— Не начинай, — прервал его пассажир и резко захлопнул козырек. — Мы все это уже сто раз обсуждали.
— Но ты не хочешь меня слушать! — Водитель в отчаянии стукнул рукой по рулю.
— Осторожно с моим «мерседесом»! — Пассажир улыбнулся и взглянул на насупившегося соседа: — Заработаешь на свой и будешь меня учить.
— Ты пойми, — не унимался мужчина за рулем, — она все провалит. Послушай меня хоть раз в жизни, нужно взять учительницу музыки. Зоя как её там…
Пассажир весело рассмеялся:
— Это из-за её четвертого размера груди?
— Вот именно, — серьезно подтвердил водитель. — Она знойная женщина.
— И истеричка, — закончил за него собеседник. — Замужняя истеричка.
— А что в этом плохого?
— Ничего. — Второй мужчина, похоже, начал терять интерес к разговору. Просто все может пойти самым непредсказуемым образом. Ты ещё неопытный в таких делах. Здесь все зависит от людей. А у этой англичанки есть потенциал.
Водитель обиженно замолчал.
— И потом, — добавил пассажир, сладко потянувшись в удобном кожаном кресле, — учительница музыки спит с директором и ещё с парой папаш из своего класса.
— Разве это не плюс? — пожал плечами водитель.
— В нашем деле, друг, — второй снисходительно похлопал его по плечу, — это огромный минус.
Серафима Михайловна, поеживаясь, вылезла из автобуса и поспешила укрыться от утреннего пронизывающего холода за дверями гимназии.
Гимназия № 1 находилась за городом, добраться туда городским транспортом почти не представлялось возможным. Если Серафима Михайловна задерживалась на работе, что случалось крайне редко, и не успевала к 18:00 на рейс обратно в город, ей приходилось идти до ближайшей станции электрички, а это около двадцати минут пешей прогулки вдоль неосвещенного участка шоссе.
В темный зимний вечер такая дорога была особенно неприятной.
Серафима Михайловна не возражала вставать пораньше и садиться в веселый оранжевый автобус, ожидающий её перед домом в 7:30. Водитель, разговорчивый татарин Дамир, симпатизировал молодой учительнице. Он жил неподалеку и поэтому баловал Серафиму Михайловну, забирая её у самого подъезда, тогда как остальные озябшие пассажиры подсаживались возле конечной станции метро.
В учительской стояла тишина. Её автобус всегда приезжал раньше, чем на работе появлялись другие преподаватели. Серафима Михайловна включила свет и оглядела привычную обстановку. В гимназии умели обеспечить педагогам достойные условия. Учительская состояла из двух просторных светлых помещений с большими французскими окнами, выходившими на школьный двор.
В первом помещении, куда Серафима Михайловна попала из общего коридора, симметрично вдоль стен располагались одинаковые прямоугольные столы из светлого дуба. На них стояли компьютеры с плоскими мониторами, были красиво разложены канцелярские принадлежности и другие необходимые атрибуты учительского труда.
Преподаватели имели возможность пользоваться интернетом, сидя за широкими столами, они могли проверять домашние задания или просто смотреть в большие окна, наблюдая за играми детей во дворе.
На книжных стеллажах расположились многочисленные справочники и словари. «Филиал библиотеки» — так называли учителя этот ресурс между собой.
Справа от входной двери висела доска объявлений с несколькими устаревшими приказами и разноцветным меню школьной столовой. Учителя давно привыкли узнавать все новости от директора через регулярную интернет-рассылку. Слева от двери красовалось расписание уроков, праздников и дежурств по гимназии.
По правде говоря, если педагог действительно планировал проверить тетради, то скорее оставался в собственном классе или брал их домой. Именно поэтому соседняя комната пользовалась среди учителей гораздо большей популярностью, чем общий рабочий кабинет.
В учительскую приходили, чтобы расслабиться, попить чай, поболтать, а это происходило во втором, дальнем помещении. Два мягких дивана, три глубоких терракотовых кресла с высокими спинками. В маленькой угловой кухне имелись кофеварка, чайник и внушительный запас орешков и сладостей. Здесь отмечали дни рождения, делились наболевшим, отдыхали и решали насущные проблемы.
Большая просторная комната, около тридцати квадратных метров, была застелена мягким ковровым покрытием, и многие учителя предпочитали снимать туфли, перемещаясь по полу босиком.
Здесь царил образцовый порядок, так же как и в других помещениях гимназии (неукоснительно выполняемое требование директора Пафосного). Личные вещи убирались в большой вместительный шкаф, посуда и закуски — в ящики кухонного гарнитура, а одежда и обувь аккуратно развешивалась и расставлялась в гардеробе.
Серафима Михайловна сняла калоши вместе с сапогами и привычным движением достала сменную обувь, туфли на низком широком каблуке, из нижнего ящика платяного шкафа. Её жесты за полгода работы успели стать автоматическими, и она не задумываясь переходила из одного угла учительской в другой, совершая заведенный ритуал.
