— Для всех, — кивнул Блэр. — Хм.
— Вообще-то, Бобби, я не хочу тебе проповеди читать. Блядь, да заебись ты обо что хочешь. Но если научное открытие идет в симбиозе с бюрократией и это убирает ненужные препятствия на пути прогресса — тогда ломись туда. Объективность? Заебись. Есть только согласованная внутренняя субъективность, Боб, и я говорю: давай бросим вызов миру, давай зажжем все вокруг.
— Так что именно я сейчас выпил?
— Солипсидрин гидрохлорида. Кажется, с ароматом черешни.
— Это законно?
— Конечно, законно, а ты как думал? Ты думал, я тебе чего-нибудь незаконного дам? Ты когда-нибудь слышал, чтобы черешня была вне закона?
Блэр смотрел вниз, почувствовав, что член у него встал. По его лицу расплылась улыбка. Он поднял глаза, прошелся взглядом по углам потолка, вниз по аркам и колоннам тьмы и света.
— Знаешь, я вдруг почувствовал, что мне полегчало.
Труман приоткрыл рот и провел внутри языком. Оглядел Блэра с ног до головы.
— Да ты что?
— Да, — ответил Блэр. — Депресняк как рукой сняло.
Он попытался сдержать смешок, который все-таки вырвался в виде шипения.
— Молодца! — Труман хлопнул рукой по его бедру, сдвинув член Блэра, так что он сильнее обозначился через ткань брюк. — Видишь? У дядюшки Трумана есть возможности. И эти возможности находятся прямо здесь и сейчас. Знаешь, почему я решил поделиться ими с тобой? И знаешь, почему я сказал себе: «Вот человек, которого стоит спасти?» Я скажу тебе, почему, Боб: потому что в тебе что-то есть. Что-то, что говорит мне о скорости, о прогрессе. О понимании того, как работают вещи. Я только взглянул на тебя и сказал: «Вот человек, который несет печать будущего». Я вот просто взял и сказал так себе. И это не только характер или там желание, мать их, выебнуться. Я правда так думаю, Бобби. Честно. Ты правильный чувак.
Блэр бросил на Трумана ласковый взгляд.
— Послушай, — подтолкнул его локтем Труман, — маленький подарок по мужской части не такой уж и маленький. Твоя крошка тебя сегодня просто не узнает, она подумает, что ее отымела ебаная ракета.
Блэр сцепил руки на коленях.
— Если честно, я сейчас временно один. На самом деле я как раз тут подыскивал…
— Ты пришел в правильное место. Какая цель — выполнимая или крутая?
— Что вы хотите сказать?
— Местная или иностранка?
— Если честно, мне насрать.
— Молодца. Главное, чтобы девка была что надо, вот моя философия.
— Значит, все ваши девки иностранные?
— А ты как думал. А выглядят они не совсем как иностранки. Половина из них блондинки.
— Вас в эксплуатации не обвиняют?
— Бобби, Бобби, Бобби, — пробормотал Труман, наклоняясь ближе. Черты его лица приобрели резкость в свете торшера, голос понизился до урчания. — Все абсолютно естественно, и их желание играть — естественное явление. С философской точки зрения, невозможно эксплуатировать природные ресурсы — нужно только управлять тем, как они эксплуатируют тебя.
— Ну, просто некоторые могут…
Труман прижал палец к губам и понизил голос еще сильнее:
— Ты когда-нибудь слышал слово «исключительность»? Запомни его на тот случай, если какой-нибудь ублюдок спросит тебя, что дает тебе право управлять миром. Потому что в этом слове и заключен ответ. Оно означает, Боб, что мы не заставляли мир желать быть похожим на нас. Мы принесли поразительный образ жизни, и теперь они жопу рвут, чтобы быть как мы. Мы — исключение из всех человеческих типов, мы выше всех форм управления. Мы высшие, и все об этом знают. Отчаянно пытаясь присоединиться к нам, остальной мир признает, что мы высшие. И поскольку это мы придумали такую жизнь, они должны прийти к нам, чтобы получить на нее право, — выдохнул Труман прямо в лицо Блэра. — У нас все права на свободу, Бобби. Представь себе все возможности. А теперь позволь сказать тебе кое-что об этих девках: в своих странах они сидят голодные. Их родные места голые и пустые, жуткие захолустья. Задницы этих девок впустую растрачиваются на иностранных алкашей типа арабов, или там…
— Хм. Арабы обычно не пьют.
— Ты просто мало их знаешь, Бобби. Послушай, что я говорю: они живут в воронках от бомб. И если они голодные и в опасности, и если в моих интересах помочь им, разве это эксплуатация? Нет, вовсе нет. Это называется свободой: неотъемлемое право желать чего-то лучшего. — Труман откинулся на спинку и помолчал, ожидая, пока возможности в полном объеме раскроются перед умом Блэра. Затем он подмигнул, сказав: — И знаешь, что классного в этих девках? Они в жопу ебутся.
Блэр провел языком по губам, почувствовав, как дернулся член.
— И как же вы их находите?
— Нахожу? Да они мои, Блэр. Мне принадлежат города, откуда они родом. Это они ищут меня, исключительного человека. Посмотри, посмотри сюда. — Труман подошел к столу и сдернул листок бумаги с кожаной папки. На нем были фотографии шести молодых мордашек, полных надежды. Настоящие красотки, словно с обложки порножурнала. — Моя следующая партия. Вот эта, например, глянь-ка. И скажи, Бобби, неужели это только сон? Это глобализация! Положись на меня.
