.
Люблю, люблю, так их всех и разэтак, люблю тебя, жизнь!
Напоследок с разбега, точнее, с трех широких шагов пробил пенальти в голову кусача. И сразу еще легче стало!
Подмигнул голове Каспера, за которой на пятиэтажном здании был намалеван только для меня видимый черный квадрат.
Глава 3Северо-Восточный форпост
Хеклеру не повезло.
Задние лапы пса торчали сейчас из-под туши матерого рубера, которого нашпиговали свинцом так, что он напоминал кусок окровавленного мяса. Несколько подарков калибра четырнадцать и пять миллиметров, способные на километровом расстоянии поразить и разобрать вражескую легкобронированную технику, не подвели и на малых дистанциях – перемололи и перемешали костяную броню вместе с мясом, кожей и внутренностями. Смотрел на эту картину, и душа пела, радуясь. Удивительно даже, как тварь с такими повреждениями смогла практически добраться до нас – от того же «Бумеранга» валялась всего в десяти шагах.
– Давай сдвинем его, – обратился к крестному, берясь за массивную лапу зараженного.
– Дался тебе этот пес! – недовольно проворчал тот.
Не ответил. Зачем зря болтать? А Третьяк помог-таки перевалить тело рубера в сторону. Затем он, ловко орудуя небольшим ножом, в несколько отточенных движений вскрыл споровый мешок, принялся перебирать содержимое, зыркая по сторонам. Я же, не переставая следить за окружающей обстановкой, присел на корточки рядом с алабаем и осмотрел Хеклера очень внимательно.
Мертв. И об этом говорила отнюдь не глубокая рваная рана, начинавшаяся от массивной шеи и тянувшаяся вдоль всего позвоночника, не вывернутая передняя лапа, а небольшое, совсем крохотное, особенно по сравнению с другими повреждениями, пулевое отверстие в центре массивного лба. Навскидку от девятки. Добили, чтобы не мучился? Все могло быть. Однако… вряд ли.
Пусть и страшный на вид след от когтей или зубов зараженных, а также даже несколько переломов в реалиях Улья не говорили о неизбежности смерти. Не раз и не два я уже слышал рассказы об отросших пальцах, яйцах и даже конечностях. И речь шла о людях, тех самых гомо сапиенс, которые, отмечая удивительную регенерацию четвероногих друзей в условиях обычного мира, придумали поговорку «зажило, как на собаке». А так как основная масса попутчиков провела в Стиксе не один месяц и даже не один год, то должна была знать о возможном исцелении Хеклера.
Свежаки тоже не при делах, по простой причине отсутствия у них оружия. Пистолет имелся у хипстера, а он из «Тайфуна» не выбирался. В итоге вариант с оказанием милосердия по дурости кого-либо отпадал как самый невероятный. Да и кто-нибудь уже сообщил бы: мол, извини, Люгер, но твоего пса пришлось добить.
В результате существовало всего две версии развития событий: Хеклер угодил под дружественный огонь или же кто-то специально пристрелил пса. Случайность маловероятна, уж слишком точно попала пуля. С другой стороны, и не такие жизненные выверты доводилось видеть. Процентов десять можно оставлять на подобное стечение обстоятельств, ну а в девяноста следует смело говорить о злом умысле.
Зачем это нужно неведомому уроду? Мыслей и предположений множество, начиная от фантастических и заканчивая прозаическими. Для конкретики же необходимо больше информации. Нет, потеря собаки не стала для меня страшным ударом судьбы, испытанием. Я и о своем недавнем приобретении вспомнил-то только сейчас. До этого навалилось столько всего, что все мысли были о том, как самому выжить.
Но переживал я или же нет – это абсолютно безразлично, тут разговор шел о другом. Ведь какая-то мразь, зная об имеющемся у собаки хозяине, посмела поднять на нее руку. Неуважение необходимо наказывать всегда, везде и всюду. Спросить можно и за копейку, если дело принципов касается. И действовать необходимо даже не по старозаветному закону – кровь за кровь, око за око или еще по одному варианту: «с суками по-сучьи, с людьми по-человечески», а за свой глаз забирать оба, за литр своей крови выпускать десять вражеской. Но главное – стараться делать все так, чтобы, если у какой-то мрази нет-нет и мелькнула бы поганая мыслишка относительно тебя, он сам ее задавил бы, сжав до предела сфинктер, дабы не обделаться от собственной смелости.
