– Ты за языком следи! – раздался позади тот самый голос, который я готов был слушать и слушать, куда там музыке. – Это последняя скидка, Москвич, потом я тоже забью на все и спрошу, как с понимающего! И скажи спасибо, что…
Здесь Хельга оборвала речь, прошествовала во главу нашего стола, перевела взгляд на меня, большие глаза зло сузились.
– Мальчик, ты понимаешь, что не всегда будешь свежаком? Что ты покойник, мальчик? Стопроцентный! И я тебе это… – начала она проникновенно, видимо, заготовленную заранее речь.
Хватит. Задрало. Хотя злости на нее не было. Совершенно. Наоборот, опять будто какой-то урод монтировкой по затылку врезал. Мыслей ноль. Только любование. Посмотрел, покачал мечтательно головой. Затем вздохнул глубоко. Нет, прет меня от нее. Никогда такого не было! Ни разу! Ни в первую любовь, ни в последнюю, ни даже под коксом!
– Во-первых, – я посмотрел ей в глаза без злости, но очень решительно, и девушка все же не выдержала, чуть отвела взгляд в сторону. – Хочешь убить? Считаешь, есть за что?
Она хотела что-то сказать гневное, даже рукой порывисто успела взмахнуть.
– Так вот, – не дал я вставить ей слово. – Берешь и делаешь! Все ясно?! Во-вторых…
Я встал со стула, сделал шаг, обнял ее за талию и опять, как и в первый раз, поцеловал. Хельга замешкалась только на несколько секунд, а затем с силой оттолкнула меня.
– Во-вторых, хуже уже не будет! А раз так, упускать такой шанс… – Я улыбнулся ей. – Нет, никогда!
– Я… – видимо, она поняла, что глупо зря сотрясать воздух. – Я это запомню! И когда, слышишь, когда кишки тебе намотаю… Тогда скажешь мне, стоило ли оно того или нет!
Зло зыркнула, развернулась и направилась к столику, где уже обосновались две девушки, виденные мной в сауне.
Затем мы пили пиво, молча. На меня никто не смотрел, похоже, решили, что я окончательно с катушек слетел. А так и есть. И как иначе понимать последний мой ход? Ход конем, мля!
Появился Гранит и, усевшись напротив, взглянул нормально, без злобы или сожаления, как-то даже по-отечески. Пожевал губы, а затем, смотря чуть в сторону, сказал:
– Задам тебе несколько вопросов. Скажи, вот какого хрена ты полез к Хельге? Сам так решил?
Я пожал плечами. Даже на секунду возникло желание выложить все как есть, и будь что будет. Отпустил порыв безмерной любви к Хельге только сейчас. Я смотрел на нее и не понимал: ну, красивая баба вон сидит, но… Но нет никакого желания броситься к ней, наплевав на все. Приличия, обычаи, здравый смысл. Флюиды какие-то? С близкого расстояния работает? Черт его знает.
– Понравилась, удержаться не смог.
– А обычно ты точно так же себя ведешь? К девкам незнакомым целоваться лезешь? – И посмотрел, чуть сощурившись, очень и очень внимательно. – Подумай, может, с тобой что-то не так? Это не шутки!
– Да вроде бы все так…
Какие тут на хрен шутки?! Да, у меня уже гуси с привязи срываются! Надо срочно к местным эскулапам валить. А еще долбаный Цемент со своей тайной! Так бы и рассказал все Граниту как на духу. Но нельзя. Или можно? Нет, у меня же не сейчас эти качели с настроением начались, похоже, вот откуда ветер дует. Поэтому лучше промолчу…
– Ясно, – тяжело вздохнул тот. – Что ничего не ясно! А ты темнишь! Я думаю, ты под нимфу попал! Только зачем ей тебя под молотки подводить? Вот в чем вопрос… Задумайся.
– Но с ней же Третьяк разговаривал, – влез Каштан.
– Третьяк ментат слабенький, а Хельга, может, сильнее. Кто знает, сколько у нее даров? Я – нет! Или кто-то левый интригу заплел. Поэтому думать надо. – Он обратился уже ко мне: – Ухо востро держи, ничего не бойся. Пока ты свежий и под нашей защитой, они не сунутся. Но погань какую-нибудь могут сделать.
Командир встал и, чуть сгорбившись, решительно направился к выходу. Блондинка специально делала все, чтобы я обратил на нее внимание, а затем красноречиво провела ребром ладони по шее и улыбнулась.
Я ей подмигнул.
– Люгер, крестник, твою мать, что это было? – голос появившегося Третьяка звучал обеспокоенно.
Наконец я нашел правильное определение случившемуся.
– Основной инстинкт, мля!
Резкий вдох ожег легкие, я едва не взвыл. Есть расхожее выражение – «ощущение полного присутствия», вот и у меня оно было, это самое ощущение, будто какая-то мерзкая мохнатая тварь забралась в грудину и теперь водила там, внутри, наждачной бумагой с крупным зерном. Туда-сюда! Проведет, падла, замрет и смотрит на реакцию. Осклабится довольно, показывая гнилые кривые зубы, и вновь – туда-сюда! Присутствовала, короче.
Даже заорать не получалось.
Рот был набит какой-то дрянью. Слюна подкатывала к горлу, пищевод при глотательных движениях обжигало, куда той кислоте. А еще веки, тяжелые, стопудовые. Теперь я понял все чувства гоголевского Вия, ту его тоску в голосе, когда надо было их поднять, а добрых молодцев с вилами поблизости не оказалось. Вдобавок безумный кузнец Вакула обернул наковальню мягким войлоком и теперь мерно и монотонно долбил по ней двухпудовым молотом. Долбил, сука, в моей голове!
