– Кто ты? – спросил Отрепьев и услышал:
– А ты кто?
Парень тут же получил затрещину от Бучинского.
– Перед тобой, пес, наследник престола, великий князь Дмитрий Иванович. На колени, холоп! – Сотник ударил пленника по ногам.
Тот рухнул на колени и проговорил:
– Только так и можете.
Григорий повысил голос:
– Я спросил, кто ты?
Парень отвел взгляд в сторону и промолчал.
– Вот ты, значит, как? Тогда спрошу о другом. Что тебе больше по душе? Виселица или топор?
Парень вздрогнул.
– За что на плаху-то?
– Разве ты не знаешь, что на войне делают с вражескими лазутчиками?
– Да какой я лазутчик? Из Моровска к себе на деревню шел. Заплутал немного, а тут ратники как из-под земли. Я, понятное дело, бежать кинулся. Мало ли лихих людей по лесам шастает?
– Назови себя.
– Василь Демба, сын Григория из Волочки. Так деревня называется.
– Сколько лет от роду?
– Восемнадцать.
– Что ты в Моровске делал?
– Зазноба у меня там, Аленка. К ней ходил.
– Кто отец твоей зазнобы?
– Поликарп Верех.
– Мать?
– Померла. Аленка с отцом проживает.
– Этот Поликарп из служивых будет?
– Да.
– И где же вы в крепости миловались? Там все на виду.
– А мы не в Моровске, рядом, у реки.
– Вас спокойно выпустили?
– Я туда не заходил, а Аленка вышла. Ее дядька в страже проезжей башни был.
– Стало быть, ты к зазнобе пришел?
– Да.
– Ян, прикажи кому-то узнать про деревню Волочку.
Сотник крикнул:
– Степан!
На входе объявился казак.
– Слушаю.
Он был за пологом, посему не видел ни Дмитрия, ни лазутчика, ни самого сотника.
Бучинский через плечо приказал:
– Узнай, где тут находится деревня Волочка.
– Ага. Сейчас.
Вскоре казак доложил, опять-таки не заходя в шатер:
– Есть такая на берегу Десны, вот только там уже год никто не живет.
– Свободен!
– Слушаюсь!
Отрепьев пронзил парня взглядом.
– Так, значит, из деревни Волочка ты?
Тот опустил голову.
– Соврал, – заявил Отрепьев. – Что ж, ты сам решил свою судьбу, Василь сын Григория или как тебя там.
Парень уже без приказа уткнулся головой в пол.
– Не вели казнить, великий князь. Не по своей воле врал.
– Милости просишь?
– Прошу.
– Говори правду!
– Меня сюда Михаил Федорович Толочанов послал.
– Что, прямо сюда?
– Ну не точно на эту поляну, в лес. Наказал поглядеть, есть ли там войско. Коли так, то попробовать посчитать, сколько в нем ратников. Я пошел и попался.
– Много ли насчитал войска?
– Немало. Тут на поляне, коли брать в шалаше по четыре ратника, выходит сотни три, не меньше. А по коням, которые в лесу, и того более.
– Ты и к табуну выходил?
– К нему сразу и вышел. Случайно.
Отрепьев покачал головой.
– Значит, тебя помощник воеводы послал?
– Да, великий князь.
– Встань!
– Не положено.
– Я сказал!
Бучинский подхватил парня под мышки, рывком поставил на ноги, отошел на прежнее место.
– В глаза смотри, Демба. Рассказывай.
– Чего?
– Воеводы в Моровске желают знать, что здесь, я – что в крепости.
– Тревожно там. Слухи о том, что к Моровску идет царевич Дмитрий, появились давно. Воевода Борис Владимирович Лодыгин говорил нам, что войско ведет никакой не царевич, а самозванец и вор, расстрига Гришка Отрепьев. Извиняй, великий князь, это не мои слова.
– Продолжай.
– Мол, надо оборону держать до подхода подмоги из Чернигова и Новгорода-Северского.
– А что стрельцы? Жители?
– Так воеводу и раньше не особо слушали, а тут разговор пошел, что Лодыгин обманывает всех. Мол, пусть он за царя Бориса и воюет вместе с Толочановым. Против сына Ивана Грозного люди идти не хотят.
– А ты, стало быть, верен воеводе?
– Мне Михаил Федорович алтын дал.
– За деньги пошел?
– Угу.
– А не подумал, что слишком дешево голову свою оценил?
– Не вели казнить, великий князь, – пробубнил парень и неожиданно добавил: – Я жениться хочу.
Отрепьев рассмеялся.
– Не рано ли?
– Не сейчас, через год.
– И невеста есть?
– Про зазнобу правду сказал. И про отца ее.
– Милости просишь?
– Да, великий князь.
– Слышал, сотник? Сначала был как волчонок, а сейчас телок. И что ж мне с тобой делать, Василь Демба?
– Отпусти, великий князь. Воеводе скажу, что никого в лесу не видал.
– Врать нельзя, Василь.
– Но что поделать-то?
– Ладно. Я отпущу тебя, но ты не должен врать. Расскажешь обо всем, что видел. И о встрече со мной. Не только воеводе, кого увидишь. Передай людям в крепости, что от меня им худа не будет, коли сделают правильный выбор.
– Это какой?
– О том они завтра узнают. А теперь ступай. Сотник проводит тебя до дороги.
– Благодарствую, великий князь. – По щеке парня пробежала слеза, но он быстро смахнул ее.
– Ян, проводи его, а то дозорные прибьют. Пусть живет, женится, детишек плодит. Руси люди нужны. Надо подыматься после голода и мора.
