Это жуткое подземелье Лютер покидает, чувствуя, как в ушах отдается быстрый, громкий стук сердца. Поднявшись, выбирается наружу. Взвесь воды из шлангов окружает голову туманным ореолом. Земля вокруг взбита в грязь. Сверху стрекочет вертолет.
Из радужного облака влаги показывается Роуз Теллер.
— Ну что? — с ходу спрашивает она.
— Ушел. И Мия вместе с ним.
— Уфф. Нет худа без добра.
Ему на это остается лишь хмыкнуть. Плюмажи дыма, что поднимаются над домом, на фоне бледного купола лондонского неба уже теряют свою густоту.
— Ему ведь надо как-то выбираться из Лондона, — прикидывает Лютер.
— Может быть, его сын чем-нибудь поможет нам? Скажет, куда он мог направиться?
— Мэдсен ему ничего не говорил на этот счет, — хмуро отвечает Лютер.
На мокрой лужайке, как грибы после дождя, проглядывают трупы собак. Прикрыв ладонью рот, Лютер подходит к одной из них. Опускается на колено.
Мелькает и тут же исчезает смутное воспоминание о том, как он когда-то вот так склонялся над трупом собаки, — кажется, это был желтый ретривер, — в чьем-то подъезде или прихожей.
А у этого питбуля прострелено плечо. Видимо, чуть позднее кто-то из службы антитеррора подошел и из жалости влепил ему пулю в голову. Пуля прошила псу череп и ушла в землю. У собаки отсутствует часть верхней губы. Причем шрам это старый, давно затянувшийся. Нос тоже изувечен.
Лютер указательным пальцем проводит по собачьей шкуре — через латекс перчаток все еще ощущается живое, но уходящее тепло. Грудь и бока испещрены старыми шрамами. Лютер ласково похлопывает собаку, проводит против шерсти, чувствуя, как она с приятной упругостью сопротивляется под рукой.
Затем он подходит к следующей собаке — пегой, с белым пятном. Этому псу пуля снесла полморды, так что шрамов не разобрать. А впрочем, вот они, веревками идут по спине и ребрам. Сильно повреждены задние лапы.
В третьей собаке больше от стаффордшира, чем от питбуля. К собакам у Лютера отношение такое же сентиментальное, как у Рида к старым солдатам. Особенно к стаффам. У них есть качества, поистине достойные восхищения. Например, стафф не на жизнь, а на смерть будет биться за ребенка. Вцепится в обидчика и не отпустит.
Лютер широкими шагами обходит дом с тыла, приближается к длинному гаражу, заходит внутрь. По обеим сторонам гаража тянутся вольеры, полные взбешенных дикоглазых собак. Псы мечутся, остервенело кидаются на сетку, скалят зубы, кровожадно вращают глазами. Но при этом совершенно не лают.
Лютер внимательно смотрит на них. Его разбирает предательский, извращенный соблазн: а если сейчас взять и сунуть туда, через сетку, руку? Просто так, из любопытства — поглядеть, что они с ней сделают.
Он разворачивается и идет к выходу.
У торца гаража, в квадрате света дожидается Роуз Теллер. Лютер, не замедляя шага, проходит мимо.
— Дайте знать, — бросает он на ходу, — если кто-нибудь что-нибудь найдет.
Он прокладывает себе путь через скопившуюся толпу зевак и корреспондентов. Оглядевшись, находит Хоуи. Та торопливо хлебает кофе вместе с бригадой медиков и парой полисменов в форме.
Лютер, учтиво извинившись, за локоток отводит ее в сторону.
— Как там? — интересуется она.
— Изабель, — смотрит ей в глаза Лютер. — Я тебе сейчас даю выбор.
— Не поняла?
— Мэдсен понимает, что мы уже дышим ему в затылок, — говорит Лютер. — А потому дело принимает малоприятный оборот.
— Еще неприятней, чем раньше?
— Да.
— Шеф, я вас все-таки не вполне понимаю.
— Если ты отправишься со мной, — говорит он, — это может иметь для тебя последствия. Если останешься здесь, ничего этого не будет. Тебе решать. Но если ты решаешься, то мы влезаем в это оба. И будет то, чему суждено быть. Так вот: ты со мной?
Хоуи колеблется, но лишь секунду. Кинув себе под ноги стаканчик с недопитым кофе, она почти бежит вслед за Лютером к машине.
Генри везет Мию в какое-то тихое место: там одни деревья и не слышно шума транспорта. Мягко прошуршав шинами по листве, он ставит машину у обочины.
Генри снова вдавливает девочку в пространство перед пассажирским сиденьем. Наклонясь, достает из бардачка блокнот, в котором лихорадочно что-то строчит. Зачеркивает, снова пишет, уже более спокойно.
— Сядь, — говорит он наконец.
Мия смотрит на него снизу вверх сквозь пряди волос; ее бьет дрожь.
— Сядь сюда, — указывает он. — Рядом.
Мия присаживается на сиденье. Генри кладет ей на колени блокнот и включает в салоне свет.
— Ты можешь это прочесть? — спрашивает он. — Мой почерк разберешь?
Мия кивает.
— Молодец, — одобряет он. — Так вот, слушай. Мы кое-кого разыграем, понятно?
Мия кивает.
— Вроде как шутка такая. То, что ты сейчас должна сказать, на самом деле неправда. Но если ты этого не сделаешь как нужно, мне придется наказать тебя, поняла? Не хочется, но придется.
Мия, шмыгнув носом, кивает.
— Вот и здорово, — говорит он. — Готова?
