– Могу же я позволить себе порой пошутить? Матушка не раз говорила: погубят, дескать, тебя эти шуточки… Судя по твоему лицу и ладоням, мерцающим подобно расплавленному железу, к гибели я куда ближе, чем полагал поначалу.
Взглянув на собственные ладони, Ульдиссиан обнаружил, что принц нимало не преувеличивает. Руки сияли огненно-алым, и жаром от них веяло соответствующим.
– Прости, – повинился он перед Эхмадом, мысленно велев рукам вернуться в обычный вид.
Однако руки его не послушались.
Не ведая, в чем дело, принц Эхмад принял отсутствие видимых изменений за знак недоверия.
– Я с самого начала, как только увидел тебя, понял, кто ты такой. Мастер Фахин о том позаботился.
– Мастер Фахин?
С этими словами Ульдиссиан сосредоточился получше. Мало-помалу сияние, испускаемое ладонями, померкло и вовсе угасло, а после, спустя пару вдохов да выдохов, и жар поостыл.
– Ты разве не знал? Мастер Фахин отправил ко мне пару почтовых птиц в ту самую ночь, когда согласился отвезти тебя в столицу. Хотел, чтобы я знал о твоем появлении наперед, – пояснил юный красавец и скорбно поник головой. – Он был мне верным соратником и еще более верным другом…
Ульдиссиан, опустив взгляд, оглядел штаны и рубаху.
– Ты понял, кто перед тобой, хотя с виду я – все равно, что нищий?
– Для этого было довольно взглянуть в глаза. Мастер Фахин насчет них не ошибся.
Что это значит, Эхмад объяснять не стал, а попросту указал на коридор справа.
– Идем. Терраса Короля Чадак там.
В самом деле, вскоре они оказались на огромной террасе, обращенной в сторону северной части столицы. Как Ульдиссиан и ожидал, ее украшало множество изображений зверьков под названием «чадака», крупных длиннохвостых обезьян, по рассказам сведущих спутников, обитавших в окрестных джунглях. Отнюдь не единственные обезьяны, почитаемые кеджани, чадаки считались самыми умными среди сородичей, а в странствиях по нижним землям сын Диомеда слышал немало преданий о выходках их короля – по сути, весьма назидательных притч насчет гордыни и власти.
Искусной работы мозаика из разноцветных шестиугольников, украшавшая пол, изображала короля чадак во множестве видов, резво скачущим куда-то по своим королевским делам. Резные фигуры перил тоже изображали короля чадак, усердно – однако порой безуспешно – старающегося усидеть на месте в задумчивой, величавой позе. У самых перил были расставлены кресла – бронзовые, с мягким сиденьем, и этому Ульдиссиан обрадовался всей душой. Стоило ему отыскать принца Эхмада, у него открылось второе дыхание, но теперь и оно начало подводить, так что в ближайшее кресло он рухнул едва ли не мешком.
– Прости меня, – заметив это, сказал принц. – Мне следовало отвести тебе спальню.
– Уснуть я сейчас не посмею.
– Отчего же? Сон нужен всем – полагаю, даже тебе.
– Не сейчас…
Однако кресло с каждой секундой казалось все удобнее и удобнее.
Пожав плечами, Эхмад тоже сел, но не в кресло, а на резные каменные перила. Взгляд его сделался серьезнее.
– Что случилось с мастером Фахином?
Этот вопрос разом заставил Ульдиссиана забыть о сне. Собравшись с мыслями, он рассказал принцу Эхмаду все, что только смог припомнить. Услышав о вражеских чарах, принц вытаращил глаза, а когда дело дошло до гибели почитаемого многими торговца, напротив, сощурился.
– Кое-какие… источники… утверждают, будто во всем виноват ты, мой асценийский друг. А слышали они о том в кругу магов.
– Ни на мастера Фахина, ни на любого из остальных я не покусился бы ни за что. Сделал это один из них, из магов, а звали его Зорун Цин.
Похоже, имя мага принца Эхмада нимало не удивило.
– Зорун Цин мне известен прекрасно. Шакал среди людей! Грызущиеся меж собой кланы магов с давних пор нанимали его для того, чем сами не осмеливаются испачкать рук, – пояснил кеджани и пригляделся к Ульдиссиану внимательнее. – Противник он весьма грозный.
Однако разговор о чародее напомнил Диомедову сыну еще кое о чем – вернее, кое о ком куда более грозном.
– Есть на свете те, кто посильней Зоруна Цина.
– Да. К примеру, ты, так запросто вырвавшийся из его логова.
В этот момент на террасе появилась служанка с чаем и фруктами, принесенными по приказу хозяина. Оба подноса она опустила на столик из мрамора и железа, стоявший рядом с Ульдиссиановым креслом.
– Прошу, – пригласил принц. – Ешь и пей без стеснения.
Ульдиссиан, не споря, принялся уписывать фрукты и даже отважился глотнуть чаю. Он полагал, что чай, несмотря на кеджанскую жару, подадут горячим, однако напиток оказался не только холодным, но и сладким, с неким цветочным привкусом.
– Тайянский чай, – пояснил хозяин, вновь наполняя его чашку. – Поможет восстановить силы.
– Так что там с Зоруном Цином? – спросил Ульдиссиан.
– Судя по твоему рассказу, придется магам самим разделаться со спущенным ими лично на тебя псом. Со многими из них мастер Фахин состоял в дружбе либо в союзе. Теперь Зорун Цин станет изгоем даже для собственной родни, так что о нем тебе впредь тревожиться незачем.
