Корпус «Диадемы» задрожал — волна нематериальной силы ударила корабль в борт. Полностью восстановленная защита поля Геллера надежно укрыла крейсер. Волна вскипала вокруг капсулы золотисто-лазурной энергии, едкий прилив лишь слегка отклонил «Диадему» от назначенного курса, по которому она плыла. Двигатели древнего ударного крейсера зажглись и звездолёт плавно развернулся на струях яркого пламени от маневровых двигателей, прежде чем уйти из надвигающейся бури.
Кларион не получила никаких сообщений о том, что демонам удалось пробраться на палубу до того, как экипаж вновь активировал поле Геллера. Она ничего не слышала ни от Люция, ни от других легионеров с тех пор, как он покинул мостик. Но Кларион ощущала пряный запах. Где–то на корабле пролилась кровь. Девочка чувствовала это так же хорошо, как собственные кости.
Один из воинов Когорты Назики умер и умер не совсем хорошо. Кларион провела темным языком по зубам. Еще один пир в Море Душ.
У неё не было ни курса, ни цели, к которой она могла бы направить свой прекрасный корабль так же точно, как метнуть серебряно-фиолетовое копье.
Проведя пальцами по рунной панели, встроенной в подлокотники трона, Кларион кинула взгляд на уголок окулуса, занимавшего большую часть передней стены мостика. Вид открывался вниз и она смотрела, как хребет «Диадемы» простирается вдоль во всем своем готическом зубчатом великолепии.
На вершине каждого шпиля, каждой башни и минарета стояла армия статуй, ожидающих своего часа в безмолвном безвоздушном карауле. Они все были приблизительно одинаковой формы — словно извивались своими тонкими и соблазнительными линиями, но в то же время ужасали. Они несли бремя неописуемых страданий, которые могли причинить их огромные и острые клешни. Некоторые отражали порочный свет Ока сиянием яркого серебра, другие, подобно тусклому зеркалу дымчатого стекла или кремового мрамора, отражали все вокруг. Многие сидели в позах горгулий, большинство, наоборот, стояли во весь рост, но каждая из почти тысячи трехсот статуй немигающе уставилась на мостик «Диадемы».
На Кларион.
Подавленное воспоминание из глубины сознания всплыло на поверхность. Кларион ощутила дрожь, проходящую по всему позвоночнику её оболочки, и при любых других обстоятельствах, дрожь была бы приятной. Неподвижные существа наблюдали за ней каждую секунду с тех пор, как она поднялась на борт «Диадемы». Тогда девочка внезапно, острее обычного, почувствовала нервное дыхание непонятной фигуры, тянущейся к ней. Глаза или некое подобие глаз никогда больше не прекращали сверлить её спину. Постучав по рунной панели, Кларион вновь открыла окулус в обычном режиме.
— Ауспекс, — произнесла Кларион. К помосту подошла пожилая женщина в выцветшей униформе легиона с кремовыми и лиловыми кантами.
— Моя госпожа?
— Прочесать местность вокруг нас. Весь сектор, — золотые глаза Кларион сузились, — найдите мне что–нибудь, что можно убить.
Пошатываясь Люций шел по коридорам «Диадемы». Он прижимал ладони к глазам, пытаясь хоть на миг спрятаться от грохочущих гармоник, доносящихся из вокс-рупоров вдоль стен. Пронзительные вопли проносились над его доспехами, словно штормовой ветер, достаточно сильный, чтобы он застучал зубами. Эти звуки скорее служили далеким фоном к тому реву, который кипел в его разуме.
Плененные души, закованные в броню Люция, становились все громче. Беспомощные крики, ядовитые проклятия его убийц становились все резче и отчетливее, как будто раздавались прямо из–за спины. С тех пор, как он покинул коридор после убийства Кризития, их атака усилилась, они кричали громче, чем когда–либо прежде.
— Заткнитесь, — прорычал он, поднимая и опуская плечи от невыносимой боли, которой не мог насладиться. Он прижал кончики пальцев к стене, пробивая вмятины в металле дрожащими когтями. Виски пульсировали от лихорадки, а череп, казалось, разбухнет до такой степени от их проклятий, что лопнет.
— Заткнитесь! — Люций ударил кулаком в стену, погрузив свой наруч внутрь до половины. Раздался скрежет и лязг разрывающегося металла, но тут потерялся в шуме корабля и причитаниях из разума Вечного.
— Брат?
Люций повернул голову и увидел, как из–за поворота в коридоре появился Чезаре. Перламутровые доспехи апотекария мерцали в дезориентирующем танце света люменов, создавая впечатление миража по мере приближения.
— С тобой всё в порядке?
Люций выдернул руку и уронил зажатые в кулаке металлические обломки, которые с грохотом ударились о настил палубы.
— Ерунда. Броня немного неисправна.
Чезаре склонил голову набок.
— Да ты не нуждался в ремонтниках на борту этого корабля все те века, что мы на нем живем, — голос не способен был замаскировать холодный тон, даже несмотря на львиное рычание вокс-динамиков шлема, — еще один подарочек от щедрых благодетелей варпа?
— И всё же я здесь, стою и жду момента, когда они одарят меня терпением, — прорычал Люций, прижимая кулаки к глазам. — Что тебе нужно, Чезаре?
