— Ты берешь в туалет пальто? — удивился Чак.
— Да, — кивнула я.
— Ну ладно, бери.
Тупица!
И я ушла, стараясь справиться со слабостью в коленях. Мне было страшно и радостно.
По пути к выходу я увидела обслуживавшую нас официантку, и избыток адреналина толкнул меня на новое безрассудство.
— Извините, — сказала я, еле выговаривая слова от волнения. — Я сижу вон за тем столиком у окна. Джентльмен, пришедший со мной, просит принести бутылку вашего самого дорогого шампанского.
— Хорошо, — ответила она, и я пошла дальше, пообещав себе, что как только приду домой, то сразу позвоню в ресторан, чтобы убедиться, что никто из персонала не пострадал из-за моей выходки.
У женского туалета я задержалась лишь на долю секунды. Чувствуя себя как во сне, я вышла на улицу, и, только очутившись под дождем, я поверила, что на самом деле совершила это — я ушла!
Несмотря на то что был вечер пятницы, такси подъехало почти мгновенно очевидно, боги были благосклонны ко мне.
Мой первоначальный план состоял в том, что я немедленно отправлюсь домой, предоставив Чаку самому догадаться, что я не вернусь. Но это было бы уж очень некрасиво. Его полумертвое животное совсем остынет, пока он будет сидеть и ждать, ждать, ждать… (разумеется, если у этого отталкивающего типа достанет манер дождаться возвращения дамы) Тем не менее я решила не поступать так жестоко.
— Пожалуйста, Ладброук-Гроув, — сказала я таксисту, — но сначала не могли бы вы оказать мне одну услугу?
— Смотря какую, — с подозрением отнесся он к моей просьбе. Но что тут сделаешь — лондонские таксисты все таковы.
— Я только что попрощалась с моим другом, потому что он навсегда уезжает в другую страну. Он сидит возле того окна. Я подумала, что если мы проедем мимо него достаточно медленно, то он заметит меня и я смогу еще раз помахать ему рукой.
Таксист был явно тронут моей историей.
— Совсем как Фрэнк Синатра и Эва Гарднер. А я-то думал, что в мире не осталось романтики, — сказал он чуть ли не со слезами на глазах. — Нет проблем, дорогуша. Покажи мне его.
— Вон тот… э-э… загорелый симпатичный мужчина, — указала я на Чака, который коротал время, разглядывая свое отражение в лезвии ножа.
Таксист подъехал к самому окну, и я опустила стекло.
— Я включу свет в салоне, дорогуша, чтобы ему было виднее, — пообещал водитель.
— Спасибо.
Чак поворачивал нож то так, то этак, пытаясь увидеть себя в разных ракурсах.
— Он себе, похоже, нравится, — заметил таксист.
— Очень.
Тем временем Чак стал терять терпение. Очевидно, я провела в туалете гораздо больше времени, чем обычно проводила Мэг, и он не одобрял этого.
— Может, посигналить, дорогуша? — предложил мой преданный таксист.
— Хорошая идея.
Он так и сделал, и это помогло. Чак выглянул на улицу, чтобы узнать, из-за чего такой шум, а я тут же высунулась из окна такси и энергично замахала рукой. Он улыбнулся, увидев знакомое лицо, и поднял руку, чтобы помахать мне в ответ.
Но потом непонимание стало медленно, дюйм за дюймом, наползать на его тупое лицо, и наконец до него дошло, что знакомая, сидящая в такси и машущая ему рукой на прощание, была той самой дамой, с которой он собирался провести вечер и перед пустым стулом которой как раз ставили заказанные ею креветки в чесночном соусе.
Чак морщил свой оранжевый лоб. Он ничего не понимал. Что-то не складывалось.
А когда все сложилось, когда он понял, что я не в комнате для маленьких девочек, а сбегаю от него на такси, на его лице появилась такая смесь гнева и изумления, которая тут же оправдала все мои мучения в этот вечер. Они были не напрасны: стоило потерпеть ради того, чтобы увидеть, как он, разъяренный, кинулся к окну, по пути роняя ножи в вилки на пол.
Я смеялась как никогда в жизни.
— Какого черта? — прочитала я по его губам.
— Пошел ты! — продекламировала я, активно артикулируя каждый звук, и, на тот случай, если он не понял, я вытянула в мокрую ночь обе руки, выставила по два пальца в форме буква «V» и секунд десять производила руками резкие короткие движения вверх и вниз. А он в бессильной ярости смотрел на меня через оконное стекло.
— Поехали, — скомандовала я.
Водитель нажал на газ, но я успела заметить, как к Чаку подошли два официанта: один с ведерком льда и белой салфеткой, а второй — с бутылкой шампанского.
Еще задолго до возвращения домой мне стало очень стыдно за то, как я обошлась с Чаком, и особенно за это шампанское. Он, конечно, злобный и неприятный человек, но это не значило, что я должна вести себя так же. Поэтому, едва войдя в квартиру, я бросилась к телефону и набрала номер ресторана.
— Алло, — смущенно сказала я. — Не могли бы вы мне помочь? Я сегодня была в вашем ресторане, но мне пришлось неожиданно уйти, а перед уходом я заказала бутылку шампанского для моего спутника. Но это был… э-э… сюрприз, и я не думаю, что он хочет платить за это. И еще я хотела сказать, что официантка ни в чем не виновата и…
— Это тот американский джентльмен? — уточнил голос в трубке.
