Как только первый залп гравибомб миновал «Копейщика» и «Палео», включились гравитационные генераторы «Минутки». Разумеется, воздействие двух мощных источников гравитации сбило все бомбы с курса на несколько градусов, а в это самое время следующий заградитель также включил свой собственный тщательно настроенный гравигенератор, сходным образом изменив траекторию бомб так, чтобы они промахнулись не только по флотилии ОГБР, но и по планете в целом. Два последних заградителя, напротив, были расположены с противоположной стороны от пути гравибомб; задачей первого было направить бомбы обратно, но не на саму планету, а по касательной линии к параболе, которую они должны были вычертить вокруг планеты, чтобы четвертый заградитель смог вывести их на строгую траекторию, просчитанную мощным главным процессором – мозгом «Памяти Алдераана».
Во время обучения в Патрелла твердо вдолбили, что гравигенераторы кораблей-заградителей ни при каких обстоятельствах нельзя включать в непосредственной близости от естественного гравитационного поля – например, планеты, – потому что генераторы создают чересчур мощное поле сами по себе. Для Миндора это аукнулось тем, что у него как будто внезапно возникли четыре среднего размера луны, повисшие на орбите почти у самой поверхности.
Первые землетрясения начались спустя всего несколько секунд после того, как «Минутка» запустила генераторы: целые куски планетной коры один за другим поднимались и опускались, изгибались и растягивались. Масштаб бедствия усугублялся близким проходом гравибомб, которые, облетев планету, понеслись, как из пращи, в обратном направлении – маневр, который генерал Калриссиан емко описал бы как: «Откушайте сами, мерзавцы! Поглядим, как вам это понравится».
Приблизительно через восемь с половиной минут первые гравибомбы со скорректированной траекторией должны были достичь летающего вулкана и начать рвать его на части.
Увы, перемещение гравипушки и физическая природа гравитационных волн означали, что в расчетах может быть небольшая погрешность.
Эта погрешность привела к тому, что второй в кривом строю заградителей, «Хватай», вместо того чтобы отвести одну из гравибомб дальше от Миндора и ОГБР, направил ее прямиком на собственный корпус – туда, где находился гравигенератор левого борта. Капитану «Хватая» хватило времени только на то, чтобы быстро оценить показания приборов и сказать: «Ой-ей…»
Точечная масса гравитационной бомбы пронзила «Хватая» насквозь безо всякого сопротивления, но ее проход вызвал то же самое явление, что и гравитационная гильотина, высвободившая вулкан из коры планеты, – немедленный выброс очень жесткой радиации. Его мощности хватило бы, чтобы создать в корпусе дыру таких размеров, что пилот средней руки вполне мог бы влететь в нее на Х-истребителе и вылететь на противоположной стороне. Ударная волна разорвала корабль надвое и отбросила обломки друг от друга.
Не успела еще угаснуть радиационная вспышка после гибели «Хватая», как капитан Патрелл вызвал начальство.
– Генерал Калриссиан, – сказал он хладнокровно. – У нас проблема.
– Вижу. – Лэндо наблюдал, как прямые, как лазер, полоски голубовато-белой радиации отмечают вхождение первых гравитационных снарядов в атмосферу Миндора. Далекий горизонт вспыхнул, точно там взорвалась термоядерная бомба. – Я отвожу остальную часть оперативной группы на орбиту, так больше шансов выжить. Только вот…
Только вот ультрапродвинутые датчики «Памяти Алдераана» уже зарегистрировали гравитационную аномалию, которая распространялась по планетной коре от огромного кратера, оставленного взлетевшим вулканом, и корабельный мозг уже рассчитал, что примерно через два часа планета перестанет быть планетой. На ее месте появится расширяющаяся сфера из только что образованных астероидов, и каждый удар гравибомбы будет только приближать миг этого преобразования.
А когда планета распадется, то тень, прикрывавшая республиканские корабли от усиливающихся вспышек на Таспане, попросту исчезнет.
Оперативная группа покидала атмосферу, и Лэндо не мог оторвать взгляда от вспыхивающих полосок. Это казалось невероятным – ведь Люк был где-то там, внизу… И Хан, и Лея. А Лэндо только что помог взорвать планету.
Его утешало только то, что ему недолго осталось об этом сожалеть. Никто из них не выживет. Впрочем, генерал обернулся к парящему вулкану, навстречу которому уже несся строй из десятка гравибомб, выпущенных как из пращи, и губы сами собой растянулись в усмешке.
– Но и сам ты не выживешь, чтобы позлорадствовать…
Он выпалил еще несколько приказаний, и уцелевшие корабли оперативной группы выстроились для полномасштабной атаки. «Память Алдераана» поднялась на орбиту, а с двух сторон ее сопровождали еще четыре крейсера. Две сотни истребителей рассредоточились по флангам и обрушились на парящий вулкан с боковых векторов, чтобы не попасть под дружественный огонь крупнокалиберных орудий. Генераторы трех уцелевших заградителей продолжали работать на полную мощность, стараясь не подпустить гравибомбы к крупным кораблям.
– Нельзя позволить им догадаться, что их ждет удар собственных бомб, – распорядился Калриссиан и повернулся к старпому: – Огонь.
