– Серентия! Ахилий! – закричал Диомедов сын, вскочив на ноги. – Это же я! Это же…
Ближайшее дерево склонилось книзу, окутав его густой листвой. Едва Ульдиссиан рванулся на волю, ветви вспыхнули синим пламенем.
Жар опалил Ульдиссиана с головы до ног. Разом покрывшись испариной, сын Диомеда взмахнул рукой. Все вокруг обдало волной студеного воздуха, и пламя тут же угасло, оставив в память об уготованной Ульдиссиану судьбе лишь почерневшие сучья да листья.
Несмотря на заботу о друзьях, Ульдиссиан здорово разозлился. Еще немного, и Серентия с Ахилием вполне могли бы добиться успеха, причем даже не предоставив ему возможности открыть им глаза. За кого же его принимают, если так твердо намерены погубить?
Усилив защиту, сын Диомеда шагнул вперед и снова попробовал вразумить их.
– Серри! Послушайте же! Этот ваш ангел ничуть не лучше Инария, а то и куда как хуже! Он хочет уничтожить весь мир…
– Довольно притворства, верховный жрец! – откликнулась Кирова дочь. – Мы знаем, кто ты таков и что натворил. И в память об Ульдиссиане заставим тебя пожалеть о каждой из загубленных жизней, а уж о его жизни – особенно!
Ульдиссиан выругался. Вот, значит, с кем, с каким чудовищем его спутали…
С Маликом…
Каким образом ангел ухитрился все это подстроить, оставалось только гадать. Однако куда важнее было другое: теперь Диомедову сыну, наконец, стало ясно, отчего друзья так неуклонно стремятся его прикончить.
Одна беда: как убедить их, что перед ними он сам? Ни единой мысли по сему поводу в голову не приходило.
Копье Серентии угодило прямо под ребра: отвлеченный ее откровением, Ульдиссиан подставился под удар. Защита должна была выдержать, но, падая навзничь с раной в животе, сын Диомеда понял: оружие достигло цели не без Тираэлевой помощи. Ею же, помощью ангела, наверняка объяснялся и удачный выстрел Ахилия.
Тело пронзила боль. В голове неприятно заныло, дышать сделалось тяжело. Схватив копье, Ульдиссиан сжег его в пепел и, отдуваясь, коснулся раны ладонью.
Рана вмиг затянулась, а вот досада его, наоборот, возросла. Не может же он стоять столбом, пока они раз за разом пробуют его одолеть! Сложившееся положение вещей куда важнее этой схватки. Бой нужно кончать, и как можно скорее… пусть даже ранив кого-то из них, а то и обоих.
Ранив… или… или даже…
Ульдиссиан распрямился. Из зарослей в его сторону немедля полетела третья стрела, но на сей раз выстрел не застал Диомедова сына врасплох. Испепелив стрелу, его силы ударили в заросли – туда, где наверняка прятался лучник.
Под натиском его чар кусты и деревья впереди полегли наземь. Из джунглей донесся крик, однако голос был женским и звучал совсем с другой стороны.
– Нет! – вскричала Серентия, выпрыгнув из кустов, и вскинула руки.
Повинуясь ее жесту, поваленные Ульдиссианом деревья полетели в него.
Первые несколько он сумел отразить, однако тем временем Серентия сотворила новое копье и метнула оружие в цель. Чудом успев перехватить копье в считаных дюймах от собственной груди, Ульдиссиан с маху вонзил его острием в землю.
Под ударом копья земля вздыбилась, обернулась стеной высотою в полдюжины ярдов и сразу же затвердела.
В следующий миг на нее градом обрушились поваленные деревья, но, укрепленная Ульдиссиановой силой, земляная стена устояла. Грохот импровизированных снарядов вполне мог бы сравниться с ударом грома.
Прежде чем Серентия успела предпринять что-нибудь новое, Ульдиссиан повернулся к ней, хлопнул ладонью по воздуху, и дочь Кира, будто получив от него вполне настоящий удар, со стоном рухнула навзничь.
Переведя дух, Диомедов сын огляделся вокруг и, не почуяв поблизости иных опасностей, поспешил ей на помощь.
Серентия лежала пластом среди разоренного подлеска. Голова ее безжизненно склонилась на сторону. Поначалу Ульдиссиан испугался, уж не перестарался ли он, однако быстрый осмотр не выявил ничего угрожающего.
Купеческая дочь застонала, открыла глаза и увидела Ульдиссиана, склонившегося к ней.
Пожалуй, цветистой ругани, сорвавшейся с ее языка, позавидовали бы даже демоны. Разом вскинувшись, Серентия попыталась пустить в ход силу дара, но к этому Ульдиссиан был готов: все ее старания оказались напрасны.
– Серри, прошу тебя, успокойся, – пробормотал Диомедов сын, рассудив, что детское прозвище поможет развеять ее подозрения.
Действительно, на лице Серентии отразилось недоумение, однако настороженность тоже отнюдь никуда не исчезла.
– Я это, я, Ульдиссиан! Чем угодно клянусь!
– Нет… он говорил… и эту бойню в столице я видела собственными глазами. Он показал нам все случившееся… и объяснил, что виноват во всем дух Малика, кочующий из тела в тело и, наконец, вселившийся в твое!
– Врет этот ангел, – без околичностей ответил Ульдиссиан.
– Но… как же так…
Взгляд Серентии вильнул в сторону.
Появившегося за спиной Ульдиссиан почувствовал сразу же, однако даже не шелохнулся.
– Стреляя в упор, – проворчал бывший крестьянин, – ты, Ахилий, уж точно пристрелишь меня наверняка.
– Пусть только попробует, – раздался из темноты еще один, новый голос. – Я его живо отправлю обратно – туда, откуда пришел.
