Мишель знал, что она влюбится в него. Так чаще всего и происходило. Это было слишком банально своей предсказуемостью, но он прекрасно понимал, что дело не в нем. Просто в таких обстоятельствах это закономерно.
Красивый мужчина (а в этом к своим тридцати трем годам он уже не сомневался), тайна, роскошные интерьеры, деньги, которые он, не считая (по их мнению), щедро выдает на драгоценности и наряды. Внимание, которое они получают от него, забота. Разве не этого ждет почти каждая девушка?
А он? Что он? Сима раздражала его своим неуемным любопытством относительно его личности.
Разве недостаточно ей его вздохов и поездок в Париж. Разве недостаточно того, что её серая, скучная жизнь наполнилась событиями.
Все-таки хорошо, что они не переспали. Хотя, признаться, он был готов…
Мишель улыбнулся и поставил пустую рюмку на стойку.
— Месье. — Портье бесшумно вырос у него за спиной и торжественно открыл хьюмидор. — Мы нашли вам сигару.
— Спасибо. — Мишель растерянно заглянул внутрь деревянной коробки. Он был не в состоянии отличить Cohíba Esplendidos от множества других, схожих сигар.
Бармен, ловко вытащив нужную, протянул её гостю.
Мишель улыбнулся.
— Разбираетесь? — спросил он, после того как портье удалился.
— Да, месье. — Бармен почтительно наклонил голову.
Мишель молча протянул ему сигару через стойку.
Спустя час Сима перестала плакать и залезла в кровать. Она несколько раз прерывала рыдания, напряженно вслушиваясь в звуки шагов в коридоре. Она ждала, что он вернется.
«Дура! Дура! Дура! Больше он ни за что не захочет приблизиться к тебе». Теперь все кончено. Сима снова в отчаянии заплакала и зарылась головой в подушку, чтобы хоть как-то побороть гнев на саму себя.
Ну какая ей разница, как его зовут? Черт, конечно, важно, но в этих обстоятельствах… Он обманывал её, совершенно точно врал. Серафима Михайловна вспомнила, что всё-таки работает преподавателем у маленьких детей и что-что, а фантазию от реальности отличить умеет. Уж сколько историй на тему «Мой папа инопланетянин, а мой — пират» она успела выслушать за полгода.
— Он снова не стал с тобой спать? — Брат удивленно присвистнул на том конце провода.
— Женя! — Сима в отчаянии зажмурилась. — Тебе обязательно говорить так?!
— Как?
Сима настороженно поинтересовалась:
— Ты где?
Собираюсь на вечеринку «Плейбоя» и, поверь мне, отказывать никому не стану.
— Женя! — Сима взвизгнула. — Ты не при родителях это говоришь?
— Да нет, — брат засмеялся. — Они у тетки. Видно, тебя это серьезно задело, если ты решила позвонить мне.
Сима помолчала.
— Что тебе привезти? — неожиданно спросила она. — Я завтра иду по магазинам.
Не знаю.
Женя переложил трубку к другому уху, и Сима отчетливо расслышала шум оживленного проспекта. Ей захотелось домой.
— Ладно, сама решу, — сказала она. — Ну, не волнуйся, как только доберусь завтра до дома, сразу тебе позвоню.
— Я заеду к тебе в любом случае, — твердо сказал Женя. — Еще раз все обсудим.
— Хорошо, — Сима вздохнула. — Жди подарков к Новому году. Пока.
— Сестра, — театрально произнес Женя, — этот человек не достоин даже твоего мизинца.
Сима грустно улыбнулась и повесила трубку.
— Доброе утро.
— Доброе утро.
Они чинно сели друг против друга за маленьким круглым столом. Ресторан был ещё пуст: слишком рано для вальяжных постояльцев «Плазы». Вероятно, им обоим не спалось, если они, не сговариваясь, встретились на завтраке в 8:30.
Открывая йогурт, Мишель как бы вскользь заметил, что погода немного улучшилась.
— Давайте сходим в Орсе. — Мишель осекся, с ужасом отметив, что снова перешел на «вы». Он откашлялся и нейтрально продолжил: — А потом заскочим в Лувр.
— Это часть плана? — спокойно поинтересовалась Сима.
— Нет-нет, — поспешил заверить Мишель.
— Тогда я лучше пройдусь одна. Если вы не возражаете. — Сима автоматически тоже перешла на «вы».
— Конечно, — смиренно согласился он.
Возникла неловкая пауза, и, чтобы прервать затянувшееся молчание, Мишель зачем-то громко сообщил:
— Схожу к сырной тарелке. — Поднялся и уныло проследовал к шведскому столу.
Сима равнодушно кивнула ему вслед.
Проснувшись утром и, что называется, протрезвев, она возненавидела не только себя, но и весь Евросоюз, включая Париж и его окрестности. Воспоминания, ожившие в её голове, казались пошлыми и вызывали сильную тошноту. Их поцелуй растерял весь флер загадочности и романтичности, превратившись в какой-то студенческий петтинг, обильно сдобренный алкоголем. Сима не пила даже в институтские годы, поэтому совершенно не понимала, как смогла докатиться до вчерашнего хулиганства.