И все же мелькнувшее в толпе лицо Ульдиссиан помнил, да еще как. Цин следовал за ним по улицам города, сверлил Ульдиссиана взглядом, и взгляд этот ясней всяких слов говорил: маг ненавидит Диомедова сына столь же пламенно, как…
Вздрогнув, Ульдиссиан выпрямился. Тонкостенная чайная чашка, выскользнув из его пальцев, упала, разлетелась вдребезги, чай расплескался по полу.
– Нет…
Принц Эхмад в тревоге склонился к нему.
– Уж не захворал ли ты?
Ульдиссиан поднялся.
– Принц, я должен немедля поговорить с кланами магов!
– А я, друг мой, уже начал рассылать прошения о встрече с тобой и им, и самым влиятельным из гильдий. С тех самых пор, как прочел письма Фахина. Так что много времени это не займет…
Однако гость принца почти не слушал. Как же он раньше не сообразил?
«Вот дурень», – обругал себя Ульдиссиан, хотя дар только-только помог ему оправиться от ужасов, пережитых у мага в плену. Да, на улицах он видел Зоруна Цина…
Но глаза-то, глаза его принадлежали Малику!
– Принц, ты не понимаешь! – прорычал он. – У магов появилась новая забота, новый враг, и их нужно предупредить об этом, пока он не овладел одним из них!
– Признаться, я вправду растерян. И совершенно не понимаю, о чем ты ведешь речь…
– Мы также, – учтиво добавил новый голос, женский, – но предостережение, определенно, выслушать не откажемся… причем не мешкая.
Обернувшись, и гость и хозяин обнаружили позади троицу новоприбывших, а между тем попросту выйти на террасу следом за ними эти трое никак не могли. Ульдиссиан приготовился защищаться. Кто они, он понял вмиг.
Однако принц Эхмад безбоязненно – а может, и безрассудно – шагнул вперед, встав между гостем и магами.
– Нурзани, – приветствовал он тощего старца, выглядевшего, точно один из поднятых Мендельном на ноги мертвецов. – Приветствую и тебя, Кетхуус, – провозгласил аристократ далее, обращаясь ко второму, казавшемуся, скорее, тенью, чем человеком. – И, как всегда, рад видеть под своим кровом прекрасную Амолию, – заключил он, обращаясь к даме, первой подавшей голос.
Не в пример большинству девиц и женщин, каких Ульдиссиан до сих пор видел во дворце, Амолия всего-навсего слегка склонила перед Эхмадом голову. Однако стоило ей откинуть на спину странный островерхий капюшон, сын Диомеда едва не ахнул от изумления: Амолия оказалась похожей на Лилит в облике Лилии, словно родная сестра. Очевидно, происходила она из семейства, взятого демонессой за образец.
Заметив Ульдиссианов взгляд, Амолия сверкнула глазами, предупреждая возможные вольности с его стороны.
– Ты – Ульдиссиан уль-Диомед.
– Да, это я, – отвечал Ульдиссиан.
С этими словами он обошел хозяина и заслонил его собой. Помня о гибели Фахина, он вовсе не хотел, чтобы Эхмад тоже поплатился за дружбу с ним жизнью.
Но женщина всего-навсего сказала:
– Ну, а нас принц уже представил. Итак, ты помянул изменника и душегуба Зоруна Цина.
Ее спутники капюшонов на спины не откинули. Оценив всех троих, Ульдиссиан так и не смог решить, который из них опаснее прочих.
– Да. Я должен предостеречь магов…
– Предостережешь нас – предостережешь их всех. Желаешь говорить с кланами, говори с нами.
Ульдиссиан собирался взяться за дело иначе, однако выбора у него, по всей видимости, не было. Прежде всего, чародеев следовало предупредить об опасности, затаившейся прямо посреди них. Это само по себе могло предоставить возможность договориться с ними о чем-нибудь вроде союза против Собора.
– Прежде всего, отыскали ли вы Зоруна Цина? – спросил он.
– Нет, и это, по-моему, очевидно.
– Я вот о чем: когда кто-либо в последний раз видел его?
– Последними его видели мы, – отвечала Амолия, бросив взгляд на спутников. – Как раз перед тем, как он скрылся в своем подземелье. Далее там что-то случилось, и на наш взгляд это прямо связано с тобой.
– Да, только не так, как вы думаете. При Цине еще имелся слуга, слуга огромного роста.
– Терул. Что от него осталось, мы видели. Твоя работа?
Отрицать этого Ульдиссиан не посмел.
– Но истинные причины вам неизвестны. Эта тварь… это был уже не Терул. Давно ли – не знаю, но думаю, когда Зорун Цин решил истребить караван мастера Фахина, он великаном уже овладел.
– Выходит, ты подтверждаешь, что все они были убиты Зоруном? – неожиданно звучным, глубоким басом спросил тот, кого принц называл Нурзани. – Так мы и подозревали.
– Да, сделал это он… но с ним был еще кое-кто. Он и помог Зоруну достичь этакой… завершенности. Он овладел телом его слуги, а вам мог быть известен под именем «Малик».
Амолия сдвинула брови.
– То есть, верховный жрец ордена Мефиса? Но ведь Малик, по всем нашим сведениям, мертв.
– Мертв, – неохотно кивнул Диомедов сын. – Мертв… но все еще очень опасен.
Далее Ульдиссиан объяснил, что случилось с Маликом и каким образом жрец был возвращен в мир живых. Рассказал он и о том, сколь потрясло его признание Терула в том, что он – дух жреца, жаждущий мщения, и об отчаянной схватке, и об освобождении из лап злокозненного призрака… и только о камешке, рассудив, что внимания магов к нему привлекать не стоит, решил умолчать.