– Осилим. Цены божеские.
– Что, прежде дороже платили?
– Где как, Пров Прохорович. Где больше, где столько же, – уклончиво ответил Григорий, вполне довольный таким приемом.
– Располагайтесь, святые отцы. Сейчас все будет.
Вскоре на столе появились блюда.
Монахи выпили по чарке, принялись за еду.
Вскоре со двора донесся стук в ворота.
– Евсей, пойди глянь, кого это в ночь принесло.
– Ага, – ответил тот, зевнул, надевая тулуп, – с Литвы, что ли, кто-то пожаловал?
– Не болтай попусту, пойди и глянь. Коли люди на постой, впусти.
Отрепьев почуял неладное.
– Я до ветру, – сказал он, встал, двинулся следом за работником и спрятался за сараем у изгороди.
Евсей открыл ворота, во двор въехали шесть всадников. Они спешились. Четверо пошли в дом, двое остались во дворе.
Отрепьев даже присел от неожиданности, когда на его плечо легла чья-то рука.
Он хотел вывернуться, но услышал знакомый голос:
– Чего ты, Гриша, испугался?
Отрепьев резко повернул голову.
– Андрюша, ты?
– Я, кто ж еще. Костыль за воротами. Ты иди в дом. Мы, если что, с этими ребятами разберемся.
– Да, я знаю, что вы все время рядом. А кто эти люди? Может, нас ищут?
– Пограничная стража, Гриша. Разъезд. Он тут часто бывает. И на путников посмотреть, и пожрать задарма. Кто им откажет или деньги с них возьмет? С ними связываться себе дороже выйдет.
– Значит, не по нас они?
– Нет. Но деньги с вас могут потребовать. С них станется. Держись с ними пожестче. Ступай, а то искать начнут.
Отрепьев вздохнул и пошел к дому.
Его увидели люди, оставшиеся во дворе.
– А ты откуда взялся, чернец? – спросил один из них.
– По нужде ходил.
– Ага. Ну ступай, коли так.
Григорий зашел в дом.
Там старший допрашивал его товарищей:
– Значит, из Москвы в Киев идете?
– Именно так. У нас все бумаги есть, какие нужны, – сказал Отрепьев.
Старший резко обернулся.
– А ты кто такой?
– Я-то буду отец Григорий, а ты? – спокойно сказал Отрепьев, обошел этого типа, подчиненные которого сбились у двери, присел на скамью рядом с товарищами.
– Я Ефим Рыбник, старший разъезда. Давай-ка свои бумаги. – Он посмотрел документы, вернул их и спросил: – По дороге сюда лихих людей не видели?
Отрепьев усмехнулся и ответил:
– Теперь не узнать, кто лихой, а кто смирный. Все злые, недовольные, голодные.
– Только не вы, святые отцы. Пируете как вельможи. Тут и пенник, и куры, и пироги. Откуда у монахов такие деньги? Надо разобраться, что вы за люди. Долго ли бумаги подделать да рясы нацепить? Придется мне взять вас. Если, конечно, не договоримся.
– Чего ты хочешь?
– Мошну с пояса сними да брось на стол. На том и поладим.
– Ну все, служивый, надоел ты мне.
На физиономии Рыбника нарисовалось неподдельное удивление.
– Чего? Что ты сказал, собака?
– Это ты собака. Я послушал тебя. Теперь твоя очередь. Мы едем в Киев не просто так по прихоти своей, а по поручению самого патриарха, его святейшества Иова. Коли не появимся вовремя в Киево-Печерской лавре, то нас тут же искать начнут. Делать это будут люди Семена Годунова. Сразу помереть они тебе не дадут, сперва как следует помучают.
Начальник сторожевого разъезда скрипнул зубами, развернулся и быстро вышел из дома. За ним метнулись ратники. Послышался стук копыт. Наступила тишина.
Со двора объявился работник.
– Уехали, Пров Прохорович.
– Ну и слава богу. Разошелся Ефим Рыбник не по чину, да припугнул ты его.
– Комната готова?
– Так давно уже.
Отрепьев расплатился за ужин и постой. Монахи прошли в комнату и легли на лавки.
Они встали, как рассвело, помолились, вышли в зал, где их уже ждал завтрак. Потом сын Сабаша, парень лет восемнадцати, подал им овчинные шубы. Святые отцы примерили обновки и остались довольны ими. Григорий отдал деньги отцу.
Монахи потянулись к выходу.
День обещал быть погожим. Светило солнце, снег искрился, но не скрипел, как на морозе. Ветра не было. Самая подходящая погода для путников.
К воротам Киево-Печерского монастыря они подошли утром 12 декабря.
Часть II. Государь всея Руси Дмитрий Иванович
Глава 11
Было холодно, дул северный ветер, щедро набрасывал на город горсти снега. Шубы спасали тела, а вот ноги у монахов мерзли. О теплой обувке они не позаботились.
Отрепьев взялся за скобу, собрался постучать, известить братию о прибытии новых товарищей, но за спиной у него вдруг раздался голос:
– Погоди, Гриша, не стучи.
Это было так неожиданно, что все монахи резко обернулись. Ивашка Семенов втянул голову в плечи, будто ждал удара.
– Андрюша! – с удивлением воскликнул Отрепьев.
– Как видишь, я.
– Откуда ты взялся и зачем?
– Успеете в обитель. Есть еще одно дело.
– Какое такое дело? Ноги окоченели, – промямлил Ивашка.
– Раньше надо было озаботиться этим. Но не с тобой разговор. Подойди, Гриша.
Отрепьев шагнул к нему. Попутчики остались на месте, переминались с ноги на ногу.