Ей хотелось домой. Ей хотелось побыть в одиночестве. Её мучил стыд, и общество Мишеля тяготило её, напоминая о вчерашнем падении.
Он незаметно наблюдал за ней из-за высокой корзины с фруктами. Несчастная, растерянная — Мишель, к сожалению, не мог представить весь масштаб Симиного горя. Он никогда не умел так строго судить собственную персону. Он старался прощать себе промахи и с оптимизмом смотреть в будущее.
«Глупышка! Ну, что же она так расстроилась? Неужели из-за того, что я ушел?»
«Хорошо, что он вовремя ушел», — думала Сима, чертя круги вилкой по скатерти, ей было страшно представить, что могло бы быть, если бы Мишель остался.
Попрощавшись в холле отеля, они договорились встретиться в 14:00 и рассчитаться за номер по Симиной карте. Она тепло оделась, не забыв про перчатки. На сей раз Серафима Михайловна планировала погулять, а не зябнуть, как суслик
Мишель посмотрел вслед высокой удаляющейся фигуре в темно-сером пальто и покачал головой. Они решили пойти по магазинам после обеда. Ему стало грустно, когда он вспомнил, как затравленно посмотрела на него Сима при слове «Картье».
Тем временем Серафима дошла до угла и раскрыла карту Парижа. Монтень и Фабург оживут не раньше чем через час, а пока есть время, можно съездить в Маре, решила она, вспоминая восторженные отзывы Ольги.
Это был один из самых любимых районов её подруги. Издавна Маре считался еврейским кварталом, но теперь за ним прочно закрепилась репутация самого «голубого» в Париже.
Без приключений Серафима Михайловна добралась до улицы Фран-Буржуа и полюбовалась остатками старинной башни, уцелевшей части крепостной стены, которой обнес свой город Филипп II Август в 1200 году, собираясь в крестовый поход. Затем она, как советовал её путеводитель, осмотрела великолепный особняк Субиз, который занимает Национальный архив Франции, и двинулась дальше.
По Фран-Буржуа Сима вышла к завораживающе красивой площади Вогезов. Рядом темнокожие уличные торговцы заманчиво раскладывали бутерброды и мороженое на своих переносных тележках. Сима, согревшись от быстрой ходьбы, всё же не решилась на манящий сладкий шарик, вместо этого, заказав кофе, она, сжимая в руках теплый пластиковый стаканчик, обошла памятник Людовику XIII и приземлилась на скамейке скверика, разбитого в центре площади. Только сейчас она смогла рассмотреть забавную конструкцию — конское брюхо подперто странным пеньком, на котором восседает Людовик.
Воспользовавшись советом путеводителя «Афиша», Сима подождала десяти часов и двинулась по диагонали площади в сторону незаметной деревянной двери.
«Париж — потаенный город», — говорилось в её книге, поэтому Серафима не удивилась, когда ровно в десять неприметная дверь распахнулась, а за ней оказался сад особняка Сюлли. Волшебство.
Какой красивый сад! Сима застыла посередине сказочного сада. Она всегда мечтала о собственном доме с маленьким садиком, полным цветов. «Наш сад», — еле слышно произнесла она.
Музей располагался в модернистской вилле известного бразильского коллекционера, рядом с домом был разбит красивый ухоженный сад. Рей застыл, с восторгом рассматривая зеленый ковер мягкой пушистой травы, усеянный розовыми кустами.
— Как красиво! — сказал он, любуясь цветами. Педро и Жераль, переглянувшись, загоготали. Рей, не взглянув на них, двинулся в сторону музея. На входе собралась небольшая очередь, до закрытия оставалось всего полчаса. От нечего делать он взял в руки бесплатную газету для любителей искусства.
Номер был посвящен самым крупным владельцам частных коллекций по всему миру. Первая статья повествовала о Раймундо Отгони де Кастро Майя — так звучало полное имя умершего коллекционера, которому раньше принадлежал особняк музея «Шакара ду Сеу».
В переводе это название означало «Домик неба». Рей с интересом погрузился в статью. Это отвлекло его от тяжелых мыслей.
Время бежало незаметно, после Маре последовала Бастилия, потом центр Помпиду, потом обед и снова метро. В 13:2 °Cима, уставшая, но счастливая, добралась до «Плазы», нагруженная пакетами с бесчисленным количеством подарков и сувениров, включая две небольшие репродукции Пикассо.
Наспех покидав вещи в чемодан и аккуратно упаковав новые подарки, неиспользованные бутылки шампанского и картины, Сима блаженно вытянулась на кровати.
Взглянув на два красиво упакованных свертка, лежавших сверху на чемодане, Сима вспомнила про Ольгу. Эти подарки предназначались для нее и Пьера, она оставит их на ресепшен, пусть заберут потом, когда вернутся в Париж. Маленький старинный глобус для него, и чудный шелковый шарфик с этническим рисунком для нее. Сима почувствовала тоску, ей стало безумно жаль, что они с Ольгой так и не увиделись.
Неохотно поднявшись с кровати, Серафима Михайловна со слезами на глазах ещё раз обошла роскошный номер и сделала несколько фотографий на память. Щелкая фотоаппаратом, она вспомнила о том, что Мишель просил её никогда не делать его снимков. Впрочем, неудивительно, он явно вел весьма таинственный образ жизни.