Оперативная группа в едином порыве обрушила возмездие на парящий вулкан. Он не имел ни щитов, ни брони; целые куски вулкана сгорали, превращаясь в облака высокозаряженной плазмы и создавая обширную сияющую завесу, которая поглощала турболазерные выстрелы и вынуждала раньше времени взрываться протонные торпеды. Но Лэндо решил, что это не так уж важно; все равно решающую роль должны сыграть те восемь-десять гравибомб, что летели навстречу источнику, из которого они были запущены.
Так что, прежде чем планета распадется и вспышки на солнце уничтожат ОГБР, Калриссиан насладится зрелищем того, как собственное гравитационное оружие стирает вулкан в порошок. Он не ждал, что испытает глубокое удовлетворение, но больше ни на что надеяться не приходилось. Никому из них.
«Дрянное местечко. Не годится для того, чтобы погибнуть, – подумал он. – Дрянное место для Республики. Потерять в таком месте Люка, Хана, Лею и Чуи! И Проныр! И меня… По крайней мере, плохих парней мы прихватим с собой».
Он с некоторым трепетом перебрал в уме все истории, которые закончатся здесь, в этом глухом закутке Галактики, в шести гиперпространственных прыжках от Хайдианского пути… Он кратко прикинул, как изложат эту историю продюсеры голотриллеров. У него появилось чувство, что они попытаются превратить ее в момент величия и славы, и это будет последний решительный бой последнего джедая с вкраплением романтических сцен обреченной на смерть пары влюбленных и со щепоткой героических поступков азартного игрока, который исправился и стал героем… В общем, покажут что угодно, только не то, что было на самом деле.
«Нас только что победили, – подумал он. – Нас обхитрили. Завлекли в ловушку. А мы очертя голову бросились напролом, потому что мнили себя непобедимыми. Мы думали, что хорошие парни всегда выигрывают…»
Из них всех только Люк не страдал от этого заблуждения. Впрочем, так было не всегда. Хан рассказывал, что его друг переменился после Беспина. Каким-то образом Люк понял – чего никак не могли постичь ни Лэндо, ни Хан, ни Лея, ни Чубакка, – до чего же темное и страшное место на самом деле эта Вселенная.
Лэндо догадывался, что именно тогда Люк обрел смирение. Доброту. Тихую веру в то, что люди могут измениться к лучшему. Должно быть, именно поэтому он редко улыбался и почти никогда не шутил. Потому что по-настоящему только доброта у него и осталась. Именно она была его спасательным тросом, за который он держался, вися над бездной.
«А мы все держались за него, – подумал Калриссиан. – Мы все надеялись на него. Покуда Люк Скайуокер жив, мы всегда рассчитывали на то, что в конечном счете все устроится».
Вот что сегодня теряла Республика – надежду.
Судя по тому, что происходило на поверхности, Люку уже давно пришел конец. И если каким-то чудом он до сих пор был жив, что он может сейчас предпринять? И стоило ли возлагать на одного человека надежды целой Галактики?
Пусть вопрос был риторическим и задан только мысленно, Лэндо все равно получил на него ответ. Офицер связи хрипло, вполголоса доложил:
– Генерал Калриссиан, я получаю сигнал… От корабля, идущего на перехват нашего курса… Генерал, опознавательный код подтвердился – это «Сокол Тысячелетия»!
Лэндо почувствовал, что Вселенная сдвинулась на пару градусов в правильную сторону.
– Что?
«Неужели это возможно?»
– Они передают сообщение, сэр. Во всех диапазонах.
– Выведи на динамики.
– …Скайуокер. Всем республиканским кораблям – выйти из боя и отступить. Всем имперским войскам: командир летного подразделения КЛП-1000 настоящим произведен в чин маршала авиации. Маршалу авиации КЛП-1000: теперь вы командуете всеми имперскими силами в Таспанской системе. Отдайте приказ отключить все помехи в подпространстве, обесточить все гравитационные станции и безоговорочно капитулировать как можно быстрее. Как только капитуляция состоится, начинайте эвакуацию гражданского населения.
Повторяю: говорит Люк Скайуокер. Всем республиканским кораблям…
– Вырубай.
И долгое-долгое мгновение, как ему показалось, Лэндо стоял и только пристально вглядывался в окружающий космос. Не ослышался ли он? Люк действительно думает, что можно вот так взять и приказать штурмовикам сдаться?
Просто животики надорвешь… Нет, это определенно попахивало безумием.
– Сэр… – обратился к нему адъютант. – СИДы отступают.
– Что?
Связист обернулся и бросил через плечо:
– «Минутка» докладывает, что гравипушка прекратила огонь. – Он моргнул. – Подпространственная связь заработала.
– Что?
Штурман просто покачал головой.
– Гравитационные тени сходят на нет – гравистанции выключаются, сэр! Окно для гиперпрыжка должно открыться через двенадцать минут.
И Лэндо, к своему смущению, обнаружил, что его ноги уже шагают вперед и уносят на себе остальные части тела, руки жестикулируют, а рот отдает распоряжения о координатах прыжка и точках встречи, а также о приоритетных задачах поисково-спасательных операций. При этом в голове у него продолжало звучать одно-единственное слово: «Что?»