Через день из больницы вообще убрали всяческую охрану, в том числе и личных телохранителей Сечкиной и Бриллии. Остались только мы с Пельменем, да и то, большую часть времени дежурство падало на мои плечи. Генерал сказал, что наличных сил для больницы у него нет, а подручные одарённых были вынуждены сидеть в машинах возле забора больницы. Они, конечно, пытались поначалу спорить, но с нашим начальником управления такие номера не прокатывают.
Валера подменял меня исключительно на несколько часов, чтобы я мог принять душ и закупиться в магазине печеньем. В больнице хоть и кормили, но по ночам отчаянно хотелось чего-нибудь пожевать. За все эти три дня с Леной увидеться мне удалось буквально на пять минут, и то возле клиники, к которой она пришла, попросту наплевав на все мои объяснения, что всё хорошо и я просто немного занят.
Новости докатились и до неё, а моя девушка была достаточно умной, чтобы сложить два плюс два и начать беспокоиться, все ли нормально с её кавалером, мастерски умеющим влезать во все передряги, до которых только может дотянуться. Это не я сказал, это цитата Лены, хотя в Институте преподаватели и сокурсники, наоборот, считали меня излишне осторожным. Да что греха таить, иногда, уверен, они просто подозревали меня в трусости.
Поговорить нормально, к сожалению, не получилось. Сначала я был удостоен вороха поцелуев, потом Ленка пустила слезу, причитая, что она еще слишком молода, чтобы ходить на похороны, а потом мы также внезапно расстались. Подозреваю, что всё дело в появившемся на крыльце Веденееве, но откуда она могла знать, что именно этот мужчина с загипсованной рукой мой начальник?
Кстати, именно Борис Игнатьевич первым предположил, что драка Сечкиной и Бриллии выглядит как-то подозрительно. В его устах это, правда, прозвучало немного по-другому. Что-то из серии «все с ума посходили, если двое одарённых устраивают дуэли, как в средние века практически посреди города!»
За эту мысль уцепился генерал и всех задержанных подручных Знати допросили по второму кругу. Тут то и выяснилось, что поведение Марата и Альбины Борисовны действительно искусно подогревалось неизвестными третьими лицами. По крайней мере, Сечкиной сообщили, что сожжен не один автомобиль, а целых четыре, причем двое из её телохранителей сгорели заживо.
Жене Марата позвонили сразу три подруги с криками, что Сечкины собрали армию и идут «резать всех на лоскуты». Генерал лично допрашивал всех трех женщин, одна из которых, кстати, сама оказалась одарённой, но докопаться до истины, кто первым пустил слух и откуда он взялся, так и не смог.
Точно также, как не получилось выяснить, откуда произошел слив информации на радио. Журналист, принесший в клювике горячую новость, был найден повешенным у себя в квартире. Предсмертная записка никого не могла обмануть, но легче от этого не становилось. Мертвые крайне неохотно делятся воспоминаниями о времени, когда еще были живыми…
Короче вокруг меня кружился водоворот событий, а я был обречен сидеть в больнице и ждать, пока произойдет чудо. Всё происходящее меня неимоверно раздражало, но как можно убедить начальство отменить свой приказ, я не знал.
Тем временем, что-то изменилось. Я не понимал, что именно, но какой-то звук заставил меня насторожиться и подойти к дверям палат поближе. Мне показалось или из-за дверей палаты Сечкиной раздавались голоса?
Я аккуратно приотворил дверь палаты и обомлел. Медсестра лежала на полу, а над Альбиной Борисовной зависла темная фигура. Неизвестный стоял, немного наклонившись, и внимательно смотрел на женщину, находящуюся без сознания и обмотанную целой кучей трубочек и проводов, тянущихся от разнообразного медицинского оборудования.
Его фигура показалась мне смутно знакомой, поэтому я замер, не зная, как правильно сейчас будет поступить? Бежать обратно в палату, куда провели стационарный телефон? Долго, да и не факт, что подмога подоспеет раньше, чем неизвестный завершит начатое. Правда пока непонятно, что именно задумал таинственный визитер… Пока он просто стоит и внимательно смотрит на Альбину Борисовну.
Объемный капюшон и полумрак палаты не давали возможности рассмотреть лицо неизвестного, но пока он явно не собирался причинить Сечкиной зло. Или собирался? Может быть, он просто стоит и примеривается, как сподручнее это сделать?
Я потянул из-за пояса табельный пистолет и аккуратно снял его с предохранителя. В нарушение всех инструкций патрон уже был в патроннике, но вы посидите как я пару ночей в одиночестве в больнице, еще и не такие правила нарушать начнете… Сейчас же я только порадовался своей предусмотрительности, потому что передернуть затвор незаметно получается только у героев кино.
Я смотрел на неизвестного и в тайне надеялся, что этот темный силуэт лишь плод моего воображения. Врать не буду, сейчас мне по-настоящему стало страшно. Я злился на себя, злился на генерала, оставившего палаты раненых без охраны, и злился на неизвестного, который заявился сюда именно в мое дежурство. Мои нервы были на пределе, но я продолжал стоять и внимательно наблюдать за происходящим.
Не знаю, что именно было на уме у нежданного посетителя, но, когда он аккуратно погладил руку Сечкиной, моё терпение лопнуло.
