– Путь войско остается прежним?
– А с чего ему меняться?
– Ну, может, тот же русский вельможа внес какие-то изменения?
– Все пойдет так, как решили мы с тобой.
– Надо до Глинян решить, кому быть главным воеводой.
– А чего тут решать? Мне не по чину, я главой всему буду, а воеводой пойдешь ты.
– Какой с меня военачальник?
– На это есть другие люди, полковники, сотники. Тебе надо устроить рать. Это у тебя получается хорошо. Ты воевода Сандомирский, будешь еще и моим.
– Ладно, это действительно решим на месте. Велеть ужин подать?
– Сначала баньку, пан Мнишек.
– Хорошо. Банька, ужин, отдых.
– Верно. Как Марина?
– Ох уж эта Марина! – Мнишек притворно вздохнул. – Совсем покоя лишила.
– Чем же?
– Да разговорами о тебе, о вашем будущем. Просила перенести срок свадьбы. Не терпится ей, видите ли, замуж выйти. Не подумали мы раньше, что она может так влюбиться.
– Мне тоже не терпится. Я не прочь перенести сроки.
– Это невозможно, великий князь. Марина страдает. Но ничего, перетерпит. Скоро в поход. Это сейчас вам тяжело. Видитесь каждый день и чувства свои раскрыть до конца не можете. Потом в разлуке будете. Легче станет.
– Не знаю, пан Мнишек.
– Но не брать же ее с собой?
– Не брать. Ладно, личное в сторону, главное – наше общее дело.
Дальше все шло по плану. Казаки проводили все более серьезные учения. Сотники частенько устраивали смотры, публичные состязания. Никто не брал в рот ни капли спиртного, что изумляло и радовало Григория, видевшего этих же казаков на Сечи. Войско было вполне управляемым и довольно сильным для начала похода. А еще в Глинянах стояли наемники. Перспектива одержать победу над армией Годунова становилась все более реалистичной.
Смотр казаков был устроен на Успение Пресвятой Богородицы 15 августа 1604 года в Самборе. Мнишек загодя вручил Отрепьеву деньги, тот раздал их сотникам. Казаки были довольны и выразили готовность сражаться за законного наследника до конца.
Через три недели в Глинянах состоялся большой смотр. Там Юрий Мнишек был официально выбран Гетманом всего войска, ему подчинялись полковники Адам Жулицкий и Адам Дворжицкий.
Войско разделилось. Его большая часть во главе с Отрепьевым пошла на Киев. Во время остановки там Григорий написал послание Годунову, в котором обвинил Бориса в захвате власти, покушении на его, царевича Дмитрия, жизнь, в набегах Крымского хана на русские земли, разгроме Романовых и Черкасских, имевших больше прав на трон. Не забыл Григорий упомянуть и беспомощность Годунова во время великого голода, что привело к массовым жертвам. Этим посланием, подписанным именем великого князя Дмитрия, он, по сути дела, объявил Годунову войну.
Оно было переписано во многих экземплярах. Гонцы понесли их на Москву и в крупные города-крепости.
Замысел Отрепьева удался. Большинство народа винили во всех своих бедах царя Бориса, ждали прихода Дмитрия, доброго и справедливого сына Ивана Грозного.
Перед выходом из Киева Григорий получил тайное письмо из Кракова. В нем его предупреждали о том, что в случае поражения при нападении на Россию Речь Посполитая не будет защищать ни его, ни Юрия Мнишека, ни их военных начальников, накажет лиц, виновных в этом незаконном выступлении.
Григорий прочитал послание и бросил его в огонь камина. То, что Речь Посполитая откажется от него в случае неудачи, было понятно еще из разговора с королем Сигизмундом Третьим.
13 октября 1604 года войско самозванца перешло границу с Россией.
Глава 16
Отряды Отрепьева шли вперед медленно. Григорий понимал, что успех его похода в немалой степени зависит от скрытности их перемещений, неожиданности появлений у русских крепостей. Царь Борис знал о вторжении, однако до сих пор не придавал ему должного значения, считал замысел самозванца неисполнимым. Он явно переоценивал свои полководческие способности и состояние русской армии и не считал серьезными противниками Отрепьева и его военачальников, имевших немалый боевой опыт.
На ночном привале Отрепьев вызвал в свой шатер атамана Белешко. Там же находился и пан Мнишек.
– Как наши люди, атаман? – спросил Григорий.
– Как и должно в походе, великий князь. Отужинали, готовятся к отдыху.
– Кони?
– На большой поляне. Там ручей, и трава еще осталась. Бросили им и сена.
– Добро. Сам ужинал?
– Да, вместе с казаками.
– До Моровска отсюда чуть более пяти верст. С утра возьмешь небольшой отряд, выйдешь из леса и открытой дорогой двинешься к нему. Уразумел?
– А чего ж тут не уразуметь? Взять отряд, выйти к Моровску. Далее что?
Отрепьев поднялся, прошелся по шатру. У походной печки встал, обернулся, глянул на атамана.
– Там царит паника и смута. Ратникам и жителям поселения известно, что на Моровск идет наше войско. Ведет его законный наследник русского престола. Люди знают, что я не желаю кровопролития и надеюсь на сдачу этой небольшой крепости. Воевода Борис Лодыгин и его помощник Михаил Толочанов пытаются настроить ратников на оборону, на бой с нами. Это нежелательно.
