Естественно, в то время я об этом не думал. Сарош просто обострил горечь множества напрасных надежд и разочарований, копившихся с тех пор, как Империум захватил мир, который мы делили с братом. Лев никогда уже не становился прежним после того, как узнал свою истинную природу. Леса воспитали в нем зверя. Мы превратили его во владыку рыцарей. И то, и другое были гранями чего-то совершенно иного, непредставимого для нас.
До сих пор я не знаю, как Лев узнал о моменте моей слабости. Каким-то образом он понял, что мне было известно о покушении на Сароше. Думаю, Захариил — единственный, кто был в курсе происшедшего, хотя никогда нельзя сбрасывать со счетов Смотрящих-во-Тьме. Они видят все, но мало говорят.
Я был изгнан на Калибан за мгновение нерешительности. Я был зол и затаил обиду на брата. Из-за моих колебаний я оказался ненадежным в глазах Льва, хотя он и скрыл изгнание под видом высокого доверия. Неудивительно, что по возвращении в родной мир негодование подтолкнуло меня к тому, в чем я так долго себе отказывал. Я был бесконечно предан Льву, но его краткое, как удар сердца, недоверие сбило меня с пути.
Я не пытаюсь оправдаться, ибо рот мой извергал лишь ложь, чтобы убедить себя в собственной правоте и неправоте Льва. Как он посмел? Как посмел этот сын Императора изгнать меня за то, что я спас его шкуру, когда он был на волосок от смерти?
Упертость? Это еще мягко сказано. Но я обозлился, приумножив обиду, и охотно попался в ловушку книг, как младенец, присосавшийся к груди матери.
Я помню, как вошел в хранилище, где прятал остатки библиотеки Люпуса, ибо большая часть книг действительно не несла никакого вреда и своим открытым существованием обеспечивала хорошее прикрытие для менее безопасных трудов. Потайным ходом я прошел через внешнюю библиотеку в комнатку внутри; я скрывал ее более примитивными способами, чем те, к коим прибегал для хранения более поздней коллекции. Удивительное дело, за все это время ни одна живая душа не прикоснулась к книгам, хотя их влияние было чудовищно сильным. Я предположил, что библиотека долгое время была просто заброшена. Когда Император захватывает ваш мир, кого заботит какая-то коллекция ветхих заплесневелых книг?
Так мне казалось раньше, но теперь я подозреваю, что хранилище обладало особой аурой, если не собственной волей. Приближаясь к нему, я сам испытывал тревогу и какую-то опаску. Я бы сказал, что даже слышал шепот запретного знания, но его я познал много позже. Несмотря на то, что книги, хранившиеся рыцарями Люпуса, послужили склоном, по которому я скатился в пропасть, они были всего лишь введением в тайное искусство и мало что значили по сравнению с теми, которые предоставили мои более поздние союзники.
Простите мне беспорядочность этого повествования — последствие моего расколотого временем бытия. Даже сейчас, когда я рассказываю эту историю, все события в ней происходят единовременно, и так трудно отделить начало от конца, точку отправления от конечной. Я переживаю все заново.
Я едва помню, о чем были эти книги. Я думал о том, что Лев хотел их уничтожить, и потому, читая их, я бросаю вызов его воле. Как-то капризно для Великого Магистра Ордена, но таковы были мои мотивы.
Я и рад был бы сказать, что дрожащими руками я открыл замок и благоговейно вытащил первую книгу, но не могу. Я не имел ни малейшего представления о важности этого момента: небрежно распахнул сундук, порылся в томах и свитках, затем выбрал одну наугад. Учитывая все, что я сказал о природе этих записей, вряд ли подобный выбор может быть случайным.
В твердом пергаментном переплете, сильно потертая, с углами страниц, почерневшими от пальцев предыдущих читателей, с позолоченной надписью, от которой осталось лишь легкое мерцание на темной обложке. Я не открыл книгу на первой странице, но словно дал ей самой раскрыться где-то посередине. И сразу же наткнулся на изображение существа, которое сначала принял за Великого Зверя. Клыки и рога, грубая шерсть и зазубренные когти. И все же это существо, не похожее ни на одного крупного лесного зверя, держало в одной руке топор, а в другой — хлыст.
Заинтригованный, я принялся расшифровывать древний текст.
Мне повезло, что меня никто не обнаружил, потому что, по моим ощущениям, я просидел несколько часов, изучая эту единственную страницу с подписью. Большую часть этого времени я потратил не на чтение, хотя начертанные на ней слова давно вышли из употребления и были малопонятны даже для человека с моим образованием. Именно значение этих слов заворожило меня: я будто отправился в мысленное путешествие по их тайным смыслам, в то время как бился над сутью того, к чему они относились.
Пройдут годы — десятилетия! — прежде чем я начну складывать все это в подлинное знание, но тот первый проблеск целой вселенной, о реальности которой я и подумать не мог, заставил меня содрогнуться. Я не связывал знания о Калибане, Великих Зверях и варпе воедино, пока не погрузился глубже в запретные знания, но я думаю, что первые смутные представления об этом у меня возникли еще тогда.
Вторым подавляющим чувством было чувство вины.