— Что за…? — шагнул я в палату, даже не подумав о том, что, возможно, мой поступок в данной ситуации не самая разумная реакция. Чья-то крепкая рука обхватила меня сзади за шею, а другая вывернула руку с пистолетом, заставляя меня со стоном разжать пальцы, роняя пистолет на пол. Вопреки уверениям наших преподавателей по огневой подготовке, самопроизвольного выстрела не произошло, а чужая ладонь уже зажала мне рот, мешая дышать и не давая произнести ни звука.
Ну вот ты и прокололся, Руслан Калмыков! Твою подопечную всё-таки пришли убивать, а ты бессовестно проморгал этот момент.
Я напрягся всем телом, пытаясь провести приём и высвободиться, но усилившееся давление на шею ясно дало понять, что дёргаться уже бесполезно.
— Тихо! Тихо! — услышал я знакомый голос. — А еще говорят, что я излишне резкий.
У кровати Альбины Борисовны стоял Рома Сечкин собственной персоной. Темные мешковатые спортивные штаны, такого же цвета толстовка, которая явно была велика на пару размеров и черные кроссовки кардинально изменили облик моего приятеля.
Если бы он показал свое лицо и продолжал молчать, то я бы наверное и не узнал его.
— Серж, отпусти его! — попросил кого-то Рома, и давление на мою шею исчезло. Следом освободился рот, и я наконец смог вздохнуть полной грудью. Признаюсь, произошло это достаточно вовремя, потому что воздух в лёгких уже начинал потихоньку заканчиваться.
Я обернулся и увидел за своей спиной длинного тощего парня в таком же странном наряде, как и у Ромы. Даже странно, как при такой совсем не богатырской комплекции он умудрился так легко меня обездвижить. Сила в руках у этого парня наличествовала, я только что убедился в этом на собственном опыте.
— Мы просто зашли в гости, — издевательски улыбаясь пропел юноша, еще недавно сжимавший меня своими руками, как удав кролика. — Не стоит так сильно нервничать по поводу нашего визита.
— Больная без сознания и вряд ли оценит ваши ужимки, — прошипел я ему, потирая шею. — И не надо думать, что в следующий раз тебе повезет также.
В ответ на мои слова парень еще раз снисходительно улыбнулся. Если честно, меня это до крайности разозлило, но разборки с этой глистой пока не входили в мои планы.
— Рома, что происходит? — повернулся я к Сечкину. — Ты в курсе, что тебя разыскивает вся Служба Правопорядка?
— А еще Гвардия и парочка семей одарённых, желающая повесить на меня все грехи с момента сотворения мира, — ухмыльнулся мой коллега. — Мне всё это прекрасно известно, не переживай.
— Ты так спокойно об этом говоришь, — не поддержал я его веселье. — По-хорошему, я обязан сейчас задержать тебя и вызвать руководство.
— Рискни, если ты такой смелый, — раздался голос у меня за спиной. Судя по всему, приятель Ромы не испытывал ко мне теплых чувств. Впрочем, оно и неудивительно. В его глазах я всего лишь один из «пончиков» и оснований любить меня у него не было.
— Тихо, тихо, — поднял ладони вверх Сечкин в примирительном жесте. — Серж, Руслан нормальный парень, поэтому не надо катить на него бочку. Поверь мне, если бы вся Служба Правопорядка состояла из таких, как он, мы уже давно жили бы как в раю.
Я почувствовал, что непроизвольно краснею. Чего чего, а комплиментов от Сечкина я ждал в последнюю очередь. Или это всего лишь завуалированная издевка? Я всмотрелся в лицо Романа, но, к своему удивлению, не нашел там и тени ухмылки.
— Руслан, — продолжал тем временем Рома. — Я понимаю, что у нас не было особенно много времени, чтобы подружиться, но почему-то мне кажется, что ты не собираешься сдавать меня сейчас Веденееву. Ты же знаешь, что я ни в чем не виноват, а происходящее лишь часть грандиозной аферы, разыгранной кем-то в своих личных интересах.
— Тебя послушать, так ты невинная овечка, — непроизвольно улыбнулся я. — Жертва мирового заговора. Все так и мечтают подставить бедного мальчика Рому.
— Ты сейчас, наверное, опять вспомнишь про шестерых невинно убиенных, — нахмурился Сечкин. — Так вон, у тебя за спиной стоит Серж. Спроси у него, достойны ли они были жить или я всё сделал правильно?
— Очень надеюсь, что они сейчас в аду, — прошептал за моей спиной приятель Сечкина. Я обернулся к нему и поразился, в какой гримасе боли исказилось его лицо. Я попытался поймать его взгляд, но он смотрел куда-то поверх моей головы, как будто что-то припоминая или представляя. В его глазах метались огоньки пламени и жгучей ненависти.
— Одна из девушек, погибших на площади, — глухо заговорил Серж, по-прежнему не глядя на меня, — была моей сестрой. Её звали Оксана.
Сестра?! От изумления я открыл рот и продолжал во все глаза смотреть на этого тощего парня, которого сейчас просто физически ломало от неприятных воспоминаний. Он помогает Роме, зная, что тот своими руками убил его сестру?