— Я его в-в-видел! — прошептал одними губами Толик.
— Да кого ты видел, черт тебя побери!
— Оборотня. Он стоял и смотрел на меня. А потом ушел. Я решил перебраться к тебе. Все-таки вдвоем не так страшно.
— И что мы и спать в одном номере теперь будем? — поинтересовался я. — Толясик, я ведь могу и женщину к себе привести. Знаешь ли.
— Ничего, Олег, я побуду в ванной. В это время. Не буду тебе мешать.
Я расхохотался, и перестал сердиться. Мы улеглись спать, я — на кровати, Толик — на маленьком диванчике. Он сразу захрапел, а я никак не мог уснуть. Подложив руки за голову, я перебирал события этого вечера, ссору с Рындиным, которая вызывала во мне невероятное удовлетворение. Сквозь тонкую тюлевую занавеску бил яркий свет луны, я задремал, как вдруг ощутил, что за окном возникла какая-то тень. Быстро открыв глаза, я увидел здоровенную, лохматую фигуру, закрывающую весь проем. Мгновенно вскочив с кровати, вытащил револьвер и бросился к окну. Тварь молниеносно исчезла. Распахнув окно, я оглядел зеленый скверик, пустынные улицы, затем обнаружил пожарную лестницу, ведущую на крышу. В мгновении ока я оказался наверху. Огромное существо стояло на фоне полной луны. Во мне взыграл азарт первобытного охотника, идущего по следу мамонта, я совершенно не чувствовал страха. Я увидел горящие диким желтым огнем глаза, седую шерсть, вытянутую морду, длинные, здоровенные когти. Чудище медленно двинулось на меня, я взвел курок, хотя прекрасно понимал, для подобного монстра пули 38-го калибра все равно, что для слона дробина. Я быстро бегаю, хотя немного прихрамываю — последствие встречи с одним типом, о котором делал репортаж. Вернее, с монтировкой в его руке, от которой не успел увернуться. Этот говнюк сломал мне руку и повредил колено. Но мне безумно не хотелось убегать. Я жаждал тут же, на месте разгадать загадку чудовища, терроризующего провинциальный городок, даже, если после этого я умру.
4
Мы завтракали с Толиком в кафе. Я не стал рассказывать ему про ночное происшествие. Во-первых, не хотел пугать. А, во-вторых, ощущал себя полным болваном. Люпан сбежал. То ли он испугался «пушки» в моей руке, то ли я оказался недостаточно грешен, чтобы меня убивать. В любом случае я не продвинулся в моем расследовании ни на йоту.
— Я тебе пока не нужен? — спросил с набитым ртом Толик.
Он уминал уже третье блюдо, я ковырялся в салате. У меня совершенно не было аппетита.
— Нет, — ответил я, представив, с каким азартом Толик фотографировал бы мой растерзанный труп. Но, увы, доставить ему профессиональное удовольствие я не смог. — Что будешь делать? — поинтересовался я.
— Хочу сходить в их музей. Говорят у них там есть редкие вещи. А ты?
— Навещу соседей стоматолога. Интересно узнать, чем он не угодил люпану.
— Кому? — удивился Толик.
— Эта тварь, которую ты видел, местные жители зовут люпаном.
Толик передернулся и уткнулся в еду. Продолжать разговор на эту тему он не жаждал. После завтрака я отправился в пригород. Дом Головлева находился в пятидесяти милях от города. Мой путь лежал среди зеленых полей, которые сменялись на холмистую возвышенность, заросшую травой, низкими деревьями, кустами. Я увидел ряд аккуратных, кирпичных домиков. Затем длинный, высокий забор, выкрашенный веселенькой голубой краской и притормозил у калитки. Вылез из машины, и попытался заглянуть во двор. Но там было удивительно пустынно и тихо. Черт, неужели никого нет?
— Хотите об этом ублюдке что-нибудь узнать? — услышал я надменный, женский голос.
Обернувшись, я увидел худую даму с идеально прямой спиной, в безупречно выглаженном, но сильно поношенном платье невыразительного блеклого цвета. Седые, редкие волосы, уложенные крупными буклями, сморщенное лицо, напоминающее печенное яблоко.
— Да. Я репортер. Олег Верстовский, — отрекомендовался я, показывая удостоверение московского журналиста, которое всегда производит сильное впечатление, особенно на провинциальных дам. — Пишу статью об убийствах.
— Екатерина Арнольдовна Петровская, — представилась она.
Она провела меня в маленькую аккуратную комнатку, заставленную старинной мебелью красного, резного дерева: сервант с начищенной до зеркального блеска посудой, круглый столик на гнутых ножках, в углу — роскошный секретер с кожаной столешницей. На стене я заметил довольно миленькие рисунки акварелью.
— Екатерина Арнольдовна, чем вам не угодил господин Головлев? — поинтересовался я.
— Развратник! Прелюбодей. Отбоя от особ женского пола не было, молодых и старых. Ничем не брезговал, греховодник старый, — проговорила Петровская с гадливостью.
Соседка Головлева явно недолюбливала.
— И к вам приставал? — полюбопытствовал я, понимая, что вопрос совершенно не уместен, учитывая внешние данные моей собеседницы.
— Да не приведи Господь! — воскликнула она с ужасом. — И все приезжали поздно вечером, или ночью, — добавила она, скривившись. — Тайно.
