Прямо в прихожей стянул с нее свитер. Взял ее груди в свои ладони, словно она была куклой из самого тонкого фарфора, к которому он когда-либо прикасался.
Ее трясло. В конце концов, она стояла перед ним полностью обнаженной. Он поцеловал ее. Сначала в губы, потом в шею, а потом ниже. Взял на руки и понес в постель.
Она совершенно расслабилась, как будто он раскрыл двери в свой мир и впустил ее туда. Словно ему всего было мало.
Потом они сели в один из эркеров, завернувшись в пуховое одеяло.
В открытое окно задувал прохладный ветерок. Они пили вино из одной бутылки и курили одну сигарету на двоих.
И тогда Эллен рассказала ему историю, которую знали только считаные люди, но ей показалось правильным рассказать это здесь и сейчас.
Джимми слушал ее без осуждения и не пытался сделать вид, что понимает ее чувства и ощущения. Скорее он хотел стать ей ближе, помочь избавиться от зла, от той вины и отчаяния, которые крепко держали ее в своих лапах.
Она плакала, а он вытирал ей слезы. Потом она уснула в его объятиях.
На следующее утро он исчез.
Она лихорадочно звонила ему целую неделю, но он не отвечал. Через какое-то время ей надоело унижаться, и она перестала звонить. Эллен делала все возможное, чтобы не оказываться с ним в одних и тех же местах, и ей удавалось избегать с ним случайных встреч.
Теперь она вышла из машины, громко хлопнув дверью.
– В чем дело? Ты что, перекрываешь мне все пути?
Может быть, он хочет продолжить с того места, на котором вчера остановился? Она вдруг испугалась, что он начнет просить прощение за то, что ранил ее, но он не считает это правильным и дальше понесет обычную чушь. Прошло больше года. Она пошла дальше и больше не хочет к этому возвращаться.
Никогда.
– Ты куда? – спросил он с серьезным видом.
– На задание, – ответила она тоном упрямого подростка и завязала волосы в узел на макушке.
– Без Андреаса?
Она кивнула. Многих пугал оператор с большой камерой, и иногда было легче все разузнать самой, а потом уже вызвать по телефону Андреаса. Она должна что-то предпринять, раз не может никому дозвониться.
– Смотрю, ты забрала машину.
Эллен опять кивнула.
– Может быть, тебе пойти на автомобильные курсы, чтобы подучиться парковаться? – Он усмехнулся.
Эллен посмотрела на бетонный пол и увидела, что поставила машину между двумя парковочными местами.
– У тебя что-то важное? – У нее не было никакого желания стоять тут и болтать с ним.
– Да.
«Это неправда», – подумала она, прислонясь к машине, чтобы хоть как-то защитить себя от того унижения, которое сейчас на нее обрушится. – Мне неинтересно говорить.
– Я хочу, чтобы мы заявили в полицию, – оборвал ее Джимми.
– В полицию?
– Да, по поводу того, о чем мы говорили на причале. Не понимаю, почему ты не воспринимаешь угрозы всерьез. Обстановка в Сети накаляется, и ты должна перестать игнорировать происходящее. Во всяком случае, как твой начальник, я не могу этого допустить. Я хочу, чтобы мы сели и проанализировали эти угрозы, а потом обобщили бы все и заявили в полицию. – Джимми достал свой телефон. – Посмотри сюда. Я понял, что тебе все равно, но я это так не оставлю. Ты ведь не читаешь то, что о тебе пишут? И еще: я не хочу, чтобы ты одна возвращалась вечером домой. Бери такси и отдавай мне все квитанции. Будь то работа или личные дела.
Эллен кивнула. Закусила губу. «Ему пришлось добавить “как твой начальник”», – подумала она.
– Ты действительно ничего не читаешь, что о тебе пишут на форумах и в комментариях? Я собираюсь закрыть рубрику «комментарии». Тебе приходит много электронных писем? Хочешь, я попрошу кого-нибудь фильтровать твою почту, чтобы тебе не читать все?
– Нет, спасибо, не надо. Я уничтожаю мейлы, не читая, и, как уже говорила, научилась абстрагироваться от комментариев в Сети. С учетом твоей реакции так будет лучше всего. – Она улыбнулась.
– Одумайся, Эллен, это угрозы. К тому же омерзительные. Мы должны воспринимать это всерьез. Я хочу, чтобы мы заявили в полицию.
– И как, по-твоему, это нам поможет? Полицию это ничуть не беспокоит, мы с твоим предшественником уже попытались заявлять в полицию, но они сразу же закрыли дело. И я их понимаю, что они могут сделать? Это просто пустые угрозы. Люди вываливают в Сеть массу грязи.
– Это серьезно, Эллен. – Джимми достал свой телефон и нашел один из комментариев на ее официальной странице в «Фейсбуке». – Вот, например, что пишет некий Поль Лундскуг. – Он держал телефон так, чтобы она смогла прочесть.
Я тебя изнасилую, ты, чертова проститутка.
– Это, черт возьми, сумасшествие. – Джимми провел рукой по волосам.
Эллен взяла его телефон и открыла профиль Поля.
– Живет в Стокгольме, похоже, в районе Эншеде. Двадцать три года.
– И они пишут такое от своего собственного имени. Значит, в головах у них дырки. Сквозные. Они что, не понимают, что это преступление?
Эллен набрала номер коммутатора ТВ4.