Блэр смотрел на страничку.
— Итак, теперь ты в моей армии и получаешь возможность маленького заморского приключения с целью способствовать прогрессу — небольшая такая разведка. Дело в том, что я действительно хочу, чтобы разведку провел такой человек, как ты, ведь ты сможешь раздобыть свежие идеи. Ты меня слышишь? Как думаешь, сможешь с работы на пару дней вырваться?
Блэр шумно перевел дыхание:
— Да, думаю, у меня получится. С целью способствовать прогрессу, да.
— Ты мой человек, Боб. Точно тебе говорю. Хотя мне кажется, что твой брат немного дерганый. Он подпишется на такое? Или помочь ему? Я спрашиваю потому, что ваш парень из министерства говорит, что разделять вас не стоит.
Я все улажу. Я его уговорю, сэр, не беспокойтесь.
— Молодца. Я пошлю тебя в горячую точку, Боб. В охуенно горячую точку по аппликаторам сандвичей.
— Вы хотите сказать — туда, где живут эти девки? Потрясно!
— Бобби, это самые потрясные девки, которых ты когда-либо видел. Даже если бы у них было три очка, все равно лучше бы не стало…
— А разве они не жутко дорогие?
— Бобби, Бобби, Бобби. У дядюшки Трумана есть возможности.
Он взял карточку со стола, начертил на ней линию и запихнул в нагрудный карман Блэра между пакетиками «Пороха».
— Крошки, — сказал Блэр.
Он немного посидел, осматриваясь, вдыхая аромат грядущих снов. Он сидел словно в трансе, наслаждаясь моментом, уставившись в окно невидящим взором. Наконец его внимание привлекла движущаяся фигура. Это был Дональд Лэм, пробирающийся через толпу.
Труман проследил за его взглядом.
— Гляди, а вот и наш чувак. Давай его позовем.
Они вышли из офиса и бочком, вдоль окна, пошли к двери в конце мезонина. Труман распахнул дверь в тот момент, когда Лэм как раз подошел с другой стороны.
— Дэнни, старина!
— Блядь, — моргнул Лэм, шаря глазами в темноте. — Вижу, вы встретились с нашими ребятами. Я, блядь, по всем этажам гоняюсь, их разыскивая.
— Это мои парни, Дэн. И где ты таких ребят берешь, а? Пойдем с нами, мы как раз…
— На самом деле нам пора… Конечно, немного неловко, но…
— Не порть нам игру, Дэн. Только не сейчас.
Лэм уставился на них через дверной проем.
— А где Гордон?
— Наверное, в сортире, — ответил Блэр, прижимая ладонь к члену.
Лэм ощутил приподнятые нотки в голосе Блэра. Они звучали словно многообещающий звонок на переменку. Он внимательно присмотрелся к нему.
— Я вижу, ты попробовал эту штуковину.
Блэр улыбнулся. Он приближался к вершине невероятного ощущения внутренней нормальности, которой никогда не испытывал раньше, она заполняла его от пяток до макушки. Он не сомневался, что именно так бы он чувствовал себя, если бы был тем, кем хотел быть.
А значит, он таким и был.
— Да, немного принял, — признался он. — Дон, извини за ту выходку, больше такого не повторится.
— Меня беспокоит то, что, когда действие этой штуки выветрится, ты почувствуешь себя точно так же, как час назад. Не забудь, каково это было.
Блэр попытался вспомнить, что чувствовал час назад. Но так и не смог.
Труман хлопнул Лэма по плечу:
— Дэнни, позволь сказать тебе кое-что: мы тут классно провели время, усвоили кое-какие новые варианты. Ты меня слышишь? Теперь я глава «Витаксиса», здравоохранение — это моя игра. С ним все будет в порядке.
— Да, честное слово, все в порядке, — кивнул Блэр. — Классно провели время.
— Думаю, мне стоит поискать твоего брата, — сказал Лэм, поворачиваясь и осматривая бар. — Он тоже принял? Есть только один танцпол, куда он мог пойти, все остальное я осмотрел.
— Он не пойдет на танцпол, поверь мне, — сказал Блэр. Он наклонился к уху Трумана и спросил: — Зайка себя так же будет чувствовать?
— Сто пудов, — прошептал Труман. — И подожди — самое веселое еще впереди.
Троица бродила по танцполу в глубине здания. Последний хит Скетел Уан сотрясал стены. Блэр чувствовал, как в нем бьют гейзеры радости, как расцветают внутри правда, любовь и сила. Он заметил Зайку на другой стороне танцпола, тот стоял, облокотившись на стойку бара. Три молодые женщины стояли рядом с ним. Одна хихикала и игриво хлопала его по руке.
— Вон он, — сказал Лэм. — Педераст чертов.
Он провел Блэра к освещенной части зала, где, раскачиваясь, словно рябинка на ветру, стоял Зайка. Труман остался стоять и смотрел на них с отцовской заботой. Затем, словно призрак, он растаял в воздухе.
Девушки посмотрели на приближающегося Блэра.
— Это он? — спросила смазливая брюнетка.
— Да, как говорят у нас на севере, это он, — ответил Зайка. — Моя никчемная вторая половина.
— А он типа немного на тебя похож, да, только волос нет и очков.
Лэм напрягся. Он пригляделся к девицам, потом к Зайке, заметил большой бокал джина у него в руке. У его ног подпрыгивал от громкой музыки пакет с дисками.