Дверь отворилась, мелко семеня, в комнату вплыла большая, толстая свинья. Без всякой опаски она обошла все вокруг, нашла самое теплое место на полу, нагретое солнечными лучам, и, плюхнувшись на бок, довольно захрюкала. Я с некоторые удивлением наблюдал за скотиной, потом перевел глаза на хозяйку, восседавшую в кресле, будто царица на троне. Ее совершенно не разозлило подобное неуместное поведение. Наоборот, на лице появилось выражение благостного умиления. Дверь чуть-чуть приоткрылась, в комнату влетел маленький поросенок, такой же розовый, как мамаша. Он юркнул под ее бок и зачмокал. Через пару минут в комнату ворвалась целая орда таких же детенышей. Несмотря на объемный свинячий бок, утыканный сосками, не все маленькие разбойники нашли себе пропитание. Один из них разбежался и прыгнул, вызвав бурю возмущения собратьев. Его отпихнули, что не помешало ему влететь в самую гущу пятачков, ввинчиваясь все глубже в общую массу. Свинье это быстро надоело, она встала, стряхнула с себя оглоедов и также медленно направилась к двери, не замечая, как один, самый настойчивый спиногрыз, повис на ее длинном соске. Когда представление закончилось, я вспомнил, ради чего пришел сюда и спросил.
— Екатерина Арнольдовна, а как погиб Головлев вы знаете?
Дама довольно хмыкнула и ответила:
— Конечно, знаю. Я и нашла его.
— Вы слышали шум, крики?
— Ничего не слышала, — ответила мисс Петровская. — Ничего. Только утром на дворе лежит труп. И горло у него перегрызено. Хотя у нас никогда волков не водилось.
— А собаки могли напасть? Дикие?
— Наверно, собаки, — задумчиво проговорила она. — Хотя лая я не слышала. Ничего не слышала.
— А кто сейчас живет в доме Головлева?
— Никто не живет. После того, как дом опечатали, так никто и не селился. А жена его сразу после похорон уехала.
— Благодарю, вас, Екатерина Арнольдовна, — проговорил я, поднимаясь.
Я вышел из дома, осторожно спустившись по ступенькам, опасаясь наступить на свинью, которая лежала под крыльцом. Сев в машину, я отправился обратно. На фоне ясного неба я заметил знакомую стройную фигурку, будто объятую пламенем, ветер ворошил рыжие пряди, превращая их в языки огня. Остановив машину, быстро пробежался по извилистой тропинке и оказался на невысоком холме. Дарси опустила кисть и попыталась смущенно закрыть от меня холст.
— Дарси, очень рад вас видеть! — воскликнул я, неожиданная встреча улучшила мое паршивое настроение.
— Здравствуйте, Олег, — пробормотала Дарси. — Что вас сюда привело?
— Посетил дом погибшего стоматолога Головлева, — объяснил я. — Можно взглянуть? — попросил я, кивнув на мольберт.
Дарси с неохотой посторонилась, и я смог рассмотреть полотно. Я понял, что пейзаж, который висел среди картин известных художников, принадлежал Дарси. И надо сказать, выглядел достойно на их фоне.
— Вам нравится? — спросила дрогнувшим голосом Дарси.
— Да, очень, — ответил я совершенно искренне. — У вас есть стиль, вкус. Хотя, конечно, вам надо еще учиться.
— Да, вы правы, — вздохнув, подтвердила она.
— Дарси, извините меня за нескромный вопрос. На кой черт вам сдался этот Рындин? Он вас не достоин. Круглый болван.
Дарси печально улыбнулась и спросила:
— А кто меня достоин? Вы? Можно я буду звать вас Олег? Я хочу выбраться из этого места. Выйти замуж, уехать навсегда, выучиться на художника. Коля — мой единственный шанс. Да, у него отвратительный характер. Он ужасно ревнив. Но он меня любит.
Дарси что-то скрывает от меня. Подумал я настороженно.
— Дарси, я видел люпана, — решив сменить тему, сказал я. — Он заглянул в окно моего номера, я преследовал его на крыше с револьвером. Но, черт возьми, он сбежал от меня. Ей-богу, не вру. Представляете, здоровенная туша на фоне полной луны, длинные когти, острые зубы и глаза горят адским огнем.
— Вы очень смелый человек. Он мог вас загрызть. Да, вы хотите узнать что-нибудь о Головлеве?
— Да, конечно, — заинтересованно сказал я. — Мне рассказали, он был жутким развратником.
— Нет, тут другое. Он оказывал некие услуги. Женщинам, — произнесла Дарси тихо. — Попавшим в сложное положение. Вы понимаете?
— Догадываюсь. И вы пользовались его услугами? Извините, Дарси, если вам неприятно.
— Моя кузина Соня обращалась к нему. Один раз. Ей было семнадцать.
— И что случилось?
— Она умерла, — печально проговорила Дарси, и ее глаза, обращенные вглубь души, затуманились. — Я очень любила ее. Она была моей единственной подругой. Очень хорошая, добрая. Так что, мистер сыщик, у меня были причины убить Головлева, — добавил она с грустной улыбкой.
— Подождите, Дарси. А следствие? — удивился я. — Неужели не было никакого расследования?
— Было. Но оно заглохло.
— Значит, вы не верите, что этих людей убил люпан, о котором говорил ваш дядя?
Дарси лишь с горечью усмехнулась. Девушка явно не витает в облаках.
— Спасибо, Дарси. Вы мне очень помогли. Желаю успеха, — проговорил я, нежно пожал ее маленькую ручку, и сбежал с холма.