– Да, царевич, от него.
Слуга принес ужин, выпивку. Гонец набрался так, что его пришлось уносить из-за стола.
Но наутро он был в порядке и на отдохнувшем коне пошел на Москву.
Отрепьев ликовал. Его главный, самый сильный соперник умер. То, что он благословил сына на царство, пустяки. С ним-то он расправится. До трона оставалось совсем немного.
Беспокоило Григория только войско Мстиславского, покуда сдерживаемое атаманом Корелой в Кромах. Но туда шел Басманов. Он показал, как умеет драться. Это объединенное войско может стать серьезной преградой на пути к трону. Без сражения не обойдется, а кто победит в нем, еще большой вопрос.
Но произошло неожидаемое. Из Кром в конце марта прибыл гонец от атамана Корелы. Новость, которую он принес, буквально оглушила Григория. Князь Петр Федорович Басманов, защитник Новгорода-Северского и вельможа, близкий к Годунову, прислал грамоту, в которой объявлял, что готов принести присягу царевичу Дмитрию Ивановичу вместе со всем войском. Так же поступят князь Голицын, Прокопий Ляпунов из рязанского дворянского рода со своей немалой дружиной и боярин Салтыков Михаил Глебович.
Радости Отрепьева не было предела. Он тут же написал письмо Басманову, в котором прощал ему прежние обиды. Борис приказал всем воеводам срочно прибыть в Путивль, войскам же перейти под командование Ляпунова и атамана Корелы.
5 мая Григорий торжественно встречал в Путивле князей Басманова, Голицына и боярина Салтыкова. В его свите находились князь Василий Михайлович Мосальский и окольничий Михаил Михайлович Салтыков. При сдаче Путивля они не пожелали служить Отрепьеву, однако видели, что народ поддерживает его, узнали про гнев Годунова, готового повесить их за сдачу крепости, и присягнули царевичу.
В резиденции Отрепьева был дан праздничный обед. Затем воеводы поклялись в верности царевичу Дмитрию Ивановичу. Басманов вручил Отрепьеву грамоту о присяге всего московского войска и рязанской дружины.
Жителям Кром пришлось не по душе, что великий князь Дмитрий принимает у себя московских воевод. Это было объяснимо. Раны от зверств карательных отрядов Мосальского еще кровоточили. Народ не успокоился до тех пор, пока Отрепьев не выдал ему на расправу с десяток служивых татар.
10 мая после ужина Григорий вызвал к себе князей Мосальского и Голицына. Петр Басманов с Салтыковым уже отправились к войску, готовили его к походу на Москву.
Когда князья прибыли в большую комнату, Отрепьев предложил им сесть за стол. Он велел Бучинскому позвать подьячего Богданова, доставить хлебного вина с хорошей закуской.
Все было исполнено быстро. Все выпили за успех великого дела. Потом Бучинский покинул комнату.
Отрепьев оглядел оставшихся и сказал:
– Я пригласил вас не только для того, чтобы выпить. Дело у меня к вам, князья, и к тебе, Иван. – Это относилось к Богданову.
– Слушаем тебя, царевич, – за всех ответил Мосальский.
– А дело такое. На днях мое войско двинется на Москву. Там сын Бориса Годунова, царевич Федор. Вельможи, которые были близки к Бориске, и патриарх Иов настроены как можно быстрее возвести его на трон. Надо лишить их такой возможности.
Князья и подьячий не без удивления посмотрели на Отрепьева.
Тот усмехнулся.
– Не разумеете? А все проще простого. Вам с отрядом, численность которого определите сами, надо выехать на Москву, поднять там бунт, захватить жену Бориски Марию, сына Федора, дочь Ксению, вывезти их из Кремля и убить.
Князья переглянулись.
– Убить? Я не ослышался? – прошептал Мосальский.
– Не ослышался, Василий Михайлович. Но вам, князья, марать руки не придется. Это сделает Иван Богданов. Ведь так, подьячий?
– Сделаю, великий князь. Невелика забота, двух баб да юнца удавить.
– Нет, Ксению, дочь Бориски, не трогать. Ее судьбу буду решать я. Ты, князь Голицын, поместишь царевну у себя на подворье, под охраной из надежных людей. Обращаться с ней по-царски, но не выпускать никуда.
– Да, царевич, сделаю.
– Ну тогда удачи. Помните, от вас во многом зависит судьба трона. Стану царем, никого милостью не обделю.
– Нам может помешать патриарх Иов, – сказал князь Голицын.
– После смерти Марии Годуновой и царевича Федора ему придется покинуть кафедру. Не сделает это добровольно, принудим. Действуйте быстро и аккуратно. Народ поддержит вас. Я побеспокоюсь об этом.
Заговорщики выпили еще по чарке, откланялись и вышли из комнаты.
Бучинский тут же привел туда дворян Наума Михайловича Плещеева и Гаврилу Григорьевича Пушкина. Отрепьев радушно принял их, усадил за стол, передал свитки.
– Это грамоты для жителей Москвы. Вы должны немедля отправиться в столицу, читать их там, где только возможно, но обязательно при большом стечении народа. Остановиться безопасно на Москве есть где?
– Есть, царевич, не беспокойся. Грамоты зачитаем, все исполним, – сказал Плещеев.
– Тогда с Богом.
– Благодарствуем.
Дорога в столицу государства была открыта для самозванца.
