Да, рядом с этой картиной истребление кеджанских купцов и магов вмиг показалось ей сущими пустяками. Утратившей всю прежнюю храбрость, Серентии отчаянно захотелось лишь одного – вернуться назад, в относительный уют и покой собственного тела. Собрав волю в кулак, напрягая все силы, она поспешила прочь из волшебной норы, прочь от обнаруженного в ее глубине.
Минуя проем, Серентия почувствовала нечто сродни легкому зуду. Еще миг – и вокруг вновь распростерлись луга, однако она не замедлила лет и даже ни разу не оглянулась из страха увидеть за спиною погоню, стаю чудовищ куда страшнее огромного червяка.
И вот, наконец, она – здесь, в собственном теле.
Разом вскочив, Серентия в ужасе заозиралась вокруг. Казалось, жуткие кровожадные твари обступают ее со всех сторон… но нет, вокруг все было спокойно. Не обнаружив поблизости ни души, Кирова дочь, сама не своя от испуга, вновь помчалась туда, где оставила Ульдиссиана.
Ульдиссиан оказался на прежнем месте, по-прежнему вглядывался в просторы лугов. В любое другое время его целеустремленность растрогала бы Серентию до глубины души: ведь он, дело ясное, не терял надежды отыскать там, среди трав, след Ахилия… однако увиденное перевесило даже тревогу о судьбе любимого.
Приближаясь к Ульдиссиану, Серентия только и смогла, что удержаться от крика. Почувствовав невероятную тревогу купеческой дочери, сын Диомеда вмиг изменился в лице и крепко стиснул ее плечо.
– Серри! Что с тобой? Дурной сон об Ахилии?
Естественно, о чем еще он мог подумать, увидев ее бегущей, как на пожар?
Серентия покачала головой.
– Нет! – выдохнула она, но тут же опомнилась и понизила голос до шепота. – Нет, Ульдиссиан… вовсе не сон. Я… отправилась туда, в луга, искать… искать Ахилия…
– Что? – переспросил Ульдиссиан, едва сдерживаясь, чтоб не повысить голоса. Очевидно, он сразу же понял, каким образом Серентия пыталась искать лучника, и ярость его была вполне объяснима. – Сначала меня надо было предупредить! Нет, вообще никаких поисков затевать было не нужно! Что сталось бы, если…
– Да тише ты, Ульдиссиан! Послушай! Я там такое нашла!
– Что же? Неужто Ахилий… неужто он…
– Нет… хотя я молюсь, что он не наткнулся на тот же ход и не пал жертвой сторожа!
Пораженная сей страшной мыслью, Серентия умолкла, уставилась себе под ноги. Что, если Ахилий вправду обнаружил эту волшебную нору и спустился вниз? Что, если она следов его не заметила, а он однако же – там, в плену?
Оклик Ульдиссиана заставил вновь поднять взгляд.
– Серри! Серри! Опомнись! Опомнись и рассказывай толком. Рассказывай, что тебя так потрясло.
– Это…
Осекшись, Серентия перевела дух и продолжила.
– Это просто ужасно!
Дальше рассказ пошел без запинки: ощущение чего-то неладного; магическая нора, ведущая неизвестно куда; решение заглянуть внутрь; и, наконец, что там, внутри, обнаружилось.
Услышав все это, Ульдиссиан просто опешил… и пришел в еще большую ярость.
– Так надо было сразу же назад повернуть!
– Слушай дальше! Это еще не все. Далеко не все. Слушай!
Дальше Серентия рассказала об охранявшем вход чудище и о том, как ухитрилась его уничтожить. На этом месте Ульдиссиан изумленно приподнял брови, однако перебивать не стал.
– А потом… а потом я добралась до конца хода и увидела их… всех их! Бескрайнее море. Такие страшные – ужас!
В памяти вновь всплыла эта кошмарная картина: устрашающие, нечеловечески жуткие морды, неземные обличья, ореол невиданной злобы…
Ульдиссиан снова встряхнул ее.
– Очнись, Серри! Что ты там видела?
Купеческая дочь взяла себя в руки.
– Я видела… я заглянула… не иначе, как в тот самый мир, что Ратма зовет Преисподней, – негромко, ровно отвечала она. – Ульдиссиан, подземный ход там, посреди лугов, ведет из нашего мира туда, где, должно быть, они и живут!
Ульдиссиан открыл было рот, очевидно, намереваясь что-либо возразить, но тут же стиснул зубы и мрачно кивнул. С демонами им обоим доводилось иметь дело не раз и не два, так что магический ход в их адские земли чем-то невообразимым им более не казался.
Видя, что спорить Ульдиссиан даже не думает, Серентия собралась с духом и перешла к самому худшему.
– Так вот, они собрались там. Собрались… их тысячи тысяч! А может, и того больше, не знаю. Казалось, числу их нет конца.
– Да кто «они», Серри? Кто?
Стоило Серентии снова представить себе вражьи ряды, глаза ее округлились, как блюдца.
– Армия… целая армия демонов. А для чего они там собрались? Ясное дело: готовятся двинуться на Санктуарий!
Глава восемнадцатая
Разведывать путь для друзей Ахилий отправился без колебаний. Его жизни – если это жалкое посмертное существование достойно столь громкого имени – цена невелика. Куда важней уберечь от гибели остальных… куда важней уберечь от смерти Серентию.