В ответ брат поднял кристальную емкость. Поврежденный шмат разодранного мяса с серебристыми усиками из плоти и жира дрейфовал в амниотической жидкости, испуская струйки зеленоватого оттенка.
— Геносемя Кризития, — с нескрываемым упреком протянул Чезаре, — или то, что от него осталось. Я, несомненно, понимаю необходимость время от времени подавать другим урок, дабы поддержать порядок. Но разрушение такой степени, когда сбор неповрежденных прогеноидов становится практически невозможным, лишь делает нас еще слабее, чем мы есть.
С шипением вздохнув, Люций убрал руки от лица и взглянул на апотекария.
— Я толкую о явном недостатке своего терпения и ты выбрал именно это время, чтобы почитать мне лекции? — Вечный насмешливо фыркнул. — Это не потеря.
— Он был первым из Палатинских Клинков, — настаивал Чезаре, — его меч пролил кровь Тронного Мира, и доказал превосходство в сотне битв с тех самых пор, как нас изгнали, чтобы мы сгнили здесь, в темноте.
— Если бы его наследие действительно являлось легендой легиона, — улыбнулся Люций, — Вряд ли бы он проиграл.
— Отнюдь не его наследие меня интересует, — ответил Чезаре, — а продолжение нашего рода.
Во мгновение ока Люций обхватил пальцами горжет апотекария. Керамит едва слышно скрипнул под кончиками хрустальных когтей Вечного.
— Некого нам спасать, Чезаре, — прошипел Люций. — Это время прошло, причем прошло уже давным-давно. Ни прошлого, ни будущего у нас нет, есть только настоящее и вечность. Так что прекращай свою сентиментальную одержимость прошлым, которое наше пребывание здесь лишило смысла.
Свободной рукой Люций схватил Чезаре за шлем и подтащил его лицо за керамитовой маской прямо к своему.
— Нельзя переписать прошлое, мой милый брат. Нельзя переделать или изменить, можно только забыть. Но настоящее… — Безумие вызвало на губах Вечного хищную усмешку, — о, настоящее можно превратить во всё, чего мы захотим. Мы это можем. Настоящее, брат мой, смотри на настоящее.
Дрожь пробежала по телу Люция и он отпустил апотекария. Хирургические лезвия нартеция Чезаре вернулись в отверстия на перчатке и он опустил руку. Люций отвернулся и замер на мгновение, беспорядочные судороги терзали покрытое шрамами лицо. Он вновь посмотрел на брата.
— Как продвигается работа?
Апотекарий сглотнул, подавив эффект боевых стимуляторов, введенных броней в кровь во время всплеска адреналина.
— Составляющие элементы собираются в соответствии с моим планом, — ответил он, — множество воинов не вернулись с поверхности, и, если не будет непредвиденных обстоятельств, я смогу синтезировать достаточно амброзии почти для всех, кто остался.
Чезаре язвительно усмехнулся под шлемом. Амброзия. Уничижение его прорыва в искусстве алхимии с помощью облачения в бессмыслицу древней мифологии, лишь обострило своенравный характер апотекария. Люций не обратил на это внимание, едва прислушиваясь.
— А что с Рипакс? Как там Виспиртило?
Чезаре выдохнул и уступил очередной случайной смене темы, — он переживет. Пустота нанесла ему шокирующую, но незначительную травму. Какие–то последствия этого могут проявиться в долгосрочной перспективе, как физические так и психологические. Нам придется подождать и тогда всё станет ясно.
Люций хмыкнул.
— Он снова в мантии?
— Да, — ответил Чезаре, — Повелитель Ночи бросил ему вызов, ясное дело, с клятвой содрать корону с лица. — В словах апотекария промелькнула ирония висельника, — Для нашей группировки это чуть не закончилось смертью еще одного брата. Потребовалось девять часов, чтобы сшить его обратно в апотекарионе под звук непрекращающихся ностраманских завываний против чести моей биологической матери, чтобы не допустить его гибели.
Люций вновь неопределенно хмыкнул. Лицо выглядело вялым и рассеянным, будто бы рассудок находился далеко от того места, где на данный момент стояло тело, вслушиваясь в мелодию песни, доступной только ему. Когитаторные механизмы перчатки Чезаре затикали и загудели.
Казалось, что через парочку секунд Люций достаточно сосредоточится, чтобы вернуться к настоящему моменту. Вечный указал на емкость в руке Чезаре.
— Если тебе это кажется бесполезным, отдай это Рипакс в качестве подарка от меня, — он фыркнул. — Может им захочется съесть это, дабы набраться храбрости нашего покойного брата.
— Храбрости, — пробормотал Чезаре, — от воина, который умер, захлебываясь собственной кровью.
— Нет, мой брат, — ответил Люций, по губам которого вновь зазмеилась снисходительная безумная улыбка, — от того, кого убил самый молодой бог.
Вечный развернулся и зашагал по коридору прочь.
— А теперь оставь меня в покое, апотекарий. Твоя вечная меланхолия выводит меня из равновесия.
Чезаре смотрел, как Люций растворяется в ярких полосах пестрого света и пульсирующих звуковых волн. Он взглянул вниз, считывая результаты пассивного сканирования со своего нартеция, на экране перчатки вспыхнули остроконечные зеленые руны. Он вновь вздохнул и осмотрел пустой коридор.