В ночь на 16 октября в доме воеводы Лодыгина горели свечи. Он со своим помощником сидел за столом в большой комнате. Толочанов нервничал, часто вставал, подходил к окну, из которого были видны ворота проезжей башни.
– Ну и где этот Василь? – проговорил он.
– Не суетись, Михаил Федорович. Он ушел затемно, а лес у нас сам знаешь какой. По нему не то что ходить, лазать трудно.
– Это у крепости. Далее он вполне проходим.
– Передовые отряды вора Гришки могут стать на ночной привал только верстах в четырех отсюда. Там много полян и дорога близко. До того места парню еще дойти надо, причем скрытно. Коли против нас идет войско, то его воевода наверняка выставил сторожевые дозоры. Их придется обходить. Так что покуда нервничать повода нет.
– А если Ваську схватили?
– Это возможно. Сын десятника Григория знает, что сказать ворогу.
– Он-то знает, да вот поверят ли ему?
– Не поверят, казнят.
Помощник воеводы присел на лавку.
– Слушай, Борис Владимирович, а коли в подметных письмах правда?
– О чем это ты, Михайло?
– О том, что на Москву идет не самозванец, а истинный наследник престола.
– Ты вина, что ли, выпил?
– Я трезв как никогда. По Руси давно уже ходят слухи о том, что сын Ивана Васильевича жив. Это признает и царица Мария Федоровна, ныне инокиня Марфа. Наверное, у нее есть тому доказательства. Теперь вспомни, что написано в грамоте, полученной из Москвы. Мол, в Польшу сбежал не царевич, тот мертв и тому же есть доказательства, а расстрига Гришка Отрепьев, сын стрелецкого сотника.
– Не пойму что-то, Михайло, к чему ты клонишь.
– А скажи, Борис Владимирович, как мог беглый монах попасть к влиятельным вельможам, быть принятым самим королем Речи Посполитой? Представь себе, что ты объявил себя наследником престола и ушел в Польшу. Разве тамошние вельможи пустили бы тебя в свои замки? Да они и слушать о тебе не стали бы, приказали бы стражникам гнать от ворот. А Гришку Отрепьева, самозванца и вора, не только не гнали, но принимали как дорогого гостя. На Днепре он в почете, казаки присягнули ему. Деньги на него тратятся огромные, в Краков он доставлен с почестями. Разве такое возможно в отношении беглого монаха?
Лодыгин погладил бороду и заявил:
– Однако при всем этом Сигизмунд не признал его царевичем.
– Вслух не признал, но царю нашему не выдал, дозволил вельможам Речи Посполитой на свои деньги собирать ему войско.
– Да, Михайло, в этой истории много непонятного.
– Вот и я о том же. Как бы нам с тобой впросак не попасть.
Воевода повысил голос:
– Не забывай, Михайло, мы с тобой присягу в верности царю Борису Федоровичу дали и должны исполнять ее до конца.
– Это помню и долг исполню, вот только как бы не случилось так, что мы крепость от законного наследника русского престола обороняем.
– Ты, Михайло, голову такими мыслями не забивай. Мы с тобой здесь, чтобы защищать державу от иноземных захватчиков. Не важно, кто стоит во главе войска, Гришка Отрепьев или царевич Дмитрий Иванович. Ведь идет-то он на нас из Польши. Значит, нам надо защищать Моровск до последней возможности. Наши гонцы уже дошли до Москвы, там знают об опасности, без подмоги не оставят. Так что вести пустые разговоры не след. Надо мыслить, как отбиться от ворога, под чьими бы знаменами он ни шел.
– Твоя правда, Борис Владимирович, но станут ли наши ратники биться с войском царевича или самозванца, выдающего себя за такового? Будут ли они исполнять наши приказы?
– Да что ты от меня-то хочешь? Я должен по первому требованию противника сдать крепость? Мол, заходите, гости дорогие, мы вас так ждали. А ты еще и хлеб-соль на рушнике вынесешь, чтобы все по обычаю было. Так, да?
– Не горячись, воевода. Ты ведь меня знаешь. Я присяге не изменю. Но где же Васька? Уже и утро скоро.
Именно тут, как водится, в дверь кто-то постучал.
– Кто? – крикнул Лодыгин.
– Гришка Демба, воевода. Сын вернулся!
– Слава богу! Давай его сюда.
Григорий Демба ввел уставшего грязного Василия.
– Ступай, Григорий, баньку сыну растопи. Мы его надолго не задержим, – сказал воевода. – А ты не стой, Василь, садись на лавку и рассказывай, как сходил в лес, что видел, кого встречал. Все по порядку и подробно.
Парень присел на краешек скамьи, вытер рукавом нос и неожиданно произнес:
– Стыдно рассказывать, воевода.
– Что?..
– Поймали меня казаки, как зайца в силки.
– Не понял, – проговорил Толочанов. – Ты в плену оказался?
– Ну да. Поначалу все хорошо шло. До большой поляны у болот добрел спокойно, увидел там табун. Кони все, как на подбор, ухоженные, крепкие. Много, не одна сотня. У костров десятка два казаков.
– Не поляки?
– Нет, казаки. Уж их-то я отличить могу.
– Дальше!
– Двинулся на юг, через треть версты заметил дозор в кустах. Листвы-то уже нет, видно было. Лег, стал смотреть. Три казака. Пригляделся, в сторонке еще столько же. Я между них по балке проскочил. Думал, теперь и лагерь найду, но не тут-то было. Только вышел к другой большой поляне, как из кустов еще казаки. Видать, они меня издали заметили. Набросились, связали, особо не били, притащили в лагерь, бросили на землю. Старший их сказал, что пойдет к царевичу.