– Ты в своем уме, царевич? Мы ведь уже почти родственники. Неужели ты так поступишь с будущим тестем? Думаешь, что Марина простит тебе это?
– Она станет моей женой, даже если ее отец героически падет в ходе наступления. Исправляй положение!
– А может, прекратим войну да вернемся назад? Ты женишься на Марине, будете жить где захотите, в Ляшках, Литве, Кракове. Я дам много денег, – тихо проговорил Мнишек.
– Не затем я начал поход, чтобы при первой же неудаче бежать в Польшу.
– А скажи, царевич, кто станет настоящим московским правителем в случае поражения Годунова? Князь Губанов?
– Нет, я.
– Да, трон ты займешь, но будешь ли править?
– Это не твоя забота. Ты должен удержать наемников.
– Ну а коли не получится, ты отдашь меня разъяренной толпе?
– Ступай, пан Мнишек, делай свое дело!
Григорий ожидал результатов переговоров Мнишека с наемниками, когда стражник доложил, что прибыл гонец из Путивля.
Отрепьев встрепенулся.
– Немедля давай его сюда!
В шатер вошел мужчина средних лет в одежде стрелецкого сотника.
– Долгих лет тебе, царевич.
– И тебе тоже. Кто такой, зачем явился?
– Сотник Егор Березин. Спешу сообщить тебе радостную весть, царевич. Ратники в Путивле решили перейти на твою сторону.
– Что?
Отрепьев был ошарашен. По совету Губанова он должен был идти на Путивль и брать его независимо от исхода штурма Новгорода-Северского. Но случилось неожиданное. Такого даже Иван Петрович не предполагал. А вдруг он и организовал бунт? С него станется.
– Кто принял решение? У вас в крепости, насколько мне известно, трое воевод: окольничий Салтыков, князь Мосальский и дьяк Сутупов.
– Окольничий Салтыков и князь Мосальский заставляли нас оборонять крепость, но мы отказались. Посадские люди пошли за нами. Дьяк Сутупов стал в Путивле воеводой. Немалую роль во всем этом сыграл небезызвестный тебе князь Губанов, – проговорил сотник.
– Ты знаком с Иваном Петровичем?
– Давно, еще с Москвы, где тоже служил стрелецким сотником. Потом меня сюда загнали без всякой вины.
– Ясно. Добрую весть ты принес. Будешь в Путивле у меня помощником.
– Благодарствую за честь, да смогу ли в помощниках у самого царевича быть?
– Сможешь. Но не неволю.
– А раз не неволишь, то дозволь остаться сотником, только возьми в войско. Мне на Москву вернуться надо.
– Добро. Но что-то мы на радостях в сторону речь увели. Значит, воеводой сейчас в Путивле дьяк Богдан Иванович Сутупов?
– Он, великий князь.
– А где же Салтыков и Мосальский?
– Под стражей. Народ ждет тебя в Путивле, царевич.
– А люди не говорили, что хотят получить от меня за сдачу крепости?
– Справедливости они хотят, великий князь. Народ надеется, что ты, наследник престола, будущий царь, снимешь тот гнет, который наложил Годунов.
– Жалую посадским людям освобождение от всех сборов, покуда не поднимут хозяйства до прошлого благополучия. Стрельцам же, не допустившим братского кровопролития, тоже милость окажу. Кто пожелает остаться в городе – останется, кто в войско войти, того приму. Так и передай воинским и посадским людям.
– Народ рад будет слышать это.
– Пусть порадуется.
– А когда ожидать тебя в городе, царевич?
– Не знаю. Мне здесь забот хватает. Осаду с Новгорода-Северского снимать не буду.
– Кому скажешь, что сам законный наследник престола со мной так вот попросту говорил, не поверят.
– Поверят, когда узнают своего правителя ближе. Личная просьба есть?
Березин замялся.
– Да вроде и нет.
– Ну, сотник, смелее.
Тот решился.
– Коня бы мне помоложе. А то нынешний совсем старый.
Отрепьев повернулся к Бучинскому, сидевшему в углу и ошарашенному вестью, услышанной от гонца.
– Ян!
Сотник вскочил.
– Да, великий князь!
– Стрелецкому сотнику дать пару молодых коней!
– Пару?
– У тебя, Ян, со слухом плохо?
– Извини, великий князь, будет исполнено.
– Да Мнишека сюда, быстро!
– Слушаюсь! – Бучинский выскочил из шатра.
Отрепьев взглянул на Березина.
– Доволен, Егор?
– Очень доволен, царевич.
– Ну и хорошо. – Григорий снял с пояса кинжал в дорогих серебряных ножнах. – А это, сотник, тебе от меня за хорошую новость.
– Благодарствую, великий князь. Сохраню, старшему сыну передам, тот своему.
– Это дело твое. Голоден?
– Да перекусил бы.
Отрепьев распорядился накормить сотника, велел ему после отдыха возвращаться в Путивль и объявить там, что царевич берет город под свою руку. Дьяку Сутупову доставить в лагерь казну, непокорных воевод Михаила Салтыкова и Василия Мосальского, все пушки, имевшиеся в крепости, и ратников, которые пожелают вступить в войско царевича.
Таким вот образом 18 ноября 1604 года Путивль оказался в руках Отрепьева. Дальнейшие события развивались молниеносно. Прознав про сдачу Путивля, жители Рыльска, Белгорода, Воронежа, Кром, Ельца, десятков других больших и малых поселений признали власть наследника престола Дмитрия Ивановича.
