Он протянул руку.
— Пол. Мне очень приятно.
Мы обменялись рукопожатием, и только сейчас я заметил, что под линией его волос выступали маленькие капельки пота. Странный контраст с ледяной ладонью, прижатой к моей ладони.
— У двери есть вешалки, если захочешь снять пальто и шарф, — предложил я. — Здесь довольно быстро согреваешься.
— Конечно, — он проводит чистыми тупыми ногтями по своему галстуку.
— Вы друг моего отца? — спросил я без всякого интереса.
Бегло оглядывая комнату, остановил взгляд на Еве. Айзека нигде не видно, и его место занял другой парень. К сожалению, судя по взгляду, которым он на нее смотрел, он не похож на гея.
— Я много слышал о вас, — сказал Пол. — Я просто хотел представиться молодому человеку, похищающему сердца.
Ладно, это чертовски странно.
— Э-э, я не совсем уверен, что ты…
— Неважно.
Оглянувшись через плечо и проследив за моим взглядом на Еву, он хлопнул меня по руке с немного большей силой, чем ожидалось.
— Я вижу, ты отвлекся. Наслаждайся оставшейся частью вечера, Истон.
Он отошел, и меня не покидало неприятное чувство, когда он растворялся в толпе. Продолжая идти, я понял, что он так и не ответил на мой вопрос о том, был ли он другом моего отца. Я остановился и огляделся вокруг, снова обнаруживая его, но он уже заговорил с Уитни. Мне не нравилось видеть их вместе. Что-то в нем не так.
Я подумывал о том, чтобы разделить их, когда теплый карий взгляд Евы встретился с моим, и я выдохнул. Черт возьми, она великолепна. Что-то изменилось в выражении ее лица, в глазах вспыхнуло любопытство. Айзек, должно быть, объяснил про браслет чистоты. Я знал, что это неправильно, что это не должно иметь значения, но я рад, что она больше не думала, что я трахался с Уитни. Я переспал с парой девушек до того, как началось наше соглашение, но оно того не стоило. Не тогда, когда единственная девушка, которую я хотел, спала дальше по коридору.
Я почти выбежал из комнаты, когда свет погас, и знакомый звук разнесся по дому. Мои шаги замерли. Конечности стали каменными.
Этот звук.
Я медленно повернул голову к открытым французским дверям, за которыми видны динамики и микрофоны, установленные для поздравительных речей. Мой отец сидел на стуле во внутреннем дворике за опущенным микрофоном, обнимая гитару, как давно потерянного друга. Его пальцы бренчали медленно и мягко, а мои собственные пальцы дрожали в карманах. Айзек сидел рядом с ним, его щипки на гитаре звучали немного неуклюже. Он начал учиться играть только после того, как переехал.
Отец и сын.
Идеальная картинка.
Толпа затихла и подтянулась ближе к музыке.
Мое сердце бешено колотилось, все сильнее и сильнее ударяясь о грудную клетку.
Моя мама стояла в первом ряду, повернувшись как раз под таким углом, чтобы все у залитого лунным светом бассейна могли видеть влагу, собирающуюся в ее глазах. Этого не могло быть на самом деле. Папа снова играл на гитаре. Слушать его вечер за вечером было причиной, по которой я научился играть. Я хотел пойти по его стопам, но чем лучше я становился, тем более отстраненным он становился. Гитара — это не то, что мы делим вместе; теперь это как бы мое личное утешение. Я брал инструмент только один раз в неделю и мог гарантировать, что он был в какой-нибудь деловой поездке и не мог подслушать.
Все эти годы я думал, что случилось что-то, из-за чего он возненавидел игру. Оказывается, он просто ненавидел играть со мной.
Несмотря ни на что, я не мог перестать слушать. Мои руки сжались в карманах, и я был застигнут врасплох настолько, что у меня загорелись глаза. Что, черт возьми, со мной не так? Почему это так чертовски больно? Каждое бренчание затягивало меня все глубже в зыбучие пески, пока мои легкие не сжались от нарастающего давления.
Мягкие пальцы коснулись моего запястья, и мои мышцы напряглись. Я посмотрел направо, где сейчас стояла Ева.
Она смотрела вперед, на представление, но ее глаза остекленели, расплавленный шоколад блестел в приглушенном свете. В отличие от слез моей матери, слезы Евы не напоказ. Долгий, резкий выдох покинул мои губы, освобождая легкие от тяжести. Ее большой палец коснулся моей ладони, и внезапный жар в моей груди опустился вниз. Ева нежно сжала мою руку, прежде чем повернулась и ушла.
Я не отрывал глаз от дуэта отца и сына, но сейчас все, что я мог чувствовать — это тепло прикосновений Евы. Грубое и почти болезненное ощущение разлилось в моей груди от нежного пожатия ее руки.
В моей жизни много дерьма. Но Ева реальна. Реальнее, чем кровь, пульсирующая в моих венах.
Ева
— Не только за яркий пример брака, семейных ценностей и трудовой этики, которые Резерфорды демонстрировали на протяжении последних двадцати девяти лет…
Деловой партнер Винсента, Джейкоб, поднял бокал с шампанским, и окружающие меня клоны последовали его примеру.
