— Что за участок?
— Дом. Под капремонтом.
— Где, в каком месте?
— Максвелл-Хилл.
— Как далеко от родителей Мэдсена?
— Не знаю. Мили две, может чуть меньше.
— Она там.
— Джон, ее там нет.
— Он намеревался сбыть ее своим родителям. Поэтому надо было держать ее при себе, вблизи. Она там.
— Мы искали. С собаками. Там ничего нет.
— Сад проверяли?
— И сад, и постройки, и гараж. Вообще все.
— А ты там был? Ты, лично? Дом тот видел?
— Нет.
— Дуй туда, Йен.
— Джон, дружище, остынь.
— Она там. Где-то в этом доме. Он ее закопал, и она где-то там. У тебя около десяти минут. Она задыхается.
Рид колеблется. Затем говорит:
— Лечу.
— Хорошо.
— А ты где?
— Иду по следу. Перезвоню.
Лютер прерывает связь, выключает телефон.
Отсюда видно, как Мэдсен — черное на черном, юркий, как городская лисица, — мелькает среди деревьев.
Лютер пускается следом.
Генри бежит быстро, он напуган. Ноги едва касаются сырой спрессованной грязи. Зимняя луна освещает ему путь.
То и дело оборачиваясь, он видит рослый силуэт своего преследователя. Тот как будто и не спешит.
Узкая дорожка тянется параллельно тонкой грязной речушке. Но берег на той стороне крут, там густые заросли крапивы и терновника. Так что не пролезть.
И Генри несется прямо.
На плавном изгибе тропы он равняется с матерым кустищем крапивы. Следом шипастая изгородь в гирляндах мусора прикрывает железнодорожную ветку. Дальше, за серебристо-черной лентой железнодорожного полотна, расположена промышленная зона.
Генри продирается сквозь крапивный заслон, бежит вдоль изгороди — ищет какое-нибудь оружие или выход. Выход есть всегда. В двух-трех десятках метров от начала поиска в изгороди обнаруживается брешь, в которую Генри немедленно пролезает. А дальше юзом вниз по насыпи и перебежкой через рельсы.
Генри оглядывается через плечо — вон он, Лютер. Протискивается через ту же брешь, спускается по насыпи. Неотвязный…
Генри взбирается по ту сторону рельс. Подлезает к ограде из арматурной сетки. Карабкается по ней, переваливается через верхнюю кромку. Падает на гудронированное покрытие. Здесь везде пятна мазута, округлые травянистые проплешины, битое стекло.
Он оборачивается, запустив пальцы в ячейки ограды, и, подсвеченный сзади отдаленным оранжевым фонарем, с прищуром вглядывается в темноту. Несколько секунд он не различает своего преследователя, но затем, когда привыкают глаза, опять его видит.
Лютер пересекает железнодорожное полотно. Генри отворачивается, набирает в грудь побольше воздуха и продолжает свой бег.
Хватаясь за пучки травы, Лютер одолевает подъем на насыпь. Сквозь сетку ограды успевает заметить Мэдсена, а в следующий миг тот исчезает на территории обшарпанной промзоны.
Погодя Лютер перелезает через сетку и соскакивает на гудронное покрытие.
Как отсюда выбраться, Генри не имеет ни малейшего представления.
Промышленная территория, явно заброшенная, кажется поистине бескрайней. Сплошь темные углы, ломаные детали машин, битое стекло. Валяются мятые бочки из-под солярки.
Большинство строений примерно одинаковой степени ветхости; погрузочные платформы небрежно зашиты листовым металлом и фанерой. Сквозь бетонные пандусы густо пробиваются чертополох и полынь.
Жив разве что старый подмигивающий охранный фонарь; сейчас он высвечивает беглеца с безжалостностью и педантизмом вертолетного прожектора.
Генри ныряет в потемки, несется по какому-то широкому пустынному проезду в обрамлении мертвых зданий.
Ветер гремит полуотодранным листом гофрированного железа, прикрывающим вход в большую кирпичную пивоварню, наверняка давно уже бесхозную.
Полуослепленный фонарем, Генри направляется к этому зданию. Зерна ржавчины на железе ощущаются как крупицы сахара на столешнице. Эти зернышки осыпаются под пальцами.
Оттянув на себя угол железного листа, Генри оказывается в сырой черноте старой погрузочной площадки.
Лютер теряет Мэдсена из виду. За углом он видит моргающий фонарь охранного освещения и тотчас отворачивается, чтобы не утратить ночное зрение. Зажмурившись, стоит на мягкой от мха прогалине и считает до тридцати.
И тут до его слуха доносится взвизг металла по бетону. А когда он открывает глаза, оказывается, что охранное освещение кто-то вырубил.
Он идет по следам беглеца, но ныряет направо в том месте, где Генри свернул налево. Огибает подступы к складу с вывеской «Уорлдуайд тайерс», поворачивает налево и еще раз налево.
Охранное освещение он не включает.
Дальше поворот за угол, к просторному проезду. На другом его конце высится башня старой пивоварни.
Здесь Лютер задерживается, восстанавливая дыхание. Смотрит, как вытягиваются на стремительном воздухе облака, туманя белый глаз луны. Ждет.
Замечает движение. Ветер ухватывает и колышет свободный край железного листа. Лютер идет. Он доходит до листа гофрированного железа, сдвигает его в сторону. Тот звучно визжит, как от боли.