Благодаря тому, что Ульдиссиан отвлекся, незаметно ускользнуть из зарослей оказалось проще простого. Высокие травы укрывали охотника превосходно, а мягкая почва приглушала любой шум, что он невзначай, как это ни маловероятно, мог бы издать на ходу.
Стрелу Ахилий, как всегда, держал наготове. Стрел в колчане имелось достаточно. Единственный стоящий дар, полученный от Тираэля – неиссякаемый запас острых и, в некотором роде, волшебных стрел. Хотелось бы ему отблагодарить вероломного ангела – а лучше обоих воспользовавшихся им ангелов, вогнав по парочке в то самое, что заменяет им сердце…
Однако в эту минуту его заботило лишь одно – чтобы дареные стрелы исправно поразили любого врага, укрывшегося впереди.
А луговые травы, определенно, что-то да укрывали. Следовало полагать, Инарий замыслил какую-то хитрость, дабы измотать Ульдиссиана еще до начала настоящего боя. По крайней мере, на взгляд Ахилия, подобная подлость была бы вполне в духе Пророка.
От лагеря он к этому времени удалился изрядно, но до сих пор не заметил вокруг ничего необычного, кроме настораживающего отсутствия какой-либо живности. Мало того, что в пути Ахилию не встретилось ни единого кролика, дикого кота или другого крупного зверя – казалось, луга покинули и птицы, и, судя по мертвой тишине, даже насекомые. Похоже, обитатели лугов почли за лучшее сбежать отсюда подальше, а это ничего хорошего предвещать не могло.
Вдобавок, воздух тоже застыл без движения. Ночной ветерок, явственно чувствовавшийся, когда Ахилий выступил на разведку, с каждой минутой слабел и, наконец, утратил силу настолько, что легкие колебания трав различал лишь охотничий опытный глаз.
Приметив кое-что странное, охотник замедлил шаг. Часть трав впереди колыхалась иначе, не так, как остальная трава, и никакой ветер причиной тому оказаться не мог.
Заподозривший, что противоестественные колебания порождает кто-то, движущийся сквозь траву у самой земли, Ахилий поднял лук. Конечно, крадущийся вполне мог оказаться попросту крупным зверем, не меньше огромных котов, обитавших в джунглях, однако охотник в этом весьма сомневался. При встрече с ним большинство зверей, чуя неладное, спешили поскорее убраться прочь.
А если не зверь, то кто? Разумеется, демон какой-нибудь, не иначе.
Остановившись, Ахилий в ожидании замер на месте. Однако время шло, а из странно колышущейся травы никто не появлялся.
Охваченный нетерпением, охотник шагнул вперед, и трава впереди вмиг закачалась куда оживленнее. Увидев это, Ахилий снова остановился и изготовил лук к выстрелу.
И вновь его постигло разочарование. Поговорку насчет присущего мертвым терпения Ахилий знал с детства, однако его собственный опыт свидетельствовал: нет, правды в ней нет ни на грош. Терпению охотника тоже имелся предел, и достигнут он был давным-давно. Если уж на то пошло, в посмертии Ахилий сделался куда более нетерпеливым, чем при жизни.
Держа лук наготове, Ахилий снова двинулся вперед. К немалому его удивлению, там, где он рассчитывал обнаружить прячущегося, не оказалось никого – ни зверя, ни демона. Казалось, трава колышется сама по себе.
Нахмурившись, светловолосый лучник почесал припорошенную землей щеку. Его природное чутье – и, может статься, то, что заменяло ему дар эдирема – оставались столь же остры, словно он по-прежнему жил и дышал. То и другое настаивало: тут что-то нечисто… но в чем именно дело, Ахилий не понимал.
Сумрак ночи препятствовал ему еще меньше, чем Мендельну с Ульдиссианом. В темноте Ахилий превосходно видел еще с юных лет, а после смерти ночное зрение только улучшилось. Пользуясь этим, он огляделся как можно внимательнее. Сомнений быть не могло: опасность здесь, рядом, вот только где же она?
И тут его внимание привлекло нечто темное, небольшое, запутавшееся в траве. Отложив лук в сторонку, но так, чтобы был под рукой, Ахилий потянул находку к себе. Трава оплела темный комок сплошь, да так туго, что, высвобождаемый охотником, он едва не распался на части.
Охваченный раздражением, Ахилий убрал руку от лука и взялся за нож. На разрез трава оказалась необычайно прочной, но, наконец, поддалась.
Бесформенный темный комок оказался тушкой дрозда. Тельце птицы было раздавлено едва ли не всмятку. Еще немного, и туго натянутые стебли начисто отделили бы от туловища и оба крыла, и голову.
На взгляд Ахилия, смерть постигла дрозда не более дня тому назад. Кабы не странное отсутствие мух, трупик выглядел бы куда как хуже. Однако на падаль никто не польстился, и это насторожило охотника пуще прежнего. Повертев дрозда так и сяк в попытках понять, что его погубило, Ахилий не обнаружил на крохотном тельце никаких ран, кроме вмятин, оставленных туго натянутыми стеблями трав.
Охотник оцепенел. Не сводя глаз с мертвой птицы, он неторопливо опустил трупик на землю, перехватил нож освобожденной рукой, а другой рукой потянулся за луком.
Но подобрать оружие ему было не суждено. Нечто вроде силка, захлестнув запястье, затянулось так крепко, что ладонь живого, лишенная притока крови, онемела бы в тот же миг.