Почему он не смог отказаться выжимать эти дурацкие железяки? Чего ему не хватает?
«Отваги, — ответил себе Алик. — Мужества. Вот что необходимо в себе развивать, помимо остальных качеств. Что ж, я сделал вывод и займусь этим. Прямо сейчас. В конце концов, чего я боюсь? Мускулистые выродки меня и пальцем не решатся тронуть без указки своего вожака. Пошлю их всех подальше, вот и все».
Решительно поднявшись со скамьи, он направился к выходу.
— Э! Куда? Сидеть! Сидеть, я сказал.
Обладатель раздутой мускулатуры догнал Алика, схватил за плечо и пустил волчком в обратном направлении.
— Не смей ко мне прикасаться!
Алик собирался произнести это с холодным достоинством и угрозой, однако получилось визгливо и неубедительно. Его голос дрожал после череды нелепых па, которые пришлось делать во время кружения, чтобы не упасть.
— Это почему? — спросил мускулистый. — Ты у нас неприкасаемый, что ли?
— Йог-недотрог! — сострил кто-то.
Алик, наклонив голову, опять бросился к двери. Его оттолкнули. Шаркая подошвами и путаясь в пальто, он отступил на исходную позицию. Там его застал Сильва, вошедший в зал. На его волосах поблескивали тающие снежинки.
— Что за базар? — спросил он недовольно.
— Йог куда-то намылился, — доложили ему. — Без спросу.
— Это ты йог? — Сильва посмотрел на Алика.
Подтверждать не хотелось. В таком определении крылось что-то обидное.
— Я переночую в отеле, — независимо заявил Алик. — Утром все обсудим.
— Ты не переночуешь в отеле. Ты останешься здесь.
Это было произнесено так, что не располагало к спорам и возражениям. И все же Алик выдавил из себя:
— Почему? Я не пленник.
— Кто тебе сказал? — удивился Сильва.
И засмеялся, давая понять, что это была шутка. Вместе с ним грохнул весь зал. Алик поймал себя на том, что улыбается какой-то заискивающей, вымученной улыбкой.
— Как наши дела? — спросил он, безуспешно попытавшись придать своему голосу хозяйские интонации.
— Карачай пока что не объявился, — сказал Сильва, отведя Алика в сторону. — Ну это ничего. Парни ждут его у подъезда. Как только он выйдет и направится к тебе, они поднимутся в его квартиру.
— Зачем? — не понял Алик.
— Кончат Олю, или как ее там, — пояснил главарь спортсменов, пожимая плечами. — Она у Карачая живет. Опасная свидетельница, ты сам говорил. Вот мы ее и уберем. За дополнительную плату.
— Я не заказывал! Я сам с ней разберусь!
— Предоставь это нам, — мягко произнес Сильва. — Подумаешь, на двадцать штук больше заплатишь. Зато никакой головной боли. Тебе нужна головная боль?
Алик посмотрел в мертвенные глаза, устремленные на него, и высказался в том смысле, что головная боль ему не нужна.
— Ну вот, — кивнул Сильва. — Так что сиди здесь и жди результата. Деньги при тебе?
— Только за одного.
— Ничего, потом за остальными вместе съездим.
В этот момент Алик понял, что к нему здесь относятся не как к заказчику, а как к жертве, которую собираются обобрать до нитки. И еще он понял, что ему предстоит собирать новое взрывное устройство. Оставалось надеяться, что оно будет последним. Надоело ему возиться с криминальными элементами. Из-за них восхождение Алика по ступеням совершенства прервалось и он, можно сказать, кубарем покатился вниз. Долго теперь наверстывать. Ничего. Зато впредь будет умнее, гораздо умнее.
Примостившийся на наклонном тренажере для разработки позвоночника и пресса, Алик незаметно уснул… и никак не мог прийти в себя и взять в толк, почему он лежит на полу, зачем его пинают и в чем он провинился, что с ним обходятся так грубо.
Было раннее утро, зимний рассвет еще не наступил, большие окна спортзала чернели угрюмо и угрожающе. Электрический свет резал глаза. Часто моргая, Алик смотрел на Сильву, к которому его притащили. Ему было не по себе. Он чувствовал, что ему предстоит что-то плохое. Чтобы не выдавать своего страха, Алик принял вальяжную позу, которая не вязалась с его потрепанным видом и скособоченным пальто.
— Работа сделана? — спросил он.
Вместо ответа Сильва наградил его двумя размашистыми пощечинами крест-накрест.
— Работа? — рычал он. — Ты нас подставил, козлик! Карачай убил моих лучших бойцов, а сам ушел. Кто-то сейчас ответит за это!
Логика подсказывала, что спрашивать нужно с Геннадия Ильича, однако Алик догадывался, что такое предложение разозлит бандита еще сильнее. На ум ему пришел более дипломатичный вариант ответа.
— Я здесь ни при чем, — быстро проговорил он. — Это не моя вина.
— Как не твоя? — прорычал Сильва, сграбастав его за грудки. — Ты знал, что этот крендель вооружен, знал? Следовало предупредить меня, козлик! Я отправил в засаду невооруженных парней, и они нарвались на пули.
И снова здравое рассуждение говорило о том, что виновен организатор засады и участники, недооценившие противника. Алику вообще было сказано, что он только башляет, а остальное не его забота. Ситуация кардинальным образом переменилась.