Не следовало мне читать эти книги. Я вспомнил, как мы со Львом впервые пролистали их и увидели ритуалы и символы, вызвавшие у нас неловкость. Вспомнил, почему Лев приказал все уничтожить.
Но это же чувство вины меня и раздражало. Почему это мне нельзя знать того, что написано в книгах? Какое право имел Лев отказать мне в самом полном понимании нашего места во Вселенной? Да… тогда мне было удобно позабыть и собственные опасения, и согласие с запретом Льва, оправдывая то, что я не уничтожил книги. Порочная логика, но мы сами закручиваем вокруг себя подобные петли, если понимаем, что хотим сделать что-то неправильное.
В тот день я не смог прочитать больше, и, честно говоря, меня испугало увиденное. И не столько чудовищный служитель высших сил, сколько образ в моей голове: безграничный мир, сотканный из наших собственных кошмаров и снов. Я был испуган, заинтригован до нервной дрожи и в то же время восхищен открытием.
Я принял решение хранить книги в секрете от всех. Не из собственной жажды знания, но из-за страха, что кто-нибудь другой сможет быстрее понять их содержание и, получив власть, сместить меня. Также я знал, что Лев может вернуться на Калибан, и любые самовольные действия вопреки его приказу выйдут мне боком. Присвоив книги, я пошел против воли Льва как равного себе, хотя тогда я уже был подчиненным примарха Легиона Императора.
Я так беспокоился, что меня раскроют, что вскоре перенес книги к себе из тайной комнаты в главной библиотеке. Хотя там они и были надежно спрятаны, я счел неудобным слишком часто заходить в крыло Ангеликасты, которое мои товарищи почти не посещали. На мои бдения в библиотеке никто до сих пор не обращал внимания, но рано или поздно кто-нибудь спросил бы, что мне там нужно, а я предпочитаю не лгать равным.
В те ранние годы я не углублялся в книги. Было почти приятно отказывать себе в удовольствии прикасаться к запретным знаниям, и порой я не заглядывал в тома у себя в кабинете месяцами. Время от времени я открывал какой-нибудь том и лениво перелистывал страницы, расхаживая взад-вперед и размышляя о другом. В этих занятиях я обманывал себя, уверяя, что на самом деле не нарушаю субординацию. В конце концов, обязанности Великого Магистра оставляли мне кое-какое свободное время; я ожидал, что возвращение экспедиционного флота положит конец скуке.
Возможно, это было хобби. Небольшое увлечение малоизвестными текстами, поднимавшими интересные философские вопросы, не более.
Шли годы, а Лев все не возвращался. Мы превращали сынов Калибана в космодесантников и отправляли в пустоту, словно упакованный товар. Возвращавшиеся корабли приносили новости, что Великий Крестовый Поход проходит успешно. Тысячи миров были приведены к Согласию, как Калибан когда-то.
Мое праздное увлечение отнимало у меня все больше времени, и я уверовал, что Лев никогда не вернется. Свой долг Калибан исправно выполнял и в его отсутствие. Наша кровь продолжала питать Легион Темных Ангелов. Но даже тогда я не испытывал особенного недовольства. Думаю, если бы Лев появлялся, это вызвало бы у меня больше возмущения. Наблюдение и контроль были бы оскорбительны. Я поверил, что, возможно, Лев действительно доверял мне, и его слова о долге не имели скрытого смысла.
Я был дураком.
Но на Зарамунде исчезли последние сомнения.
Некоторые миры вписаны на страницы истории Империума размашистым почерком, в то время как другие едва заслуживают и сноски. Зарамунд был из числа последних. Стратегически он располагался очень удачно как плацдарм для Великого Крестового Похода. Этот мир стоял на страже стабильного варп-канала, через который к галактическому северу проходят корабли. Первые из них покинули Зарамунд много лет назад, еще до того, как обнаружили Калибан.
Не знаю, почему часть населения Зарамунда взбунтовалась. У меня есть кое-какие догадки, и по опыту могу сказать, что они не слишком далеки от истины. Империум сначала ставит цель, а затем — задачи перед мирами, чтобы достичь ее, не задумываясь ни о чем другом. Думаю, что таков образ мысли Императора — видеть во всех остальных инструменты. Калибан тому прямое доказательство! Очищенные от Великих Зверей, леса по большей части были приручены. Прекрасная зеленая планета. Изумрудный Мир… Все было уничтожено, заменено аркологиями для рабочих и сборщиков десятины для правителей Терры. Густые леса Калибана оказались бесполезны для военных целей. Оружие, доспехи, люди — вот ресурсы, в которых нуждался Великий Крестовый Поход. По этой причине изменили облик Калибана.
Зарамунд стал верфью, но корабли по-прежнему нуждались в экипажах, и обязанностью Зарамунда было обеспечить их. Поколение за поколением зарамундцы либо трудились на производстве военных кораблей Императора, либо по контракту уходили на них в бесконечную пустоту. Это презрение к истории и народу Зарамунда и породило восстание. Не вялое предательство элит, а мятежи на всех заводах, на орбитальных и других станциях системы. На Зарамунде вспыхнул дух свободы народа.