Эллен было трудно судить, отреагировала ли Мона на ее оговорку. Она надеялась, что Мона ничего не заметила. Глаза няни наполнились слезами, и она медленно кивнула.
– Очень близкие. – Мона осторожно поставила чашку на стол.
– Что, по-твоему, произошло? – Эллен положила ладонь на плечо Моны, и у нее тоже защипало в глазах.
Мона тяжело задышала и повернулась к Эллен.
– Не могу понять, почему теперь все вдруг стали беспокоиться о Люкке, ведь никто не делал этого раньше. Мне так больно об этом думать. – Она отвернулась.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Эллен.
– Люкке нелегко. Вот и все, что я могу сказать.
– Ты считаешь, что причина – развод родителей, или есть что-то еще? – продолжила расспросы Эллен.
Мона ничего не ответила и подлила им кофе.
– Как я уже сказала, я дала подписку о неразглашении. – Она серьезно посмотрела на Эллен. – Но скажу тебе одну вещь, которую ты запомни. – Она подняла указательный палец. – Не все годятся в родители.
Эллен хотела было попросить Мону пояснить свою мысль, но Мона сразу же оборвала ее.
– Это все, что я собиралась сказать.
Эллен решила больше не затрагивать эту тему, по крайней мере пока, и задала другой вопрос:
– Ты видела Люкке в тот день, когда она пропала?
– Да, я пришла туда, как обычно, в семь часов утра. Приготовила ей завтрак, одела ее и проводила в школу. Точно так, как делаю каждый день.
– Тот день чем-то отличался от остальных?
Мона задумалась.
– Не знаю, вроде бы нет. Просто пятницы всегда были тяжелыми днями, независимо от того, где она жила – у мамы или папы. По пятницам часто происходили конфликты, теннис, ну и выходные. А по выходным я не работаю, – уточнила Мона.
Эллен кивнула.
– Да, ты спросила, были ли у нас близкие отношения. Мне не следовало бы говорить это, но не понимаю, какой от этого может быть вред. В ту пятницу, когда пропала Люкке, Харальд и Хлоя, как обычно, поссорились. Да, они страшно много ссорятся и чаще всего из-за Люкке.
– В тот раз было что-то особенное?
– Не хочу об этом говорить. – Мона сделала глоток кофе. – Что ты знаешь о Люкке?
– Немного, и именно поэтому я здесь, – ответила Эллен.
– А зачем тебе эта информация, позволь спросить?
Ее как подменили.
– Я хочу помочь найти ее.
Мона посмотрела на Эллен, но ничего не сказала. Какое-то время они сидели в полной тишине. Только тикали большие настенные часы.
– У тебя есть своя семья? – наконец прервала тишину Эллен.
– Нет, – коротко ответила Мона. – Семьи у меня нет.
Эллен стало ее жалко, точно так же, как ей было жалко всех, у кого нет детей. Не играло никакой роли, по собственному выбору или нет. На самом деле больше всего она жалела себя.
– Не смотри так печально, дорогая моя, – сказала Мона опять приветливым тоном. – Всю мою профессиональную жизнь меня окружали прекрасные дети, и я считаю их своими. – Она выразительно улыбнулась.
– Хочешь шерри? – предложила Мона.
– Нет, спасибо, – ответила Эллен, – я за рулем.
– А я, пожалуй, выпью рюмочку. Совсем маленькую, потом так хорошо спится.
Мона посмотрела на часы, висящие над дверью в кухню.
– А теперь тебе лучше уйти.
Эллен кивнула. Она аккуратно свернула одеяло и положила его на край дивана. Затем наклонилась, чтобы снять носки.
– Оставь их себе, – сказала Мона.
Эллен улыбнулась.
Мона проводила ее в прихожую. Эллен надела еще влажную куртку и втиснула ноги в ботинки.
– У тебя в душе темнота, я вижу, – вдруг сказала Мона. – Знаешь, тебе надо с этим разобраться, иначе будет больно падать, и ты сделаешь то, что не стоит делать.
Эллен не нашлась что сказать, и решила не комментировать слова Моны.
– Если ты что-то вспомнишь или просто захочешь поговорить, позвони мне, – только и сказала она, протянув свою визитку, которую достала из кармана куртки.
Мона посмотрела на визитку, а потом на Эллен:
– Ты думаешь, что время лечит раны?
– Нет, – ответила Эллен.
– Согласна.
Эллен. 21.00
Эллен выехала на улицу Дроттнингсхольмсвеген и поехала дальше по мосту Транебергсбрун в сторону центра. На середине моста зазвонил телефон.
– Привет, это Петтер. Ты меня искала, – прозвучал незнакомый голос. – Я тренер по теннису. Ты мне звонила и оставила сообщение на автоответчике.
– Как хорошо! Спасибо, что перезвонил! Я хотела бы поговорить с тобой. Ты можешь встретиться со мной прямо сейчас?
– Да, пожалуй, смогу. Я в спортивном зале Сальхаллен в Альвике. Работаю там, пока Королевский на ремонте и открытые корты…
– Прекрасно, еду.
Эллен повернула на развязке рядом с парком Роламбсховспаркен и поехала по мосту обратно.
Вскоре она уже ждала Петтера рядом с залом и наблюдала за тем, как отбивают теннисные мячи. Звук действовал на нее успокаивающе.
– Эллен?
Она обернулась и увидела высокого худого мужчину в тренировочном костюме.