Духх… Духх…
Дудухх…
Духх… Духх…
Не знаю, сколько в реальном времени провел в таком состоянии – десять секунд, пять минут, двадцать, но мне чудилось, прошла бесконечность. И страх сначала тихонько показал из закоулков разума свою мерзкую морду, затем нерешительно, чуть боязливо выполз, а потом, осмелев, стал заполнять собой все. Больше всего ужасало то, что мозг будто изолирован от остального организма. Мышцы чужие, тело перекручивало, ломило каждую кость, и оно отказывалось подчиняться. Жило своей жизнью. Дергалось с усердием паралитика. Оставляя мне лишь возможность наслаждаться болью.
Обрывки каких-то мыслей, которые стайками воробьев разлетались, стоило чуть приблизиться к ним. Ни одну не получалось ухватить за хвост.
Где я?
Кто я?
С трудом нашел ответы.
Улей.
Люгер.
Впрочем, постепенно в голове прояснялось, сначала удалось взять под контроль веки, открыть глаза. Угол кровати и шкаф один в один как у меня в номере. Мой номер… Последнее внятное воспоминание – выхожу из банного комплекса, собираясь в кафе прикупить еды и направиться к себе. А дальше – что-то ужалило в шею, и темнота.
Постепенно появлялась и чувствительность тела. Сначала ощутил ноги, а потом словно теплая волна пронеслась. Руки были стянуты за спиной. Не холодом металла, скорее всего это пластиковые хомуты, какие я здесь видел неоднократно. Пока еще сохранялась чувствительность. Или затянули слабо, или прошло немного времени. Впрочем, если хорошо и с чувством подойти к этому вопросу, то и пяти минут, максимум десяти, хватит за глаза.
Включился слух.
Два голоса.
Говоривших пока не видел, оба находились вне поля зрения.
– Чужак, зачем ждать-то?! Давай прямо сейчас отрежем ему башку, а потом все остальное. Скорее сделать, пока его никто не хватился, и валить с форпоста… Поймают за таким… Лучше даже не думать, чем это грозит.
– Вилена сказала, заплатит, только если будем резать живому, когда он будет в полной памяти. Сначала яйца и член, потом пальцы на руках и ногах, потом башку, а завершающий аккорд – в рот вставить член.
– И откуда у баб в голове это дерьмо берется? Нет бы просто завалить, выеживаются!
– Пусть! Нам же лучше. За искусство всегда платят больше! Еще надо принести башку этого идиота и видео. Это обязательно. И сделать все сегодня. Типа у них у главной, Хельги, именины завтра. Велена презент преподнести хочет. Закосячил этот тип, говорят, не по-детски. Не справимся – не заплатит.
– Один черт, а такие сложности. Эффект-то тот же. Пациент скорее мертв, чем жив.
– Завалить свежака – много мозгов не надо. Если бы было все просто – хрен бы за него кто жемчужину бы дал, так, пару горошин максимум. А мне нужна жемчужина! Очень.
– Не только тебе! – второй голос хохотнул, да так мерзко.
– Эт точно, но мы сейчас все поправим! Пять сек…
Тишина, шуршание.
– Чужак, Чужак!.. Ты чего, Чужак?.. – истерические нотки, и страх таки ощущался в этом голосе. – Не надо… Да не нужна мне жемчужина… Не надо! Ты чего? Да пошути…
Резкий, но глухой звук, будто кто-то шампанское открыл, оборвал другие, поглотил их. Проглотил.
И так раза три или четыре. Многозарядная бутылка. Ага, бутылка… Мозги еще на место не встали.
А затем смешок и довольный голос:
– Надо, Федя, так надо! Кто бы знал, как давно я мечтал это сделать?! Как же ты меня достал своей тупостью!
Попробовал пошевелиться. Нет, руки слишком стянуты, оставались свободными только ноги. Но они пока слабо реагировали на сигналы мозга. Чем это меня таким оглоушили?
Появилась знакомая морда – бородач, которого я видел в сауне, именно он и еще один направлялись до кабинетов в обнимку с девками легкого поведения. Второй, видимо, добегался.
– О-о, как хорошо! Ты, мужик, просто красавец! И это говорю без всякой хрени! Ни разу не противный. Только подумал, что пора бы тебе уже в себя прийти. Смотрю, и ты зенками хлопаешь. Красава! – продемонстрировал тот оттопыренный большой палец в штурмовой перчатке, а затем с руганью и матами схватил меня за шкирку. – Только тяжелый, падла!
Протащил по комнате, угол обзора сразу увеличился. Посадил на обычный советский деревянный стул, заведя скованные руки за спинку. Примотал скотчем ноги к ножкам. Самое поганое, что я только минуты через три обрел полный контроль над телом, но уже не дернешься. До этого был как деревянный. Бородач же посмотрел эдак довольно, словно любуясь.
– Погоди немного, потом и к спинке примотаю. Да ладно, ты не дергайся. Не скажу, что больно не будет. Больно будет, и будет охрененно больно! Видишь, как бывает. Ну, хоть помычи что-нибудь? Последняя просьба там или еще какое пожелание?
Вот ведь тварюга, еще и глумилась.
Тот взял с кровати в руки мой же «ПБ», или не мой, но «ПБ». Сука.
Затем медленно убрал пистолет в кобуру на бедре. Покопавшись в карманах, достал небольшой цифровой фотоаппарат и принялся выбирать место, куда его пристроить, я же лихорадочно просчитывал свои варианты. И все они не внушали оптимизма от слова «совсем». Бородач же тихонько насвистывал какую-то незнакомую мелодию, выбирая лучший ракурс.