Блэр улыбнулся брату:
— Странно, что ты не танцуешь.
— Не моя музыка, дружище, ты же знаешь. Нет ничего хуже незнания того, что некоторые вещи превращают тебя в дерьмо. — Зайка полез в сумку. — Однако, — добавил он, поворачиваясь к девкам, — поскольку он пришел, я покажу вам свои таланты, не сомневайтесь. Пусть диджей поставит что-нибудь из этого. О, «Ла Компарсита», например. Попробуем.
— Заяц, ты уверен? — Блэр схватил брата за руку. — Послушай, прости за диски.
— Танго? — заверещала одна девица. — Я могу попросить диджея.
Она потащила своих подружек на танцпол, в самую гущу толпы.
— Я прощаю тебя за диски, — сказал Зайка. — Хорошо еще, что их не завалило мусором в баке. Тебе бы не поздоровилось, если бы их попачкали.
Блэр сузил глаза и покачал головой:
— Христа ради, Заяц, — я тебя не достоин.
Лэм поднял руку:
— Может быть, пойдем уже? Сколько ты выпил?
— Еще немного, — ответил Зайка, одним глотком прикончив джин, прежде чем повернуться к брату. — Позвольте нам сделать одну вещь. Давай же, как в старые времена.
Диск-жокей свесился со своего места, чтобы увидеть через толпу Зайку. Девицы вернулись, что-то возбужденно выкрикивая.
— Мы сказали, что у тебя день рождения, — хихикнула одна.
— Дурочка! — пропищала другая. — Вот пиздит. Она сказала, что вы — известные танцоры танго из Марокко.
— Ребята, — начал было Лэм, но близнецы уже ничего вокруг не видели.
Скетел замолк. Тела на танцполе перестали дергаться. Они постояли, потом разошлись по стеночкам.
— Мальчики и девочки, — послышался голос диск-жокея, — у нас тут типа пара парней, которые думают, что могут показать нам настоящий танец.
Блэр сжал губы:
— Заяц, мы правда это сделаем?
С леденящим душу шипением колонки выплюнули одинокую ноту аккордеона, которая высоко прогремела в тишине, до того как к ней присоединились скрипичные и духовые аккорды. Зрители вытянули шеи, когда оркестровая мелодия начала пронзать все помещение танцпола. Прожекторы засияли ярче.
— Еще как сделаем, блядь. Пойдем. — Зайка сжал зубы и наклонился к уху брата: — Нет, ты послушай, взгляни на этих цыпочек. Это правильное место.
Глаза Блэра метнулись вправо. Три девицы не сводили с них глаз. За их спинами стояли еще девицы и перешептывались. Прожектор прошелся по всему залу, выискивая Хизов.
Блэр подморгнул девицам, затем Зайке:
— Трагедия, которую нужно станцевать?
— Трагедия, которую, мать ее, абсолютно точно нужно станцевать, — ответил Зайка, высоко вскидывая голову.
Пара вышла в центр танцпола. Они встали друг напротив друга, томно прижавшись животами, как будто сливаясь центральной нервной системой. Как две половинки пазла, они слились в единое существо, разделяющая их линия исчезла в черном озере их костюмов. Внезапно их головы механически повернулись друг к другу, глаза засияли ярче. Они соединили руки, застыв в объятии на восемь быстрых тактов. Затем, как будто став единым механизмом, их четыре ноги начали легко рубить, резать, кромсать и разрывать воздух, сплетаясь и расплетаясь в ослепительных вспышках. Казалось, неподвижно парящие над ногами тела совсем не участвовали в этом процессе.
Хизы танцевали свое собственное танго.
Сухое; строгое танго, быстрое, как ракета, с резкими, как бритва, углами.
Ноги набирали скорость, мелькая и крутясь, словно угри на сковороде, потом за их мельканием стало не уследить, они превратились в единую форму, парящую как бабочка по полу. Толпа приблизилась к ним, она ревела, приветствуя каждый шаг и поворот. Потом танго достигло апогея, скорость и яростные аплодисменты, свет, скрипичные и ударные инструменты слились в единый небесный импульс, затягивающий всех присутствующих в головокружительный вихрь бешеного танца близнецов.
— Жуть, — прошептала одна из Зайкиных девиц из угла.
— Красота, — прошептал Лэм. Когда танго подошло к высшей точке, он протиснулся через толпу на танцпол. — Быстрее! — заорал он Блэру, когда ударил последний такт. — Хватай своего брата!
15
— Ты его убила! — заорала Ольга.
Она стояла между телом Алекса и фонарем инспектора. Лицо Абакумова сияло словно факел, и это сияние затмевало в темноте грустные физиономии троих молодых людей. Ольга набросила одеяло на Александра и начала выть по всем правилам и с большим чувством, с поклонами, поворотами, взыванием ко всем святым, беспорядочным в отчаянии выбрасыванием рук вверх и искусными потоками невидимых слез, которые она умело стряхивала кончиками пальцев.
— Этот человек умер довольно давно, — задумчиво сказал инспектор. — Посмотрите на его живот, там же полно червей.
— Как это он от червей мог распухнуть! — заорала Ольга. — Всего десять минут назад ваш собственный агент Любовь Каганович разговаривала с ним, как будто стоя в хлебной очереди!
— Я бы не сказала, что мы так уж и разговаривали, — заметила застывшая у двери Любовь.