— Я заказчик, — напомнил Алик. — Не исполнитель.
В тот же миг заказчик, не считавший себя исполнителем, получил зуботычину, от которой рот его наполнился соленой кровью из прокушенного языка. Он никак не мог взять в толк, за что подвергается измывательствам, поскольку не знал мотивов Сильвы. А мотивы бандита были прямы, весомы и просты, как штанга. Он прессовал Алика Осипова, брал его в оборот, чтобы сдоить с него гораздо больше денег, чем было оговорено вначале.
Да, гибель двух бойцов стала для Сильвы неприятным сюрпризом. Однако он знал, что недостатка в новобранцах не будет и всех их худо-бедно нужно кормить. В том числе и за счет всяких фраеров, которые претендуют на какие-то особые отношения с ним, Сильвой.
— Слушай сюда, — процедил он, подтягивая Алика вплотную. — Слушай внимательно, козел недоношенный. Ты попал, ты крупно попал. Знаешь, сколько мои бойцы стоят? Сто штук каждый. И ты заплатишь за их молодые жизни, заплатишь сполна…
— А то порвем, — закончил мысль один из спортсменов.
— Порвем, — подтвердил Сильва. — В клочья. Что зенки вылупил, козлик? Бабки гони!
Алик не понял, каким образом его собственная рука, помимо его воли, забралась во внутренний карман пальто и вытащила оттуда пачку долларов.
— Но ведь это за Карачая, — пробормотал он. — Который жив.
— Его подруга мертва, — отрезал Сильва, выхвативший деньги. — Я за нее ту же цену назначил, забыл? С тебя еще двадцать, сто и сто.
— Всего двести двадцать, — сосчитали в рядах зрителей.
— У меня нет таких денег, — замотал головой Алик. — Никогда не было и не будет.
— Тогда ты труп, — сказал Сильва. — Ложись на пол, я тебя убивать буду. Держите его, пацаны. И гирю принесите. Я этому чмошнику все кости переломаю. Его потом никакие лекари не соберут заново.
Кто-то побежал за старомодной пудовой гирей, служившей в зале скорее декорацией, чем полноценным спортивным инвентарем.
— Я заплачу! — заорал Алик. — Найду деньги! Не надо.
— Как скажешь, — пожал плечами Сильва, решив про себя, что человек, способный найти двести двадцать тысяч долларов, заплатит и полмиллиона, если его правильно морально подготовить.
Он победил главных конкурентов и упивался обретенной властью. Сейчас, стоя перед трепещущим сынком богатых родителей, Сильва ощущал себя чуть ли не богом, вершителем человеческих судеб, властным над их жизнью и смертью. Его настроение было бы совершенно иным, знай он, что происходит в городе в эти самые минуты, когда он предвкушает первые большие деньги, обещанные ему запуганной жертвой.
А происходило вот что. Позже, когда полиция устанавливала последовательность событий, оперативные сводки позволили определить, что началось все в ночном клубе «Чикаго», процветающем на месте бывшего кинотеатра имени Довженко. Гуляли в клубе три закадычных друга, все трое спортивные, отчаянные, крутые. Подцепили девушек, как водится. Отвели за стол, угостили выпивкой, стали договариваться, кто к кому поедет и на каких условиях. Тут к ним подвалил невзрачный хмырь с плохими зубами и сказал что-то обидное. Один из парней встал и пошел с обидчиком в мужской туалет, сказав товарищам, что справится сам. В туалете его потом и нашли убитым ударом заточки в печень. А двум товарищам и вставать с дивана не пришлось. Когда грянула музыка и заполыхали огни, кто-то расстрелял их в упор, и никто ничего не замечал, пока девушки не повскакивали с мест и не принялись носиться по залу с криками «убивают, убивают!». Пользы от этого не было никакой, один только вред, поскольку в образовавшейся суматохе киллеры преспокойно покинули клуб и исчезли в неизвестном направлении.
Этим не закончилось. Двумя другими убитыми той ночью были молодые кикбоксеры Султанов и Тимохин. Они спали у себя дома, на съемной квартире, выходящей окнами на металлургический завод. Неизвестно, любовались ли они перед смертью красивым заревом, возникающим, когда разливают расплавленный металл, а только один из них умер с открытыми глазами и лицом, обращенным к окну. Он, как и его сожитель, был отравлен цианистым калием, неизвестно когда и как попавшим в молоко, выпитое спортсменами на сон грядущий. В результате уснуть они уснули, а проснуться уже не смогли. Обидно, учитывая, что парни ответственно относились к своему рациону, были молоды и намеревались прожить долгую и счастливую жизнь.
С точно такой же несправедливостью столкнулись молодые ребята, патрулировавшие подходы к спорткомплексу «Бульдог». Одного оглушили ударом трубы по голове и сбросили в канализационный люк. Второго сбили машиной, когда он мирно прохаживался по тротуару, и запихнули в кучу убранного с дороги снега. А парень, поставленный внутри здания, чтобы следить за входом и не пускать посторонних, решил поближе познакомиться с девицей, которая попросилась в туалет. Она прыснула ему в глаза слезоточивым газом из баллончика, а тут подоспели ее дружки, которые несколькими ударами ножей прикончили романтика.