21 ноября из Путивля в лагерь прибыл целый обоз. Во главе его был воевода дьяк Сутупов. Отрепьев заранее получил доклад о его подходе. Он решил оказать честь людям, восставшим против Годунова, и выехал навстречу им в сопровождении Яна Бучинского с казаками и Мнишека.
Оказалось, что ратники привезли из Путивля не только Салтыкова и Мосальского, но и две сотни плененных московских стрельцов.
Дьяк Сутупов соскочил с коня, подошел к Отрепьеву.
– Принимай, великий князь, казну, пленных воевод и стрельцов, а также ратников, пожелавших служить в твоем войске.
Отрепьев тоже спешился, обнял Сутупова.
– Благодарю тебя, Богдан Иванович, и всех твоих славных ратников.
– Так как же иначе было поступить, Дмитрий Иванович? Не воевать же с законным наследником русского престола!
– Хорошо, что ты это понял. – Григорий указал в сторону Новгорода-Северского и продолжил: – А вон там воевода не желает уразуметь, что бьется за Бориску, коварством, большой кровью и обманом захватившего власть. Недолго осталось Годунову править. Очень жаль, что русские люди погибают ни за что. – Он обернулся к своей свите. – Воевода, возьми казну под охрану. Ян, пушкарей покуда размести в лесу, ратников распредели по казацким сотням.
Мнишек и Бучинский бросились исполнять приказ Отрепьева.
– Что со стрельцами делать будешь, великий князь? – спросил Сутупов.
– Где они?
– Да тут недалече, у обоза, сбиты в кучу, разоружены.
– Силой взяты или сдались?
– Да ни то, ни другое. Руки не подняли, но и не стреляли, когда я приказал разоружить их.
– Понял, веди к ним.
– А воеводы?
– Ко мне в шатер. Казаки покажут.
– Ясно.
Сутупов отдал приказ своей охране заняться воеводами и провел Отрепьева к пленным стрельцам.
Те сидели у телег, завидели дьяка и вельможу, в котором угадали самозванца, поднялись, оправили одежду, построились, чтобы выслушать приговор. Они не сомневались в том, что за верность Годунову будут казнены.
Отрепьев обошел строй, вглядываясь в лица ратников, встал посредине и заявил:
– Я, царевич Дмитрий Иванович, законный наследник русского престола, приветствую вас, стрельцы!
Такого пленники никак не ожидали.
– Да какой ты законный наследник? – крикнул кто-то.
Отрепьев взглянул на этого человека и приказал:
– Выйди вперед, воин!
Молодой, крепкий стрелец встал перед строем, обернулся к товарищам.
– Так ты говоришь, что я не царевич? – спросил Григорий.
– Я знаю, что великий князь Дмитрий погиб по воле злого случая в Угличе, – спокойно ответил стрелец.
– И откуда же тебе это известно? Был в Угличе, когда там отпели мальчика, которого ты называешь истинным царевичем?
– Не был, верные люди сказывали.
– Вон оно что, сказывали. А они там были?
– Кто-то был.
– Этот кто-то здесь?
– Нет, на Москве.
– Вот как будешь на Москве, спроси у них: в каком именно месте играл в день смерти царевич, с кем, во что, кто был рядом с ним? Где находились тогда дьяк Михаил Битяговский, его сын, Василиса Волохова, Арина Тучкова и Мария Колобова? Запомнил имена?
– Запомнил.
– А еще спроси о Никите Качалове. Поинтересуйся, с чего вдруг жители Углича бунт подняли, что сталось с вдовой царицей и ее братьями. Коли эти верные люди тебе обо всем подробно поведают, то им можно верить. Но они этого не сделают, потому как все могли знать только люди, близкие к Марии Федоровне. К моей матери, стрелец.
Тот в растерянности проговорил:
– Ты сказал, как буду на Москве. Так чего же получается? Ты отпустишь нас, не пожелавших перейти на твою сторону, или только меня? Сразу скажу, один не пойду. Приму приговор со всеми.
– О каком приговоре ты говоришь, стрелец?
– Он может быть один. Смерть!
Отрепьев рассмеялся.
– Да, затуманили вам мозги на Москве вельможи Годунова. Это он, не мешкая ни минуты, повелел бы порубить вас всех прямо тут, у обоза, и бросить в овраг. За измену. Я же не Бориска, а сын Ивана Васильевича Грозного и стараюсь поступать, как отец. За что казнить вас? За то, что выполняли приказ начальников и не пожелали сдаться? Так на то вы и служивые люди. За это вам только честь и хвала. Никто вас не тронет. Можете прямо сейчас убираться отсюда на Москву или в Новгород-Северский к окольничему Басманову. Вот только простит ли вам эту свободу воевода Борискин? Не спросит ли с вас за то, что не бились насмерть с изменниками? Это ваше дело. Но предупреждаю, в следующий раз, коли выступите против, милости не ждите. Скажи, стрелец, как зовут тебя?
– Мирон Найденов.
– Ты, Мирон, и твои товарищи свободны. Идите с Богом, вас не тронут, в этом слово мое, а оно крепко.
Из рядов вышел еще один стрелец и спросил:
– А к тебе, Дмитрий Иванович, пойти можно?
– Отчего же нет? Мне такие люди нужны.