— Или, возможно, — продолжил Абакумов, — его убили эти молодые бандиты с оружием в руках. Потому что с чего бы мертвому мужчине лежать в комнате, где в темноте притаился человек с ружьем?
— Нет, инспектор, такого быть не может, — сказала Любовь.
— Выйдите сюда, вы, с ружьем, — сказал Абакумов, направляя свет фонаря в лицо Григория. — И расскажите мне заодно, почему ваша мать ни разу за всю жизнь не написала, что у нее три сына, а не один.
— Это не мои дети, — ответила Ирина. — Вот это вот мой, Максим Иванов, мой единственный сын.
— Тогда, — сказал Абакумов, медленно оглядывая каждого из присутствующих, — откуда в вашем доме взялись эти юноши с оружием? Мы что, натолкнулись на гостей как раз в тот момент, когда было найдено тело мужчины с животом, который неделю жрут черви?
Ольга и Ирина повернулись и уставились на Любовь Каганович.
— Это мой сын и племянник, — сказала Любовь. — Они пришли со мной за ваучером, по собственному опыту зная, что такое эти Дерьевы и какие они злобные. А теперь они расследуют загадочный чертов вопрос мертвеца и его ваучеров. Представьте себе! Мы пришли по обычному делу и вдруг оказались в таком жутком болоте!
— Ха, — без намека на любезность выдохнул Абакумов. — Я по-прежнему жду ответа на вопрос: что вы все делаете здесь в такой мрачный момент? И не сметь отпираться — вы теперь по самые уши тут увязли.
— Конечно, вы не можете прямо мне в лицо сказать…
— Мне ясно, — поднял руку Абакумов, — что нужно провести совещание. И пока мы будем совещаться, вы должны подготовиться к нелегким грядущим временам. Жутким временам, если точнее.
Группа медленно вышла в большую комнату, подгоняемая завываниями Ольги и ее непредсказуемым размахиванием руками.
— Пожалуйста, прекратите, — сказал Абакумов, проходя мимо Ольги. — У вас на это была как минимум неделя.
— Мама, иди к нему, иди и помолись о его душе, — сказала Ирина. — Я разберусь с теми, кто хочет очернить и без того самый черный момент нашей жизни.
Абакумов сел на Ольгин стул у печки.
— Милиция просто с ума сойдет, — сказал он, скорбно покачав головой.
— Ха, да здесь скорее слона увидишь, чем мента, — хмыкнул Макс.
— Для вас это просто благословение Божье, — ответил инспектор. — Впрочем, милицию в этом деле вообще не стоит беспокоить. Потому что такая новость — мертвец, подписывающий ваучеры для получения денег у государства, армейские, можно сказать, деньги, — эта новость подобна водородной бомбе. Она рванет на многие тысячи километров, может быть, даже до Кремля дело дойдет. Такие случаи грабежа уже давно захлестнули нашу страну, и этот человек с червяками является прекрасным тому примером. Не удивлюсь, если «Правда» напишет об этом ужасающем преступлении.
— Она убила его! — заверещала Ольга, тыча пальцем в Любовь. — Убила своей башкой, набитой дерьмом. Я говорила ей не мешать ему, с этим своим ружьем и разговорами.
Инспектор полез в карман пальто и вытащил блокнот и ручку.
— Итак, — сказал он сам себе, — тело было найдено в комнате, в присутствии шести людей, один из которых размахивает ружьем. — Он посмотрел на Григория, который стоял в дверях спальни с прижатым к груди ружьем. — Оно заряжено?
— Да, — гордо ответил Григорий.
— В нем есть магазин. Скажите, в этом магазине более одного патрона?
— Да, магазин есть.
— Хорошо. Скажите, сейчас в нем все патроны есть?
— Нет, — нахмурился Григорий, глядя на ружье. — Но все равно там их много.
— Когда последний раз в магазине были все патроны?
— На неделе, да.
— Один из которых размахивает ружьем, из которого недавно стреляли, — дописал Абакумов в блокноте.
Слова резали вонь от навоза словно ножом.
— Неправильный ваучер… — сказал он. — В стадии глубокого разложения… Червяки…
Через минуту он остановился, глядя прямо перед собой, затем перевел глаза на Ирину:
— Над мертвым телом не было надругательства?
— Господи помилуй!
— Давайте я спрошу по-другому: жители этого дома ели мясо в течение прошлой недели?
— Мы не каннибалы, инспектор! Как вы смеете!
— Что ж, — пожал плечами Абакумов, — бывает и такое.
Он снова вернулся к своему отчету.
— Потенциальное преступление против природы, — пробормотал он, — доказательство в виде хлеба.
С каждым его словом сердца присутствующих сжимались все сильнее, пока Ирина наконец не выдержала:
— Посмотрите мне в глаза. У нас ничегошеньки нет. Это я вам говорю, так что потом не обвиняйте меня, что зря потратили время.
— Неправда! — сказала Любовь. — У них есть трактор!
— Ничего подобного, — ответила Ирина. — Вы где-нибудь поблизости его видите?
— Ха, — сказал инспектор. — Теперь вы пытаетесь подкупить должностное лицо, представителя власти, на месте преступления. — Он яростно заскрипел ручкой. — Взятка… Представитель власти… Трактор…
— Инспектор, — устало сказала Ирина. — Я вам прямо говорю, можно сказать, по-дружески, что вам нет смысла копаться в этом деле. Давайте договоримся: нам торговаться нечем.