Ты, слава богу, додумался, что Рогожин не при чем. Но с каким трудом!!! Арни, тебе надо работать и тренировать наблюдательность.
Я не рассчитывал на такую отдачу от Куршевеля. То есть я и не мечтал, что ты возьмешься сыграть Рогожина.
В общем, не буду тебе надоедать подробностями, скажу только, что результаты моей деятельности превзошли все мои самые смелые ожидания. Ты был на высоте. Убедил Жанну пойти против Саламова, вложил в уста Евгения (это мой любимый момент — браво!) гениальный план обменять «Сад» на акции, провел блестящие переговоры с моими людьми.
Все прошло идеально.
Серафима Михайловна, не задумываясь, сдала подлеца Мишеля с потрохами, а ты, не раздумывая, в очередной раз предал несчастную Жанну. Когда же она поймет, что ты за человек, и начнет ценить своего святого мужа!
Итак, ты получил картину, я получил твои деньги.
Арнольд тяжело выдохнул и вытер выступивший на лбу пот. Он перевернул страницу и, прикинув, сколько осталось до конца письма, с облегчением констатировал, что все самое страшное позади.
Так вот, мой друг! Теперь о неприятном. Асламбек Дадашевич Саламов никогда не планировал покупать или отнимать акции у Жанны Рогожиной. Невинный человек, он вообще не имеет никакого отношения к этой истории.
Мне нужно было сделать так, чтобы ты поверил, поверил на сто процентов, поверил, не сомневаясь ни секунды, что за всем моим планом стоит именно Саламов. Поэтому я придумал историю с акциями, чтобы окончательно убедить тебя в том, что мотив Асламбека — компания.
Задумайся, как вы пришли к выводу, что за всем этим стоит он?
Кто-то сказал, что хочет приобрести у Жанны кампанию.
Мишель рассказал про друга в Венеции, который коллекционирует картины.
Жана случайно назвали Мусой.
По моим меткам, по еле заметным следам вы с Серафимой Михайловной досочинили историю про Асламбека и его сподручных, которые пытаются отнять власть у Рогожина.
Заметь, ни я, ни мои люди никогда ничего не подтвердили.
Человек, похожий на Саламова. Голос, похожий на его голос.
Зачем я все так усложнил?
Я знал, что не могу предложить тебе купить картину напрямую. Ты бы никогда не поверил, что Саламов так просто расстанется с шедевром. Нужно было запутать тебя, переключить твое внимание, изобрести что-то многослойное, чтобы отвлечь от главного — от реального происхождения картины.
Ты сам предложил Саламову сделку. И он принял её с некоторыми условиями, кстати, забудь про них и спи спокойно. Голос Саламова имитировал мой старый приятель, родом из тех же мест.
Смешно, но мы даже не следили за тобой в день побега. Твои привычки не меняются. Позволь предположить: квартира, вещи, крыша, самолет. Мы ждали тебя в конечном пункте программы.
Теперь о главном. Спасибо, что сохранил мои деньги в целости и сохранности, к сожалению, пришлось забрать и твой миллион для красоты финала. Мне было немного неловко, но у тебя остается «Люксембургский сад».
Прости, что это не подлинник. Увы, Саламов никогда не продает свои полотна. Он мог подарить тебе этот волшебный сад, если бы знал о твоей давней страсти к Матиссу.
Мой друг, у тебя перед глазами своего рода шедевр копий. Созданный твоим вторым (после Матисса) кумиром, твоим первым учителем. Человеком, которого ты не навещал уже пять лет. Нехорошо!
Барбюс Дюстен жив. Почти ослеп, но по-прежнему лучший из имитаторов в мире. У него уже не десять кошек, а семьдесят, но он все так же живет в Овере.
Помнишь, ты сам говорил мне, что лучше Матисса может быть только Дюстен. Кстати, эту подделку ты сможешь загнать не меньше чем тысяч за сто (видишь, я тоже кое в чем стал разбираться).
Барбюс уверял меня, что через год, когда структура краски изменится, картину вообще будет практически не отличить от оригинала.
Он сказал, что на свете есть лишь несколько человек, которые смогут это сделать. Но поскольку твое имя стояло первым в списке, насчет остальных можешь не беспокоиться.
Не расстраивайся, Арни, кто знает, возможно, в Рио, в «Домике неба» висело лишь ещё одно из творений Барбюса.
Арнольд отложил письмо и какое-то время бездумно смотрел прямо перед собой. Потом тяжело поднялся с кровати и закрыл темные ставни на окнах. Включив свет, он развернул полотно и положил его на кровать поверх шелкового покрывала.
Так он простоял несколько минут, внимательно рассматривая картину. Он любовался работой мастера. Затем он вздохнул и покачал головой, ни на секунду не переставая вести внутренний диалог.
Один-один.
На его губах заиграла легкая улыбка.
Рей покинул больницу и не спеша, опираясь на трость, двинулся в сторону океана. Он соскучился по воде.
Педро… Рей старался не думать о друге. Он не злился на него. Ему было все равно. Деньги уже не имели значения, если ушла она. Он никогда не предполагал, что вся его жизнь превратится в пустоту лишь из-за одной-единственной женщины.
