Я почти улыбнулась.
— Я начинаю. Помолись за меня.
Он опустил голову. Я прерывисто вздохнула.
Это всего лишь Зак. Я могу это сделать.
Он в дюйме от моего живота, когда его отбросили в сторону, и появилось другое лицо.
Картер.
Я схватилась за край стойки, чтобы подтянуться, но грубые руки нашли мои бедра и толкнули обратно на мрамор. Бороться бессмысленно; я уже замерзла, мое тело превратилось в глыбу льда. Язык Картера коснулся моего живота. Его глаза поднялись, чтобы встретиться с моими, вспыхивая триумфом и болезненным удовлетворением, пока он слизывал и высасывал жидкость с моей кожи.
К своему стыду, Картер знал меня лучше, чем кто-либо. В ту ночь, когда я последовала за ним, он точно увидел, кто я. Он слушал, как я умоляла его действовать все жестче и жестче. Никчемная, безнадежная, раскинув ноги, я молча кричала ему, чтобы он стер его, стер их, стер все. Он увидел мои слезы, когда я поняла, что он не мог унять мою боль.
Никто не мог этого отнять.
Мой пульс участился. Мои ладони вспотели.
Потасовка заставила меня перевести взгляд через комнату туда, где рука Уитни обвилась вокруг бицепса Истона, красные ногти впились в его белую футболку, пока она удерживала его.
Можете называть меня привлекающей внимание шлюхой, но я хотела его горящих глаз на моих. Плечи напряжены, выражение лица убийственное. Все для меня. Я жила для того, чтобы быть замеченной им, чувствовать жар его взгляда. Но прямо сейчас я не испытывала удовольствия. Я чувствовала себя дерьмово.
Уитни что-то прошептала на ухо Истону, и он огрызнулся в ответ, сбрасывая ее руку со своей.
Наконец слизистый язык Картера исчез.
Дело сделано. Все кончено. Со мной все в…
По залу разнеслись одобрительные возгласы, и Картер отступил назад, вытирая рот тыльной стороной ладони, его темный пристальный взгляд устремлен на меня. У меня скрутило живот. Я соскользнула со столешницы, схватила рубашку и прямиком направилась в ванную.
Дрожа, я брызгала холодной водой в лицо. Я не могла перестать дрожать, даже когда говорила себе, что я в порядке. Я в порядке. Со мной все в….
Дверь распахнулась, и я вздрогнула.
Истон зашел внутрь. Я отшатнулась ни от чего, кроме яростного огня в его глазах. Он запер за собой дверь, и я не могла пошевелиться, когда он подходил ко мне, все ближе и ближе. Ярость, сожаление и кап, кап, кап из протекающего крана наполнило ванную. У меня перехватило дыхание, когда он запустил руку в мои волосы и заставил меня опуститься на колени.
— Это то, чего ты хочешь? — спросил он, дыхание такое же частое и неглубокое, как у меня. — Чтобы тебя использовали?
Мое сердцебиение отдавалось в горле. Я никогда не испытывала этой его стороны. Вид на него с ног. Его холодный гнев и крепкая хватка в моих волосах.
— Это так?
Нет, — я хотела сказать. Но правда застряла у меня на языке, запуталась в паутине лжи, и когда я открыла рот, вырвавшееся «Да» насрехалось над нами обоими.
Лгунья, лгунья.
Звук нашего дыхания запутался и утонул под техно-музыкой и протекающим краном.
— Это о нем ты думаешь, когда прикасаешься к себе? — вопрос звучал тихо, неохотно, как будто он заставил себя сделать это вопреки здравому смыслу.
Мой пульс участился, я не могла думать об этом. Он видел меня?
Он опустился передо мной на корточки и запрокинул мою голову назад, так что у меня не оставалось выбора, кроме как встретиться с ним взглядом. Виски кружилось в бокале. Затем его губы коснулись моего уха, и мягкое рычание пробежало по моему позвоночнику.
— Ты даже не знаешь, сколько ты стоишь, не так ли?
Мои глаза закрылись, колени задрожали. Я точно знала, сколько я стоила: двадцать баксов мелочью в хороший день. Наши груди вздымались в тандеме, вверх-вниз, вверх-вниз. Легкая щетина на его подбородке щекотала мою щеку. Его тепло просачивалось сквозь мою кожу, и я хотела обернуть его вокруг себя, как теплое одеяло. Я хотела утонуть в нем и никогда не выныривать за воздухом.
Мои глаза открылись, и я позволила желанию взять верх. Я провела пальцами по его волосам и вниз по затылку.
Он напрягся, и я наблюдала, как его кадык ходил вверх-вниз.
— Скажи мне, — прошептала я. Моя грудь сжалась от интенсивности его взгляда. — Сколько я стою, Истон?
Его челюсть дернулась, взгляд опустился на мой рот.
— Достаточно, чтобы прикоснуться к тебе?
Вопрос звучал как насмешка, но это не так. Эти слова — самые честные и уязвимые из всех, что я когда-либо произносила. Сердце бешено колотилось, я провела ногтем по вене на его шее и медленно наклонилась ближе. Так близко, что мои приоткрытые губы коснулись его.
— Достаточно, чтобы поцеловать меня?
Его взгляд удерживал мой, и он вдохнул мой выдох.
— Не надо.
Тихо. Предупреждающе.
Заявление о признании вины.
— Не надо что?