Ещё раз глубоко вздохнув, Серафима Михайловна включила кофеварку, затем достала свою кружку и, поставив её рядом на столешницу, замерла, ожидая, когда загорится зеленая кнопка, извещающая о готовности напитка.
Вскоре начнут собираться учителя, послышится смех, разговоры, а пока Серафима Михайловна в гордом одиночестве выпьет кофе и подумает о своей жизни.
Так получилось, что остальные утренние пассажиры из привозившего её школьного автобуса не являлись педагогами: двое работали в секретариате, Валерий был помощником повара в столовой, а Галина отвечала за гардероб младших учеников.
Все они после прибытия в гимназию расходились по рабочим местам, поэтому учительская оставалась пустой примерно двадцать минут в полном распоряжении Серафимы Михайловны.
Она с удовольствием пошмыгала носом, вдыхая аромат свежесваренного кофе, и удобно прилегла на диване с дымящейся чашкой в руке. Из-за своего чрезмерно (по её мнению) высокого роста (1 метр 78 сантиметров) Серафима Михайловна лишь в редкие минуты уединения могла позволить себе комфортно вытянуть длинные конечности.
Она не любила, когда коллеги-преподаватели отпускали шуточки по поводу её роста или её ног. Все эти комментарии и сравнения с моделями не вызывали в ней ничего, кроме глухого раздражения. Серафима Михайловна давно не питала иллюзий насчет своей внешности.
Она казалась себе похожей на лошадь, при этом лошадь тощую, сутулую и дико нескоординированную. У нее были не только длинные ноги, но и длинные руки, которые, как плети (по её мнению), неприкаянно болтались вдоль туловища, ключицы остро выпирали из-под любой одежды, а рот…
Больше всего Серафима Михайловна ненавидела свой рот. Если бы у нее были пухлые губки бантиком, о которых она не переставала мечтать всю жизнь, она бы стала самым счастливым человеком на свете и смирилась бы с сорок первым размером ноги.
Но бог наградил её длинными, такими же, как её руки и ноги, губами, вытянувшимися в толстую горизонтальную полоску на нижней части лица. Господи, как тяжело жить, имея большой рот. Мужчины молчали, но Серафима Михайловна все равно угадывала насмешку в глубине их глаз. Ей все время казалось, что люди оборачиваются и смеются, глядя ей вслед. Нескладная, как каланча, и ещё этот рот…
Хорошо, что появился Аркаша. Пусть он немного занудный и, как все физики, повернутый на своей науке, Серафима была благодарна ему за то, что он избегал смотреть на её ноги и рот даже в те моменты, когда они оставались наедине. Так ей было легче побороть собственные комплексы.
Серафима Михайловна полагала, что с такой непривлекательной внешностью ей суждено состариться в своем классе на глазах у многочисленных учеников, годами сменяющих друг друга, и умереть.
В то утро эта мысль в который раз больно пронзила её в самое сердце. Серафима Михайловна почувствовала, как слезы вновь наворачиваются на глаза. Нет, плакать сейчас нельзя — начнутся расспросы, пересуды… Необходимо было взять себя в руки.
Она сделала большой глоток и постаралась подумать о чем-нибудь приятном, чтобы отвлечься. «У меня красивые голубые глаза», сказала она себе и в доказательство поднялась с дивана и посмотрела в зеркало на обратной стороне дверцы шкафа.
Повертев головой в разные стороны, Серафима Михайловна водрузила на переносицу ненастоящие очки. Нос тоже какой-то большой… В очках её собственное лицо казалось ей более приемлемым. Большие глаза, большой нос, большой рот — Сима резко захлопнула створку шкафа и вернулась на диван.
Все, хватит, эти бесконечные размышления на тему собственной внешности ни к чему хорошему не приводят. Хоть с волосами повезло: светлые, длинные, густые, не требующие особого ухода, они мягкими волнами струились по её плечам. В гимназии Серафима Михайловна предпочитала носить гладкую прическу, собирая волосы в тугой хвост или пучок. Когда Аркадий приходил к ней в гости, она распускала их и сразу становилась похожа на своих учениц.
Без очков, с такой прической лицо Серафимы Михайловны казалось молодым и очень наивным, с застывшим выражением удивления в огромных голубых глазах.
«Нужно поесть», — вспомнила Серафима Михайловна. Она все время безуспешно пыталась набрать вес и обрести аппетитные формы.
— Доброе утро, — в учительскую заглянула Зоя Марковна. — Симочка, ку-ку.
Подругами их можно было назвать с натяжкой, но в гимназии они были на «ты», и Серафиме Михайловне нравились доброжелательность и жизнелюбие коллеги. Зоя Марковна преподавала сольфеджио и историю музыки. У нее был четвертый размер груди, она носила обтягивающие платья под горло с длинной ниткой толстого искусственного жемчуга и туфли на шпильках. Короткие рыжие волосы Зоя Марковна накручивала на мелкие бигуди, она была невысокого роста, пользовалась ярко-алой помадой и все время хохотала. В душе Серафима Михайловна восхищалась ею, мечтая стать такой же раскованной.
— Приветики. — Зоя послала подруге воздушный поцелуй и устремилась к кухне.