– Отчего? – спросил Белешко. – Сколько людей они могут выставить? Сотни две-три? Мы разнесем крепость в щепки.
– Сомнения нет, разнесем. Но это, повторяю, нежелательно. Объясню почему. Моровск – первая крепость на нашем пути. За ней будут другие. Да, она мала, особого значения не имеет. Но отсюда по Руси пойдет весть о том, что я начал воевать с Бориской. Важно, чтобы первая моя победа была одержана без единой капли крови.
Белешко понимающе покачал головой.
– Ты прав, великий князь. Коли возьмем Моровск без боя и никого там не тронем, то слава о том и до Москвы дойдет.
– Вижу, ты понял меня.
Мнишек зевнул и спросил:
– А зачем посылать атамана, коли завтра же все войско выйдет к Моровску? Его защитники увидят нашу силу, и тогда можно будет предложить им сдачу.
Григорий повернулся к магнату.
– Ложился бы ты спать, ясновельможный.
– Не могу, ведь я же воевода. Во главе похода стоишь ты, однако сейчас мое место рядом с тобой, а не на лавке у печи.
– Хорошо, что ты, тестюшка, знаешь свое место. Помни его и далее. А насчет выхода всего войска скажу, что Бориске не надо знать, сколько у нас сил. Гонцы в Чернигов уйдут из Моровска безо всякого сомнения. Так пусть они доложат о небольшом отряде. – Отрепьев повернулся к Белешко. – Итак, сотник, ты по открытой дороге выйдешь к Моровску. Что он собой представляет, знаешь?
– Да что он может представлять? Малая крепость. Частокол, башни, валы. Перед ними ров.
Отрепьев усмехнулся.
– Вижу, знаешь. Подъедешь к Моровску, встанешь поодаль, дабы из пушек и пищалей не достали. Всяко может быть. К воротам пошлешь человека с белым флагом, да такого, который с людьми говорить может. Он должен будет объявить защитникам крепости о том, что царевич Дмитрий Иванович начал поход против Бориски Годунова, передать им грамоту с моей печатью. После этого пусть уезжает. Ратники будут решать, сражаться ли им за Годунова или перейти на сторону законного наследника престола. Какой выбор они сделают?
– Думаю, перейдут на твою сторону.
– Представляешь, какой это будет удар по Годунову? Первая же крепость сдастся мне без боя. Весть об этом быстро разлетится по Руси. В первую голову она дойдет до Чернигова, довольно мощной крепости, которую мы тоже должны взять. Там поднимется смута. А Годунов так и не узнает, каковы же на самом деле наши силы, потому как основное войско продолжит поход по лесам. Теперь ты понял, зачем я посылаю тебя в Моровск?
– Да, великий князь.
Тут снаружи донесся какой-то шум.
Мнишек тут же пересел на дальнюю лавку. Казацкий атаман вскочил, выхватил саблю.
В шатре появился Бучинский.
– Дозволь войти, великий князь?
– Это ты шумишь, Ян? – спросил Отрепьев.
– Да, пришлось. Дозор лазутчика схватил. А малый резвый оказался, сумел вырваться и кинулся бежать. Но я в лесу дополнительные посты выставил, они его и перехватили.
– Где он? – спросил Григорий.
– Тут, великий князь, у шатра лежит, связанный по рукам и ногам.
– Из служивых?
– Одежда самая обычная, крестьянская.
– Лазутчик, значит? Не спят Лодыгин с Толочановым, – проговорил Отрепьев.
– Так что делать-то с ним, великий князь? Повелишь повесить?
– Зачем? Я же человек милостивый и справедливый. Долгие годы лишений не превратили меня в подобие Бориски Годунова. Ты покуда побудь с этим малым да глаза ему прямо сейчас шапкой прикрой. Снимешь, когда скажу.
– Понял, великий князь.
– Твоим дозорным моя благодарность и поощрение. – Отрепьев выложил на стол с десяток монет. – Возьми, отдай казакам. Ступай покуда. Деньги через десятника передай, сам же жди повеления.
– Да, великий князь. – Бучинский вышел из шатра.
Мнишек вернулся на место и спросил:
– Ты хочешь говорить с каким-то холопом?
– Это мое дело. – Григорий взглянул на Белешко.
– Тебе, атаман, все ясно?
– Ясно, великий князь.
– Ступай. Утром зайди ко мне. Тогда узнаешь время выхода к Моровску и грамоту получишь.
– Понял, великий князь. – Белешко поклонился и покинул шатер.
Мнишек потянулся и спросил:
– И сдался тебе этот лазутчик, великий князь?
– Я уже предлагал тебе, тестюшка, идти спать. Так ступай и не лезь в мои дела.
– Пожалуй, ты прав. Здесь я вряд ли высплюсь, пойду в свой шатер.
– Спокойного сна.
– Тебе того же. – Мнишек ушел.
Бучинский ввел в шатер человека в крестьянской одежде. Руки его были связаны за спиной, лицо закрывала шапка. Сотник поставил его посреди шатра.
– Сними с него шапку и развяжи! – приказал Отрепьев.
– А надо ли развязывать, великий князь? Кто знает, что на уме у этого малого.
– Вдвоем уж как-нибудь справимся с ним. Исполняй приказ!
Ян разрезал саблей веревки, скинул шапку с головы пленника. Это был совсем молодой человек.