А он… Он вернется. Какие бы глупости ни натворил. Они же братья.
Было около полуночи, когда резкая трель мобильного телефона вывела Рогожина из глубокого оцепенения. Он поспешил к телефону, ожидая звонка из частной клиники, куда отвезли его жену.
Он вздохнул и глухо произнес в трубку:
— Алло.
— Саша, — Асламбек Дадашевич не скрывал своего волнения, — мы тут с Мединой беспокоимся. Как Жанна?
Все нормально, Бек, — устало ответил Рогожин. Довезли до места, сделали ещё один укол. Через неделю все будет в порядке. — Он растерянно провел ладонью по лысой голове. — Ты уж прости её, — Александр Петрович горько усмехнулся. — Если можешь, конечно.
— Ты что, Саш, с ума сошел. — Асламбек возмутился словам друга. — Я все понимаю. Главное, чтобы Жанночка быстрее поправлялась. Ты имей в виду, у меня в Италии есть отличный врач по неврозам.
— Понимаешь, — Рогожин как будто не слушал, — я вернулся из командировки, а здесь полный психдом. Жанна сама не своя, ещё мой водитель уволился без предупреждения. Ты же знаешь мою жену, у нее каждый год нервный срыв. И ещё этот замок в Париже, который я купил ей в подарок на Новый год… Его совершенно невозможно согреть, там серьезные проблемы с отоплением.
— Саш, успокойся, — подбодрил его друг. — Займись сыном, проведи время дома. Все образуется. Купишь другой замок. Вообще плюнь ты на Париж, давай ко мне в Венецию.
— Ты прав, Бек. Ты, как всегда, прав. Спасибо. — Рогожин испытал прилив огромной благодарности к другу.
— Спокойной ночи. — Саламов постарался вложить в эту фразу все свое сочувствие.
Рей перестал пить таблетки, но по-прежнему не мог заснуть. Он часто ходил к «Домику неба», подолгу гуляя в любимом саду. По ночам он работал, делая то же, что и всегда: немного играл в карты, немного воровал, много выпивал.
Наступил сезон дождей. С неба непрерывно лилось. Рей уже несколько дней не выходил из дома, валяясь на несвежих простынях прямо в одежде. Иногда он проваливался в забытье, иногда просто лежал, глядя на грязный белый потолок.
Он находился между сном и реальностью, поэтому не сразу понял, что стук в дверь слышится ему на самом деле. Он не стал вставать с кровати, ему не хотелось ни с кем разговаривать. Он устал. Устал от себя, от тупой пустоты, царящей внутри него.
Но дверь в квартиру почти бесшумно отворилась, и он напряженно прислушался к мягким шагам незваного гостя.
Он даже не успел испугаться, как на пороге появилась она.
Рей закрыл и через секунду снова открыл глаза, он был уверен, что она исчезнет словно видение. Вера улыбнулась и сделала неуверенный шаг в его сторону. В руках у нее была новая дорожная сумка. Эта сумка ножом полоснула Рея по самому сердцу.
Устав стоять в проеме дверей, Вера вздохнула и подошла ближе.
— Ну что, так и будешь молчать? — тихо произнесла она и без приглашения присела на край его кровати.
Она стала другой. Широкие светлые брюки, свободная рубашка. Вера никогда не носила подобной одежды. Она использовала любую возможность продемонстрировать свое безупречное тело. А сейчас выглядела так целомудренно, что Рею даже почудилось, что её смуглая кожа стала светлее.
— Я не знаю, что сказать. — Хотя он откашлялся, его голос прозвучал хрипло и сдавленно.
— Спроси меня, зачем я вернулась, — она улыбнулась.
В первый момент Вера ужаснулась, увидев его, а сейчас ей казалось, что он просто очень устал. Её сердце сжалось, она наблюдала, как он удивленно трет покрасневшие глаза, как растерянно скользит взглядом по её лицу.
Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до него, но она так и не осмелилась.
Рей тяжело встал с кровати, матрас жалобно заскрипел под его телом.
— Пойдем на балкон, здесь слишком душно, — не оборачиваясь, сказал он.
Вера выпустила сумку из рук и послушно последовала за ним. Это был тот самый короткий момент между ливнями, когда в воздухе сильно парило, и обезьяны с тревогой переговаривались, перепрыгивая с ветки на ветку и подыскивая себе убежище на время грядущего дождя.
Рей вышел на балкон и закурил, всматриваясь в почерневшее небо. От её присутствия рядом все происходящее казалось сном. Он столько раз представлял себе, как она возвращается. Ждал и не верил. Хотел и не хотел. И вот она здесь.
— Рей. — Вера подошла сзади и прикоснулась руками к его голой спине.
— Не нужно. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Зачем ты вернулась?
— За тобой. — Она заглянула ему в глаза.
Потом она заговорила. Сначала тихо и медленно, тщательно подбирая слова, потом, ободренная его молчаливым вниманием, более уверенно, с каждой фразой увеличивая темп.
Она говорила так, что Рей без труда догадался, что она репетировала эту речь не один десяток раз, проговаривая её про себя. Ему стало приятно, что хотя бы во время этих репетиций она вспоминала о нем.