Может быть, я манипулировала им. Может быть, это доказательство того, что я действительно его не заслуживала. Но прямо сейчас мое сердце сделано из стекла, и если он отвернулся бы от меня, оно разлетелось бы вдребезги. Мои губы скользнули по его губам, и на этот раз мой язык вырвался, чтобы скользнуть по его нижней губе.
— Ева, — он застонал так, словно ему больно.
Его пальцы ослабили хватку на моих волосах, но затем он пропустил их через пряди и прижал меня крепче.
Мои ладони скользнули вниз по его груди и сжали пресс. Он обжег, но я не могла унять дрожь.
— Достаточно ли я достойна, чтобы ты прикоснулся ко мне в ответ?
Он испустил низкий вздох, пресс напрягся под моими руками, и каждое отрывистое слово звучало грубо.
— Ты много выпила. Ты не понимаешь, что говоришь, — затем его голос стал достаточно мрачным, чтобы заставить меня посмотреть на него. — Кроме того, у тебя есть из чего выбирать, и ты убедилась, что я это знаю.
Я нахмурилась.
— Это ревность, которую я слышу в твоем голосе, Истон Резерфорд?
Его глаза сузились, но он не отрицал этого.
Я хотела почувствовать удовлетворение, но не почувствовала. Кроме тепла его тела, я ничего не чувствовала. Если бы ревности было достаточно, он прикасался бы ко мне так, как я хотела.
— Хочешь узнать секрет? — спросила я.
В дверь заколотили кулаком.
Он проигнорировал это.
— Ни один из этих других парней никогда не заставлял меня кончить, — вена на его шее дернулась раз, другой. — К счастью, я могу позаботиться о себе.
Еще один стук в дверь.
— Эй, здесь очередь длиннее, чем Великая Китайская стена! Поторопись, черт возьми!
— Хочешь узнать еще один секрет?
Он наблюдал, как слова слетали с моих губ, его грудь поднималась и опускалась от неровного дыхания.
— Я думаю о тебе, когда делаю это.
Его ноздри раздулись, глаза темнее ночи.
Стук.
— Пять секунд, или, клянусь, я помочусь в горячую ванну.
Поднимаясь на ноги, я ушла от него. Притворяясь, что мне не больно. Притворяясь, что это легко.
Бросив неприязненный взгляд на парня по ту сторону двери, я прошла через переполненный зал со спокойствием, которого не чувствовала. Внутри я не могла перестать дрожать. Истон не просто тот, кого я хотела. Он твердая почва под моими ногами. Я не знала, почему всегда встряхивала это, как землетрясение десятибалльной силы. И сегодня вечером подземные толчки привели меня в ужас.
Истон
Стук, стук, стук.
В нескольких футах слева от меня мамины накладные ногти постукивали по бокалу вина в ее руке.
Стук, стук, стук.
Она засмеялась над чем-то, что говорили Кен и Барби, и рука моего отца, обнимающая ее за талию, напряглась еще сильнее.
Стук, стук, стук.
Эти юбилейные вечеринки с каждым годом становились все более претенциозными. По крайней мере, они служили холодным напоминанием о том, почему я выбрал другое будущее.
— Я уверен, что такой умный парень, как ты, понимает, к чему я клоню, верно?
Рассеянно прислушивался к тому, что говорил человек передо мной, кивнул и сделал глоток воды. Он продолжил нести чушь, которая, по его мнению, произвела бы впечатление на меня — или, скорее, на моего отца. Шутки в его сторону. Набрав со мной очков, он только перестал бы нравиться моему отцу.
— Я когда-то знал этого парня, так что, конечно, это должна была быть какая-то уловка…
С момента начала этой шарады тридцать минут назад мое внимание было сосредоточено на одной вещи. Ева еще не спустилась по лестнице в гостиную.
— И он входит, выглядя таким важным и могущественным — знаете, как будто он король этого места…
Она избегала меня с вечеринки у Марко два дня назад. Хуже того, как будто ничего этого никогда не было. Как будто она не сказала того, что сделала. Не прикасалась ко мне. Не облизнула меня.
— В общем, мы решили устроить шоу, посмотреть, какой он крутой на самом деле…
Минуту спустя я увидел ее. Я тяжело сглотнул, засунул свободную руку в карман своих серых брюк. У нее стройные ноги в облегающем черном платье и скромный жакет, наброшенный на плечи. Распущенные темные локоны ниспадали ниже талии, а губы… Красные, как гребаный грех. Высоко подняв голову, она спускалась, одной рукой скользя по перилам. На полпути лодыжка на одном из ее высоких каблуков подкосилась, и она с трудом удержалась, прежде чем споткнулась. Она огляделась, не наблюдал ли кто-нибудь, и, очевидно, довольная, что осталась практически незамеченной, расправила плечи и продолжила грациозно спускаться по ступенькам.
Мои губы дернулись, и я сделал большой глоток из своей чашки.
— Значит, все это время я был прав, и этот ошарашенный ублюдок мог только пялиться…
Не сводя глаз с Евы, я дважды похлопал костюм по плечу.
— Хороший разговор.
Уходя, я бросил взгляд через плечо туда, где мои родители целовали задницу давнему клиенту. Они утопали в толпе Кенов и Барби, явно заняты, но предупреждение моей матери все еще вызывало у меня паранойю. Хотя этого недостаточно, чтобы изменить пункт наз