– Привет, я Петтер.
– Привет! – Эллен протянула руку, которую мужчина вяло пожал потной ладонью. Эллен показалось, что он лет на десять моложе ее.
– Спасибо, что нашел время встретиться со мной. Как уже говорила, я работаю криминальным репортером на канале ТВ4.
– Понятно, я тебя узнал. – Он ухмыльнулся.
– Вот как? Здорово, – ответила Эллен, не придумав ничего лучше. Она никогда не знала, что сказать, когда ей говорили, что видели ее в телевизоре.
– Мы можем поговорить в каком-нибудь спокойном месте?
– Вообще-то я здесь не работаю, но думаю, мы можем пойти в тренерский кабинет. – Петтер показал пальцем на дверь в конце коридора.
Это был типичный, похожий на школьный, кабинет. В комнате валялись теннисные ракетки, мячи и папки. Спортивные сумки громоздились одна на другой, а на стенах висели медали и дипломы.
– Не понимаю, что это может дать, ведь меня там даже не было. – Он закрыл дверь в контору и повернул ключ в замке.
Он точно запер дверь?
– Знаю, но, может быть, мы все равно сможем что-то обсудить. Где ты был, когда пропала Люкке?
– Дома. Ты что, из полиции? – Он засмеялся. – Да, теннис отменили из-за дождя. На открытых кортах играть было невозможно, а закрытые корты на ремонте.
Эллен кивнула:
– Значит, у тебя был выходной?
– Да, вынужденный выходной, так сказать. Я хочу работать, потому что мне нужны деньги и все такое. Я работал здесь, пока не перешел в Королевский, а теперь тут нужна помощь. Посмотрим, сколько это продлится, все зависит от дождя. – Он убрал одежду со стоявшей у стены табуретки, сел, широко расставив ноги, и прислонился к стене.
– Можно, я тоже сяду? – спросила она суше, чем хотела. Она явно имела дело не с джентльменом.
– Конечно, – сказал он, не пошевельнув и пальцем.
В комнате был еще только один стул, стоявший за заваленным письменным столом. Она показала на него вопросительно.
– Садись, где хочешь.
Она обошла письменный стол. Коричневая обивка стула была порвана, и в нескольких местах вылезла прокладка. Эллен сняла куртку и села на нее.
– Это твоя основная работа? – спросила Эллен, сразу же поняв, что задала нехороший вопрос.
– Да, а что-то не так?
– Да нет. Я просто подумала, что, может быть, у тебя есть другая работа. Как здорово весь день играть в теннис.
– Когда тренируешь других, сам играешь мало. – Он отбросил с лица длинные волосы мышиного цвета.
– Как ты сообщаешь об отмене тренировки? Обзваниваешь всех родителей?
– Ты что, с ума сошла! Разговаривать со всеми родителями запаришься, я посылаю электронные письма.
– А что, если кто-то не прочтет такое письмо?
– Не мои проблемы. Надо следить за своей почтой, да и за погодой. Было совершенно ясно, что невозможно играть на улице под дождем.
– А можно взглянуть на это письмо?
– Да, пожалуйста. – Он встал, открыл ноутбук, стоявший перед ней на письменном столе, и наклонился вперед, опираясь на локоть. Он подошел к Эллен почти вплотную, и ей пришлось отодвинуться.
– Не смотри пока, я только введу пароль.
– Да, конечно, – ответила Эллен, видя краем глаза, что он закрывает массу окон. «Фейсбук» и еще какой-то форум, который она не успела рассмотреть. Потом он открыл электронную почту и стал искать во входящих мейлах.
– Вот это сообщение, – сказал он, потянувшись.
Эллен прочитала письмо. Написано коротко и ясно. Теннис отменяется из-за погоды. Отправлено утром в четверть девятого.
Она просмотрела список получателей.
– Здесь одни женщины. Наверное, мамы. Ты никогда не посылаешь папам?
– Что? Ну, не знаю, я посылаю тем, кто дал мне свой адрес.
Эллен кивнула и увидела имя Хелены и ее электронный адрес.
– Спасибо, – сказала она.
– Что еще? – Петтер поднял с пола теннисный мячик и только потом сел обратно на табуретку.
– Ты можешь что-нибудь рассказать о Люкке?
– Что мне рассказывать? – Он подбросил мячик и поймал его другой рукой. – Теннис ей по барабану.
– Прости?
– Она очень плохо играла. – Он усмехнулся. – Так, понятно, нельзя говорить, но ты же спросила. Или, по крайней мере, плохо по сравнению с другими детьми в группе.
– Надеюсь, ей ты этого не говорил. – Эллен попыталась скрыть раздражение.
Эльза была способнее ее. Она первая научилась читать и считать. Заговорила на несколько месяцев раньше Эллен. Первая начала ходить, часто слышала Эллен.
«Да, у всех все по-разному. Говорят, одни дети быстрее развиваются физически, а другие – интеллектуально. Но про моих близняшек так не скажешь, одна из них, Эльза, была во всем первая».
Эллен не считала, сколько раз она слышала эти слова от своей мамы. Стоило маме завидеть малышей, как она начинала вспоминать, как было у ее близнецов и какой способной во всем была Эльза.
Их, однояйцевых близнецов, постоянно сравнивали. Словно у них на лбу было написано «сравни нас». Этому не было конца. Так продолжалось и после того, как Эльза про