Она опять кивает. Генри вынимает мобильный телефон. Мия видит, что это айфон ее папы. Она знает, что на нем куча фотографий — ее, брата, мамы. Отец постоянно смущал Мию тем, что показывал эти фотографии всем подряд.
Генри по памяти набирает номер и прикладывает трубку к уху Мии.
Слышатся гудки, затем приятный голос говорит:
— Алло?
Мия косится на своего мучителя, и тот ей кивает.
— Меня зовут Мия Далтон, — читает она по бумажке. Перед следующей строчкой она запинается, голос у нее дрожит. Но дядька вроде не злится. Наоборот, чем сильнее ее страх, тем больше это ему, похоже, нравится.
Глава 27
Хоуи останавливает машину вблизи многоэтажного скворечника Милтон; глушит мотор.
— Так нормально, шеф? Вы в порядке?
— Нормально, в порядке. А что?
— Да вид у вас не ахти.
— Когда найдем Мию Далтон, — обещает он, — залягу в постель на неделю.
— И я с вами, — добавляет Хоуи и тут же краснеет до корней волос. Она рыжая, поэтому это очень заметно. — В том смысле, что…
— Твой смысл мне понятен, — отзывается Лютер. — Жди здесь. Приглядывай тут за всем.
Хоуи смотрит, как он вальяжной, франтоватой походкой направляется к мрачно-серым колоннам. Что это, внешняя компенсация внутренней неуверенности? Чем расшатанней нервы у человека, тем тверже у него походка.
Лютер проходит безлюдную, запущенную детскую площадку. Никто здесь не играет. Лишь тощая собака самозабвенно трусит кругами по битому стеклу и некогда яркой, а теперь вконец растрескавшейся мозаике.
По пути он сухо кивает стайке шпаны в капюшонах, вороньем обсевшей остов вделанной в асфальт карусели. Затем, привычно нагнув голову, Лютер входит в сумрак подъезда и, перешагивая через три ступеньки, поднимается наверх. Ну и вонища же здесь!
К тому моменту как Лютер начинает стучаться в квартиру Стива Биксби, он уже весь покрыт испариной и не на шутку взвинчен.
— Стив, — зовет он через дверь, — это детектив Лютер! Открывай!
Ответа нет.
Он лупит в дверь так, что та трясется всеми своими засовами и замками. Не достучавшись, Лютер делает шаг назад, отирая ладонью рот и прикидывая, не наддать ли еще и плечом.
В эту секунду приотворяется дверь соседней квартиры. Оттуда недобро выглядывает женщина, скорее даже девушка, с бледным одутловатым лицом, в спортивном костюме. Лютер вспоминает, что примерно в такой обстановке он когда-то впервые увидел свою бабушку которой тогда было тридцать четыре года.
— Чего стучите? — угрюмо спрашивает она.
Лютер кивает головой на дверь Биксби:
— Сосед ваш дома?
— Я говорю вам, ребенка разбудите.
— А не подскажете, куда он мог уйти?
— Я вам что, Ури Геллер?
— Вы, наверное, о нем мало знаете? — цинично спрашивает Лютер. — Об этом типе, что живет рядом с вашей дверью и вашими детьми?
Такого испытания для Биксби, который стоит с той стороны и подслушивает, оказывается вполне достаточно.
— Ладно, ладно! — откликается он из-за двери.
Лютер ждет, пока Биксби пройдет через долгую и муторную процедуру открывания замков и засовов.
Наконец он выходит на порог. Собака по-прежнему жмется к его ногам.
— Ну а теперь-то что?
От Лютера он получает мягкий, но сильный тычок в грудь и, отлетев, шлепается на свою костлявую задницу.
Лютер тем временем заходит внутрь. В квартире воняет псиной, Биксби и еще чем-то пригорелым. Собака пятится, забивается в угол и припадает к полу, готовая в случае чего прыгнуть.
Лютер оборачивается. В дверном проеме маячит соседка, В руке у нее мобильник, с помощью которого она снимает происходящее.
— Вы тут не очень-то! — выкрикивает она. — У него тоже права есть!
Лютер выкручивает ей запястье, выхватывает и прикарманивает трубку. Затем выставляет назойливую особу из квартиры и захлопывает за нею дверь. Но на этом дело не заканчивается. Соседка, уже с балкона запасного выхода, прижимается лицом к окну, белесым пятачком расплющивая по стеклу нос, и смотрит на сидящего на полу Биксби.
Лютер задергивает штору.
— Эй, ворюга хренов! — доносится снаружи. — Телефон мой отдай!
Лютер ставит Биксби на ноги и с силой прикладывает к хлипкой стене. С сыроватого ковра поглядывают вытканные лупоглазые собачки. Старый питбуль, дрожа искалеченными ляжками, пускает в углу лужу.
— Ты лжец, Стив, — подаваясь вперед лицом, цедит Лютер. — Ты мне сказал, что Генри Мэдсена толком не знаешь. Сляпал мне тут же историю о каком-то покойном кореше Финиане Уорде, который вас якобы свел. Но это все лажа. И знаешь почему? Потому что вы с ним прекрасно знакомы!
Биксби тревожно сглатывает; озирается на окно, где по-прежнему бдит соседка, барабаня в стекло и продолжая изрыгать ругательства и угрозы.
Лютер ухватывает Биксби за челюсть и поворачивает к себе его лицо, пока их взгляды не скрещиваются.
— А ты знаешь, что из-за этого ты теперь соучастник?
— В чем?
— Во всем, что он сделал после нашего с тобой разговора?