Осталась совсем маленькая, такая крохотная задачка: как вычислить убийцу собаки? Самый простой вариант – попросить Третьяка поработать детектором лжи и опросить всех рейдеров. Только тут возникали следующие нюансы: пойдет ли навстречу мне крестный и согласятся ли боевые товарищи на допрос. Думаю, нет. А еще надо учитывать тот факт, что дело предстоит иметь не с обывателями – со свободными вооруженными людьми, резкими и жестокими. И выступать не в качестве лица, облеченного властью, деньгами и возможностями, а в качестве нового представителя этих людей, находящегося в табели о рангах чуть выше «свежака суточного». Остается только речь толкнуть и на совесть надавить в духе зеленых: мол, какая паскуда природу губит?.. Ну-ну. Когда Каспер, пусть и случайно, но убил «неандертальца», то рейдерам хватило оправдания: «Хрен знает, как получилось, но судьба, видимо, у него такая». И на животное всем плевать с высокой колокольни: тут люди мрут, куда тем мухам! До моих же принципов и тараканов всем до лампочки. Я пока не обладал авторитетом, возможностями и силой.
Но все течет, все меняется.
Третьяк жестом указал на следующую тушу заматеревшего кусача, морда которого сейчас в жутком оскале смотрела в нашу сторону. Ему досталось неплохо.
Последние десять-пятнадцать минут рейдеры действовали на диво споро, работали, что называется, с огоньком. Никто не прохлаждался, не рассиживался, несмотря на пусть и скоротечный, но все же очень и очень напряженный бой с бандой зараженных. Похоже, наконец-то припекло, а то, мол, все устали, отходняк, давай пять капель, пару сигарет… Курить хочешь – на ходу, живец также.
Гранит тоже перестал играть в демократа и отца солдатам и стал тем, кем и должен являться командир, – тираном и деспотом. Поэтому часть рейдеров со свежаками при помощи лебедок сейчас перевернула «БРДМ-2», поставив машину на колеса, другие, как и мы с Третьяком, занимались скорой чисткой зараженных. В общем, хоть и до нормальной дисциплины далеко, но уже не та махровая махновщина. Вообще-то я не понимал этой возни с перевертышами, тот же «Тигр» бросил бы, не задумываясь, один черт на прицепе, а «Бардак» еще бы и бензином полил и поджег – уж слишком много от него проблем.
Пока мы с Третьяком переходили от мертвяка к мертвяку, показался Дохлер, под правым глазом у него наливался бордовый синяк, лицо исцарапано в кровь, и отметки явно от когтей, точнее, ногтей.
– Не до тебя! – выдохнул Дохлер, увидев осклабившегося в ехидной улыбке Третьяка, и даже вскинул руку в останавливающем жесте.
Москвич и Каштан, как обычно, прикрывали толстяка, тот, видимо, восстановил работоспособность дара Улья. И теперь вновь активно прощупывал местность на предмет опасности. Я, несмотря на веру других в магические способности толстяка, относился к подобному, как к шаманизму или прогнозу погоды от наших синоптиков. То есть ровно как в анекдоте: «Какова вероятность найти сегодня миллион?» И тут так же: встрянем или не встрянем?
Встретились мы с этой троицей возле головного бэтээра, который уже выдвинулся чуть вперед. Заместитель командира выглядел страшно. Только сейчас я разглядел, что левая часть лица у него обожжена, и очень сильно, глаз не видно за почти черной коркой. От рейдера ощутимо несло горелым мясом и жжеными волосами. Это где его так подпалило?..
И тут я понял!
Вместе с пониманием, кто и чем мог обжечь зубоскала, становился понятен злющий взгляд единственного глаза, направленный в мою сторону. Ясно-ясно, откуда ему могло прилететь. Пауза затягивалась, наконец тот выдохнул:
– Ну, ты, Люгер, и мудак! – потом потребовал, без объяснений: – Дай закурить!
Я не стал кочевряжиться, чувствовал за собой вину, ведь предупредить тем же криком можно было. Достал из подсумка пачку, взял одну сигарету себе, вторую протянул ему.
– Теперь огонька попроси, огонька! – влез Каштан и заржал. Громко, весело, отчаянно!
– Какой на хрен огонек?! Да он меня чуть не спалил!.. Я даже чихнуть не успел. Вижу, стоит, рот открыл – дебил дебилом. И тут же хлоп, получай, фашист, гранату! Эй, Зондер, это не от тебя адреналином так несет, что глаза режет?! Давай выползай, твой «Бардак» почти в порядок привели, а ты прохлаждаешься!