– Можешь соединить меня с Полем Лундскугом из Эншеде?
– Что ты делаешь? – Джимми попытался отобрать у нее телефон.
– Подожди, – увернулась Эллен.
Через несколько секунд раздались гудки.
Ответил мужчина. Похоже, его разбудили.
– Привет, это Эллен Тамм с ТВ4.
– М-м, о'кей…
– Почему ты пишешь на моей странице в «Фейсбуке», что изнасилуешь меня? Ты ведь знаешь, что это угроза? Я заявила в полицию, к тебе домой едут полицейские. Речь идет о двух годах тюрьмы. Довольно глупо угрожать кому-то в «Фейсбуке», зная, что не можешь делать это анонимно.
– Что? Ты надо мной издеваешься? Кто это?
Теперь он явно проснулся.
– Эллен Тамм. Мы собираемся показать в прайм-тайм программу, где назовем имена и адреса всех тех, кто угрожает мне в Сети. Этот разговор записывается. Я сообщила твоим родителям о времени передачи. Супер. На этом все. Спасибо. – Она положила трубку.
Джимми уставился на нее.
– Мне надо ехать. – Она села в машину. Закрыла дверь и, прежде чем повернуть ключ, сделала несколько глубоких вдохов.
Потом дала задний ход и стала выезжать из гаража. В зеркале заднего обзора она видела Джимми, который продолжал стоять и смотреть ей вслед.
Она включила радио на максимальную громкость. При повороте на улицу Тегельуддсвеген зазвонил телефон. Она приглушила радио и ответила, не посмотрев, кто звонит.
– Привет.
– Это Эллен Тамм с ТВ4?
Мужской голос. Голос показался знакомым, но она не могла понять, кто это.
– А это кто?
– Это Харальд Хёёк, папа Люкке.
Эллен притормозила. Она пыталась связаться с ним, начиная со вчерашней пресс-конференции.
– Мы не могли бы увидеться? – спросил он. – Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.
Эллен. 21.00
Харальд провел ее в комнату, которую назвал салоном. Комната напоминала бутик-отель, и Эллен не могла понять, как в такой обстановке могут жить маленькие дети. Все было продумано до мельчайших деталей. Маленькое серебряное блюдо не случайно стояло рядом с изделием из стекла именно на этом фотоальбоме. Подушки в серой цветовой гамме были идеально расставлены, а вся комната олицетворяла элегантность. Стены украшали картины и фотографии в черных рамках. Над диваном висел портрет пожилого мужчины в массивной раме, а на стене напротив – фотография маленького мальчика в матроске.
– Садись. – Он показал на одно из трех кресел, которые вместе с диваном окружали большой стол со столешницей из латуни.
Эллен подчинилась.
– Мне очень жаль, что вам приходится проходить через все это, – сказала она.
Харальд кивнул и сел на диван. Он был одет в серый кашемировый свитер под горло и джинсы. Несмотря на темные круги под глазами и многодневную щетину, он производил приятное впечатление. У него были густые волосы и хорошая осанка.
Открылась дверь, и вошла женщина.
– Ты уже вернулась? – спросил Харальд удивленно.
Эллен обернулась и увидела высокую стройную женщину с идеально уложенными волосами.
– Это моя жена Хлоя, – представил он.
Хлоя поздоровалась с Эллен и села на диван рядом с мужем. «Настоящий скульптурный декор», – подумала Эллен.
– Я гуляла с нашим сыном, – объяснила Хлоя и положила руку на колено Харальда.
– Эллен работает на ТВ4, – заметил Харальд.
Хлоя кивнула.
– Пожалуйста, принеси нам кофе, – попросил ее Харальд.
Она быстро убрала руку и встала, чтобы взять с круглого придиванного столика серебряный кофейник.
– Спасибо, – сказала Эллен и осмотрелась. Взгляд остановился на фотографиях на боковом столике. Красивые снимки с отдыха перемежались с фото, сделанными в фотоателье. Но Люкке нигде не было.
– Тебе с молоком?
– Нет, спасибо, – ответила Эллен и перевела глаза на большой портрет, висевший на стене над диваном. Пожилой мужчина неотрывно смотрел на нее.
– Это мой папа. Он присматривает за мной, – сказал Харальд, кашлянув.
– Его уже нет в живых? – Эллен сделала глоток горячего кофе.
Харальд повернулся и посмотрел на портрет:
– Нет, он жив. Еще как жив. Я повесил его портрет как напоминание о том, что я всегда должен делать все, что в моих силах. Может быть, звучит глупо, но гостиничную сеть основал мой отец, и мне выпала честь возглавить фирму, когда он вышел на пенсию. Это только называется пенсией, на самом деле он по-прежнему сидит в правлении и принимает все решения.
– У тебя есть братья и сестры? – спросила Эллен.
– Да, старший брат.
– Он тоже работает в вашей фирме?
– Нет, он переехал в Лондон, когда наши родители развелись. У него бар или что-то в этом роде. Мы с ним очень разные. Он никогда не проявлял интереса к семейному бизнесу.
– Так что, твои родители в разводе?
– Да, редко у кого сохраняются семьи в наше время. Я надеялся, что мои дети будут расти в другой атмосфере, но… – Он опять закашлялся и потом продолжил: – А теперь к делу. Сожалею, что со мной было трудно связаться. Я слышал твои сообщения на автоответчике. Ты меня извини…