Открывается доступ на погрузочную площадку. Темнота пахнет кирпичной крошкой и плесенью, а еще аммиачной привонью голубиного помета.
Огибая один из углов, Лютер минует россыпь древних грампластинок и накрененную кипу разбухших от сырости, тронутых грибком журналов. «Мир рыбалки». В этом мире цветут улыбками мужчины семидесятых, гордо демонстрируя рыбу в половину своего роста.
Эхо тут гулкое, звонкое. Металл о бетон. Доносится оно из дальнего темного коридора. Лютер спокоен. Он идет по следу.
Теллер с Ридом приезжают в Максвелл-Хилл, к обветшалому, возведенному еще в двадцатые годы особняку на две квартиры.
Поисковая команда по-прежнему здесь, налицо и машины всех вспомогательных служб. На воротах стоит женщина-констебль в форме. Выйдя из машины, Теллер сразу устремляется к ней:
— Что-нибудь есть?
— Никак нет, мэм.
— По словам Джона, кислород у нее должен был закончиться две минуты назад.
Рид догоняет ее через полминуты. Не задерживаясь, спешит мимо:
— Если Джон говорит, что она здесь, значит она здесь.
И входит в дом.
Пахнет новой штукатуркой и старой, из подвала идущей сыростью. В доме полно полиции, дуговых ламп, гротескно искаженных теней. Он проходит в залитый светом сад, где застает Мэри Лэлли. На ней непромокаемый комбинезон и тяжелые башмаки.
— Еще раз прошлись? — осведомляется он.
Она кивает.
— Сад, подвал, гараж, наружные постройки. Ничего. Признаков потревоженной земли нет. Он нас дезинформирует, шеф.
Рид сверяет часы.
— Сколько у нее в запасе? — спрашивает Лэлли.
Ответить Рид не может. Он напряженно меряет шагами озаренный светом сад, следуя за собственной тенью. И набивает при этом текст сообщения: «Обыскали дом снова! Никого. Ты уверен?»
Лютер шагает по бетону. Впереди тенью мелькает Мэдсен. Лютер на ходу пишет ответное сообщение: «Продолжайте искать».
Генри во весь дух мчит по облицованному плиткой коридору. Он заканчивается колодцем металлической лестницы, ведущей на стальной помост верхнего яруса.
Остается одно — наверх или обратно. А обратно нельзя…
Генри цепко оглядывает темные углы, будто выискивая затаившихся хищников. Никого там, понятно, нет. Лишь звонкий стук капающей воды да собственное прерывистое дыхание.
И вдруг — чей-то шаг, другой. Где-то там, в затенении.
Генри опрометью взлетает по лестнице.
Рид выбегает наружу, где Роуз Теллер занята изучением фотоснимка Мии Далтон. Роуз поднимает глаза, в которых мелькает вспышка надежды.
— Ничего, — вздыхает Рид.
Теллер, скрипнув зубами, отводит взгляд.
Генри делает шаг назад. Еще один. Пятится под нарастающие звуки шагов, словно отовсюду доносящиеся в этом жутком темном месте.
По ржавому пролету лестницы он взбирается на следующий ярус железного помоста. Этот ярус заканчивается еще одной лестницей, затем третьей. А за ней идут четвертая и пятая.
На самом верху лунный свет сеется сквозь пыльные окна скатной крыши. Становится видно, как железный помост на верхнем ярусе стыкуется со стальной фермой, которая когда-то поддерживала исполинские бродильные емкости. Там, где прежде находились эти баки, теперь лишь громадные полукруглые желоба — до самой наружной стены. А от крайнего желоба ответвляется узенький мостик — даже не мостик, а скорее ажурная металлическая дорожка, ведущая к стальной двери. Эта дверь в стене — единственный выход наружу.
Генри бегло оглядывает мостик и пропасть, над которой тот проходит. Отсюда можно запросто ласточкой сыграть в пустоту.
Он в отчаянии отворачивается. Пересекать эту проржавелую дорожку над чудовищным обрывом равносильно самоубийству. Тяжело дыша, он озирается в поисках какого-нибудь другого выхода наружу. И снова слышит в темноте звук шагов.
Это приближается его неумолимый преследователь.
Генри, застыв, ждет.
Лютер взбирается на верхний ярус помоста и постепенно приближается к Генри, который, не помня себя, выходит на мостик и неуверенно двигается в сторону двери. Ажурная конструкция постанывает под его весом.
Он уже одолевает половину пути, когда под ногами что-то срывается вниз, — вывернувшийся болт, крутясь, летит в пустоту; и лишь спустя какое-то время доносится глухой звон от его удара об пол.
Генри не обращает на это внимания. Он продолжает пробираться на ту сторону, к клепаной стальной двери. Она заперта. Надежно.
Опустившись на четвереньки, Генри лихорадочно шарит среди обломков кирпичей — ищет увесистую железяку. Напрягшись, он выдергивает из крошащейся кладки кусок трубы. Сжав ее, оборачивается, чтобы ударить как следует по дверной ручке. И тут он поднимает глаза и видит Лютера.
Тот стоит на противоположном конце мостика. Сейчас Лютер с Генри — по разные стороны обрыва, сверлят взглядами друг друга. Лютер по-волчьи щерит зубы.
Генри поднимает длинный кусок трубы: дескать, и не таким черепа проламывали. Медленно, очень медленно они начинают сближаться, двигаясь к середине мостика.