— Да, — неохотно согласилась я. Джентльмен, тоже мне!
— А вы, должно быть, та умственно нездоровая женщина?
Да как он смеет, этот голос в трубке, называть меня сумасшедшей!
— Американский джентльмен объяснил, что вы часто совершаете подобные поступки, что вы не контролируете себя.
— Я заплачу за шампанское, — выговорила я, подавив вспышку гнева.
— В этом нет необходимости, — сказал голос. — Мы договорились с ним, что если он заплатит за шампанское, то мы не будет требовать возмещения ущерба, нанесенного мебели.
— Но ведь это несправедливо — заставлять его платить за шампанское, которого он не пил, — возразила я.
— Он выпил его, — сообщил мне голос.
— Он не пьет! — воскликнула я.
— Он пьет, — сказал голос. — Приезжайте и убедитесь сами, если не верите мне.
— Вы хотите сказать, что он все еще у вас?
— О да! И текила, которую он пьет, отнюдь не безалкогольная.
О господи! Теперь еще мне придется винить себя за то, что Чак из-за меня стал пьяницей. Но какого черта — может, это лучшее, что случилось с ним за всю жизнь.
Ну ладно, а теперь бегом смотреть телевизор.
К моему огромному разочарованию, в гостиной сидели Карен и Дэниел. Они пили вино и самым противным образом держались за ручки, глядя мои передачи на моем телевизоре.
— Ты рано вернулась, — недовольно сказала Карен.
— М-м-м, — уклончиво ответила я.
Я тоже была недовольна. Их присутствие в гостиной лишало меня любимых передач. Не могла же я сидеть там, пока они с Дэниелом ласкались и нежничали.
Мне придется пойти к себе в комнату, а они разлягутся на диване, Карен положит голову на колени Дэниелу, Дэниел будет гладить ее, Карен будет гладить его… я не хотела думать о том, чем именно они будут заниматься без меня в гостиной.
Меня тошнило от этих влюбленных голубков.
С Шарлоттой и Саймоном я никогда не чувствовала себя неловко, и мне было непонятно, почему с Карен и Дэниелом я не могла вести себя как обычно.
— Как дела? — спросил Дэниел, весь такой самодовольный и гордый.
— Нормально, — ответила я неопределенно.
— Ну и как тебе понравился твой американец вслепую?
— Псих.
— Правда?
— Правда.
— Люси, неужели ты опять вляпалась в неприятность? — вздохнула Карен. — У тебя это уже стало дурной привычкой.
— Я иду спать, — объявила я.
— Хорошо, — сказала Карен, сладострастно подмигивая Дэниелу.
— Ха-ха, — буркнула я, изо всех сил притворяясь, что мне все равно. — Спокойной ночи.
— Люси, надеюсь, ты не из-за нас уходишь? — спросил Дэниел, вежливый, как всегда.
— Надеюсь, из-за нас, — поправила его Карен.
— Останься, — предложил Дэниел.
— Уходи, — захохотала Карен.
— Карен, не будь такой грубой, — сказал Дэниел, несколько смутившись.
— Я не грубая, — улыбнулась Карен. — Я честная. Я прямо говорю Люси, как обстоят дела.
Я вышла из комнаты, испытывая необъяснимое желание расплакаться.
— Да, кстати, Люси, — крикнула мне вслед Карен.
— Что? — спросила я.
— Тебе звонили.
— Кто?
— Гас.
Глава сорок седьмая
Тяжеленный груз свалился с моих плеч, и я с наслаждением, полной грудью, вздохнула. Я ждала этого три недели.
— И что он сказал? — возбужденная, я вернулась в гостиную.
— Что он перезвонит через час и что если тебя еще не будет, то он будет звонить каждый час до тех пор, пока не застанет тебя.
Меня переполняло счастье. Он не бросил меня. Я не сделала ничего плохого, мое место не заняла неизвестная мне Мэнди.
— Ты сказала ему, где я? — задала я очень важный вопрос.
— Сказала, что ты ушла.
— А сказала, что я с мужчиной?
— Сказала.
— Отлично! Пусть поволнуется. А когда он должен перезвонить?
Карен села и уставилась на меня:
— А что? Ты ведь не собираешься говорить с ним?
— Хм… собираюсь, — робко призналась я, переминаясь с ноги на ногу.
Дэниел покачал головой, словно говоря: «И когда она только научится». Да кто он такой, чтобы судить меня? Что он знает об агонии безответной или наполовину безответной любви?
— Неужели у тебя нет ни капли самоуважения? — непонимающе смотрела на меня Карен.
— Нет, — рассеянно ответила я, пытаясь решить, как разговаривать с Гасом: радостно? сердито? строго?
Я уже знала, что прощу его, — оставался нерешенным лишь вопрос, как долго ему придется для этого извиняться.
— Что ж, дело твое, — сказала Карен, отворачиваясь от меня. — Он позвонит минут через двадцать.
Я пошла к себе в комнату, подпрыгивая и переходя с шага на бег. Двадцать минут! Как тут было сдержаться!
Но нет — надо успокоиться. Нельзя, чтобы он догадался, как я рада. Я стала делать дыхательную гимнастику. Улыбаясь. Потому что без пяти десять я услышу Гаса — Гаса, которого, как я думала, я потеряла навсегда.