– Так что за дело, Андрюша? – спросил Отрепьев. – Неужто князья решили все изменить?
– Нет, Гриша, как и было оговорено, вы пойдете в обитель, но не теперь.
– А что сейчас?
– Ты ведь видишь, что у меня два коня.
Отрепьев вздохнул.
– Опять куда-то ехать надо?
– Надо. Недалеко. Тебя князь Губанов ожидает, хочет с тобой поговорить.
– Андрюша, мне эти неожиданные встречи и разговоры уже вот где! – Григорий провел ладонью по горлу.
– Знаю об этом, как и о том, что князю до твоего неприятия никакой заботы нет. Давай не будем мерзнуть напрасно и вести пустые разговоры. Бери коня и едем.
Отрепьев указал рукой на товарищей:
– А их бросим тут?
– Ну зачем же? Погоди. – Холодов подошел к чернецам. – Мисаил?
– Да, Мисаил.
– Мы с Григорием отъедем, вы же, чтобы не мерзнуть, ступайте в ближайший шинок.
Повадьин ухмыльнулся.
– Шинок, корчма, кабак, это хорошо. Только где он тут? Не помешали бы и деньги, чтобы нас не погнали оттуда, как нищих.
– Голову налево поверни. Переулок видишь?
– Не слепой покуда.
– В самом его начале шинок под названием «У Гнеся». Хозяин веры нашей, православной, поэтому встретит вас радушно.
– Без денег?
– Не прерывай! Что за привычка дурная!
– Так по делу же.
– Конечно, задарма вас там только водой студеной напоят. На, держи. – Холодов протянул Повадьину монеты.
Тот взял, посмотрел.
– Чудные какие-то, не наши.
– Да, это местные деньги.
– Как в них разобраться?
– Разберешься. Ступайте в шинок, поешьте там, покуда Григория не будет, но учти, Мисаил, ни глотка горилки, даже пива! Помни, вам еще в обитель идти, сразу как вернется Григорий.
Повадьин состроил такую мину, будто у него клещами зуб выдернули.
– Жаль. Но как ты сказал, так и будет. Грошей-то этих на добрую еду хватит?
– С лихвой.
– Хорошо. – Мисаил повернулся к товарищам. – Идемте, братья, со мной. Этот добрый человек нас угощает.
– С чего? – спросил Яцкий.
– С того, Варлаам. Гриша отъедет по делу, нам придется дожидаться его. В шинке-то лучше, чем на улице. Но коли желаешь, можешь тут постоять.
– Нет уж, лучше в шинок. Веди.
Московские беглецы, ведомые Мисаилом, направились к переулку, сгибаясь под порывами ветра.
Андрюша и Григорий въехали в ворота большого подворья, в центре которого стоял добротный деревянный дом. Было заметно, что здесь жили люди зажиточные, но не знатные.
– Зачем князь сюда наведался? – спросил Отрепьев.
– Сколько можно одно и то же говорить, Гриша? Это только ему и ведомо.
– Да интересно просто.
– Меньше нос суй не в свои дела.
– А тебе, Андрюша, надо бы спеси поубавить. Помни, это ты холоп Губанова, а я таковым никогда не буду.
– Ладно собачиться. Извини, коли я что-то не то сказал.
Всадники передали коней слугам. Потом Холодов повел Григория в дом.
В большой комнате за столом на лавках, покрытых коврами, сидели князь Иван Петрович Губанов и какой-то мужчина лет пятидесяти, тоже выглядевший как вельможа. У стенки стоял еще один человек в небогатой одежде.
– Дозволь, князь? – спросил Холодов, входя в помещение.
– Заходите.
Андрюша снял шапку.
– Вот, Иван Петрович, у ворот монастыря перехватил.
– Добро, ступай вниз и ожидай.
– Слушаюсь, князь. – Холодов удалился.
Отрепьев мялся у входа.
Человек, стоявший у стенки, как бы очнулся и спросил:
– Так я тоже пойду, Георгий Львович?
Вельможа посмотрел на Губанова и сказал:
– Я тут пока не нужен, князь. Подожду у Евсея.
– Добро, пан Горевецкий. Мы долго не задержимся и еще успеем отведать твое угощение в замке.
– Эх, погодка подвела, князь, а то на охоту отправились бы. На кабанчика. Люблю это дело. Но какая теперь охота?
– Да, обойдемся без нее, Георгий Львович.
– Да, конечно. Ладно, Евсей, веди.
– Прошу, пан Горевецкий.
Местные ушли, в горнице остались Губанов и Отрепьев.
Князь указал на место, где только что сидел пан Горевецкий.
– Проходи, Григорий. Разговор у нас недолгий, но важный, потому я и позвал тебя.
Отрепьев сел на скамью.
– Ты, наверное, хочешь узнать, кто такой пан Горевецкий? – спросил Губанов.
– Нет, князь, зачем мне это? Ну пан, да и ладно, таких тут много.
– Но этот из тех, кто готов помогать тебе.
– Дозволь узнать, чем именно?
– Всем, что потребуется. Но об этом позже. Теперь тебе надо будет устроиться в обители, попривыкнуть к местным порядкам. Они ведь во всех монастырях одинаковые. Или это не так?
– Не совсем так.
– Ну и ладно. В общем, обживайся, постарайся занять то же место, что и в Чудовом монастыре. Киево-Печерская обитель не зависима от местной епархиальной власти, ею правит Константинопольский Патриарх. Хотя после Брестской унии, заключенной пять лет назад, было много попыток подчинить ее Киевскому униатскому митрополиту. Это я к тому, что в свиту Константинопольского патриарха тебе не попасть, а вот при наместнике обители занять то же положение, что и в Чудове, ты вполне можешь.