– Мендельн? – выдохнула Серентия.
Ульдиссиан с величайшей осторожностью, но в то же время как можно непринужденнее оглянулся назад. Да, он ничуть не ошибся: бледнолицый охотник стоял совсем рядом. К мертвому телу его прилипли несколько свежих листьев. На тетиве лука, готовая к выстрелу, покоилась еще одна стрела с припорошенным землею древком, однако встретившись взглядом с Ульдиссианом, его друг детства опустил лук.
За спиной Ахилия, держа костяной кинжал острием вниз, едва различимый во мраке, стоял и Мендельн. Загадочное оружие брата мерцало – неярко, словно луна.
– Мендельн, – прохрипел охотник. – Ты… ты просто не знаешь… в чем правда… Это не… это не Ульдиссиан! Это та… та самая тварь… Малик!
– Нет, это брат, – безмятежно ответил Мендельн. – Малика я ни с кем не спутаю, в каком теле он ни появись. На опыте проверено.
– Но…
– Ангел вас обманул, – вмешался в разговор Ульдиссиан. – Воспользовался вами, будто пешками.
С этими словами он освободил Серентию от невидимых уз. На протянутую им руку она взглянула с нешуточным подозрением, но помощь в конце концов приняла.
– Ахилий, по-моему, это в самом деле Ульдиссиан, – объявила Серентия. – Я больше не сомневаюсь.
Ее признание лишь разозлило лучника пуще прежнего.
– Он снова… снова едва не заставил меня… Я ведь тебя… чуть не убил!
Мендельн подошел к ним.
– Сдается мне, – добавил он, опустив руку с мерцающим клинком, – сама по себе смерть Ульдиссиана ангелу не нужна. По-моему, он просто сеет хаос, где только возможно, готовясь к прибытию Небесного Воинства.
Серентия с Ахилием воззрились на братьев в совершеннейшем изумлении.
– Какого еще Небесного Воинства? – спросил охотник.
И Ульдиссиан объяснил им все. Его рассказ потряс друзей до глубины души. Изумление на их лицах тут же сменилось ужасом.
– Весь мир? – воскликнула темноволосая девушка. – Так, что на свете никого… ни единой души живой не останется?
– Да, если Тираэль с ангелами победят. Стало быть… либо всеобщая гибель, либо род людской угодит в рабство к демонам… или к Инарию.
– Не может быть! Выходит, что б мы ни делали, все напрасно?
Ульдиссиан покачал головой.
– Нет, Серри. Я так не думаю. Я собираюсь драться до конца. Этот мир – наш, и ни Инарию, ни ангелам, ни демонам мы его без боя не отдадим!
– А что… а что же Ратма? – вмешался Ахилий. – Сумеет он… сумеет он склонить Инария к союзу? Возможно ли… возможно ли это вообще?
– А очень ли нам того хочется? – зарычал в ответ Ульдиссиан, неистово замотав головой. – Я думаю, затея Ратмы обречена, но ладно уж, пусть попробует… а нам тем временем нужно готовиться.
– К появлению ангелов, – заключил Мендельн.
Однако Ульдиссиан вновь покачал головой.
– Нет… нет. По-моему, в первую голову – к схватке с Инарием.
В Соборе Света Ратма еще не бывал, но слышал о нем немало. Да, слухи ничуть не лгали, но, невзирая на это, убранство Собора не произвело на него ни малейшего впечатления. Вся эта роскошь, все это великолепие были созданы отнюдь не во славу добра, а лишь в угоду отцовской мании величия.
Идущего мимо Древнего не замечали ни стражи, расставленные вдоль коридоров, ни даже старшие из жрецов. Переноситься прямо в святая святых Инария он не стал, ибо отец мог расценить это как непочтительность. В самом деле, никакого почтения к ангелу Ратма не испытывал, но лишний раз подчеркивать сие обстоятельство в данный момент полагал неразумным.
Стражники, бдительно несшие караул у входа в покои Пророка, подобно всем остальным, таращились сквозь него, не замечая. Миновав их, Древний прошел внутрь прямо сквозь створки дверей.
Войдя в огромный беломраморный зал, Ратма не стал объявлять о приходе. Появление отпрыска Инарий наверняка заметит и без того.
Так оно и вышло. Стоило Ратме переступить порог, в голове и в сердце загремел гулкий, столь ненавистный ему голос отца.
– А-А, БЛУДНЫЙ СЫН… ПОЛАГАЮ, ТЫ ЯВИЛСЯ МОЛИТЬ О ПРОЩЕНИИ СОВЕРШЕННЫХ ГРЕХОВ?
С этими словами Инарий, явившись Ратме во всем своем непревзойденном великолепии, навис прямо над ним, всего в нескольких футах. Распростертые во всю ширину, крылья ангела едва не касались стен, отсветы токов энергии окрасили мрамор во все цвета радуги. Вид ангела исполнил душу невольного восхищения – если не отцом, то, по крайней мере, присущей ему красотой.
– Без этого неизменного вопроса мы оба прекрасно могли бы обойтись, ты не находишь?
– НО ЕСЛИ ПРИЧИНА НЕ В ЭТОМ, ТО В ЧЕМ ЖЕ? ОТ СВЯЗУЮЩИХ НАС С ТОБОЙ УЗ ТЫ НАВЕКИ ОТРЕКСЯ ВО ВРЕМЯ ПРОШЛОЙ ВСТРЕЧИ, И ПОСЕМУ, ЕСЛИ ТЫ НЕ СТРЕМИШЬСЯ К ПРОЩЕНИЮ, В ПРОДОЛЖЕНИИ РАЗГОВОРА Я СМЫСЛА НЕ НАХОЖУ.