Глава 19
Войско Отрепьева пошло на Москву через Орел. Крестьяне, посадские и служилые люди встречали Григория торжественно, преподносили ему дары, заявляли о чести служить сыну Ивана Васильевича Грозного. Крепости и города, стоявшие на пути, сдавались без боя. Воеводы сами переходили на сторону Отрепьева, либо их выдавали жители.
На привале к Отрепьеву прибыли стрельцы из Астрахани, до которой было более тысячи верст. Они привезли с собой своего воеводу Михаила Богдановича Сабурова, закованного в цепи.
– А чего вы его ко мне тащили? Сами устроили бы суд над ним.
– Так он же родственник Годунова, – сказал стрелецкий сотник. – Мы подумали, нужен тебе будет как доказательство того, что Астрахань за тобой.
– Хитрецы. Ну а коли сами судили бы, то какой приговор вынесли?
– Не знаю, великий князь. Воевода не лютовал, зазря не наказывал, за службу спрашивал, но так и надо.
– Людей не обижал?
– Такого не было. Коли подвергал наказанию, то за дело.
– А зачем в цепи заковали?
– Да вроде так положено, царевич.
– Понятно. Стрельцы, спасибо вам за службу. Отдыхайте, обедайте. Ян, давай сюда этого воеводу, да вели сперва цепи с него снять.
Вскоре Бучинский ввел в шатер изможденного, но не утратившего достоинство человека. Тот не стал кланяться, приветствовать Отрепьева.
Григорий же, напротив, проявил любезность:
– Приветствую тебя, воевода.
Сабуров покачал головой и проговорил:
– К чему ненужные речи? Ты вор и самозванец! Слушать тебя мне зазорно. Вели казнить меня, да и дело с концом.
– За что же мне казнить тебя, Михаил Богданович? За исполнение присяги перед царем Борисом? Так то не преступление, а твоя обязанность.
Сабуров с недоверием посмотрел на Отрепьева.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что оставишь меня в живых?
– А зачем мне твоя смерть?
На пороге появился казак из охраны.
– Обед, великий князь.
– Вносите.
Слуги поставили блюда на стол и удалились.
В шатер зашел Бучинский, сел на скамью, держась за рукоять сабли.
Отрепьев указал Сабурову на стол.
– Признаешь ты меня или нет, дело твое, а перекусить не помешает. Присаживайся, воевода.
– Я не голоден.
– Да ладно тебе. Садись.
Бучинский поднялся и спросил:
– Тебе помочь, воевода?
Сабуров сел за стол.
Отрепьев налил в чашу вина, пододвинул к Сабурову.
– Выпей по русскому обычаю с дороги.
– Не буду.
– Боишься, отравлю? Ох уж мне эти вельможи. – Отрепьев взял его чашу, отпил пару глотков. – А теперь?
– Не желаю.
Григорий наклонился к нему и спросил:
– А чего ты желаешь, Михаил Богданович?
– Этого ты мне не дашь.
– Так скажи, а я уж решу, дать или нет.
– Свободу.
– Куда ж ты пойдешь-то?
– Найду куда.
– Хорошо, ты свободен. – Отрепьев кивнул на Бучинского. – Атаман даст тебе коня, и езжай с Богом. Никто тебя не тронет. Сегодня. Выступишь против меня, не обессудь. Тогда у нас совсем другой разговор будет.
Через пару часов рать Отрепьева двинулась к Орлу и под вечер подошла к нему. Григорий там не задержался. После пира по случаю вступления в город законного наследника престола он двинул войско на Тулу.
Утром 1 июня 1605 года в Красное село у Москвы въехали Наум Плещеев и Гаврила Пушкин с двумя десятками казаков. У ворот своего подворья их встретил боярин Степан Иванович Соболев, заранее предупрежденный о приезде гостей.
Плещеев и Пушкин прошли в дом, там позавтракали и рассказали боярину о том, какое задание дал им царевич.
Тот выслушал их и сказал:
– Грамоту царевича лучше всего зачитать с Лобного места. Там всегда многолюдно. Но станут ли люди слушать?
– Сперва скажу, что на Москве потребуется твоя помощь, – заявил Пушкин.
– Что надо сделать?
– Впереди нас людей своих пустить. Пусть кричат про грамоту от царевича, увлекают за собой москвичей.
– Это можно.
– Толпа наберется немалая. При ней нас брать не станут, это вызовет недовольство, а то и бунт. Теперь о том, станут ли нас слушать. – Пушкин протянул боярину свиток с обращением царевича к москвичам. – Прочитай и скажи, что об этом думаешь.
Боярин посмотрел текст.
– Да-а, написано сильно, правдиво, доходчиво. Согласен, люди слушать будут. Но какой результат ждет Дмитрий Иванович? Открытый бунт послание вряд ли вызовет.
– Это, Степан Иванович, уж извиняй, не твоя забота.
Через несколько часов гонцы Отрепьева уже подходили к Лобному месту. Перед ними бежали люди и кричали о прибытии на Москву посланников царевича Дмитрия. Народу становилось все больше. Когда Плещеев с Пушкиным взошли на Лобное место, вокруг него уже стояла густая многотысячная толпа. Никакого войска сейчас не хватило бы на то, чтобы разогнать ее.
Пушкин поднял руку. Народ постепенно успокоился, примолк. Тогда Наум Плещеев зачитал послание. Он четко и громко выговаривал каждое слово. Народ внимательно слушал его. То же самое делали и стрельцы, стоявшие на стенах Кремля.