— Но также за их щедрый вклад в наши школы, местные благотворительные организации и, конечно же, за то, что открыли свой дом и сердца детям, которые в этом нуждаются.
Он повернулся и указал подбородком в сторону Винсента и Бриджит.
— С годовщиной, вы двое. Пусть этот год сокрушит все остальные.
Бриджит улыбнулась, Винсент кивнул в знак признательности, и мы выпили. Газированная вода зашипела у меня на языке, охлаждая жжение в горле, пока я наблюдала за Истоном с другого конца бассейна.
Боль в его глазах, когда он смотрел, как его отец и Айзек играли вместе, была осязаемой. Живое, дышащее сердце, которое разбилось прямо у меня на глазах.
Я приняла много плохих решений. Достаточно, чтобы с уверенностью сказать, что я плохой человек. Я не заслужила хорошей жизни. Но Истон не такой, как я. Он хороший и искренний, и он заслуживал гораздо большего, чем то, что предлагали ему родители. Чем то, что предлагал ему любой из нас.
Набирая полные легкие прохладного ночного воздуха, я обвела взглядом бесчисленные лица, усеивающие огромный задний двор. Уитни должна быть с Истоном, но вместо этого он стоял один. Я поднесла бокал к губам, и резкий ветерок пробрал меня до дрожи.
Айзек рассказал мне о браслете чистоты. Он рассказал мне, потому что этого хотел Истон. Почему? Он хотел, чтобы я знала, что он не трахал ее? Теперь, когда я это знала, я в еще большем замешательстве, чем когда-либо. Я видела его достаточно, чтобы знать, что он не из тех, кто ждал брака, так что же он делал с Уитни?
Громкие аплодисменты вернули мое внимание к микрофону, где теперь стоял Айзек. Я выгнула бровь, наблюдая, как он притворялся, что успокаивал нервы. Что за чушь.
Он схватил микрофон и прочистил горло.
— Всем добрый вечер.
Толпа уже поглощала его, как поднос с желе. Я загордилась.
— Некоторые из вас, возможно, не знают меня, поскольку обычно я приезжаю сюда только на рождественскую вечеринку. Я старший из ‘детей, которых нужно было спасать", о которых говорил Джейкоб.
Он подмигивает, и по толпе пронеслось несколько смешков.
— Я счастлив быть здесь сегодня вечером с моим щеголеватым старшим братом Истоном, — я перевела взгляд на Истона, ловя его легкую ухмылку, — и нашей бесстрашной младшей сестрой Евой.
Айзек кивнул мне, и я попыталась приподнять губы. Бесстрашная. Это слово звучало у меня в ушах, властное, но в то же время пустое.
Кто-то толкнул меня локтем в руку, и я медленно перевела взгляд на придурка, которого я уже однажды встречала, стоящего рядом со мной. Тот, кто думал, что он достаточно ловок, чтобы шептать мне на ухо всякие нежности и касаться моей талии.
— Он серьезно? — спросил он меня, кривя губы от отвращения. — Этот парень твой брат?
Я проследила за его взглядом на другую сторону бассейна, где Истон прислонился к перекладине.
— Я был уверен, что вы двое встречаетесь или что-то в этом роде.
Пожимая плечами, я замаскировала свое беспокойство за скукой.
— Он заботливый. Какой брат им не является? — я поставила свой полупустой бокал на столик в патио перед нами. — Если вы меня извините…
Я ушла, радуясь, что он не последовал за мной, и вернула свое внимание к речи Айзека.
— И так, это подводит меня к совершенно особому объявлению.
Айзек сделал вдох, крепче сжал микрофон и выпустил дыхание, только когда посмотрел на Бриджит и Винсента.
— Мама. Папа. Если я чему-то и научился на вашем примере супружеской пары, так это тому, что к браку нужно относиться серьезно. Что-то, что нужно беречь. И кое-что, чему можно посвятить себя только тогда, когда ты будешь готов.
Его взгляд путешествует по толпе, останавливаясь на том же суровом красивом лице, с которым он познакомил меня ранее.
Нервы скрутили мой желудок. Я знала, что он собирался рассказать Винсенту и Бриджит о Томасе сегодня вечером, но я предположила, что это будет наедине…
— Имея это в виду, я попросил любовь всей моей жизни выйти за меня замуж.
Вокруг меня раздались шепотки и — о-о-о.
У Бриджит отвисла челюсть, а затем искренняя, сияющая улыбка быстро сменила выражение ее лица с шока на чистую радость. Она сложила руки вместе, прижимая их к груди.
— О, Айзек… Ты этого не сделал.
Он кивнул. Сглотнул. Провел рукой по своим коротким каштановым волосам.
— Я так и сделал. И он сказал «да».
Улыбка Бриджит дрогнула, но остальная ее часть застыла, когда она наблюдала, как жених Айзека подбежал к нему с едва сдерживаемой усмешкой. Айзек притянул его в объятия, и они обменялись коротким, стильным поцелуем.
Бриджит стала белой как полотно. Винсент выглядел слишком ошеломленным, чтобы вздрогнуть. Но когда по двору разнеслись хлопки, несколько свистков перекрыли шум, они взяли себя в руки, делая невозмутимые лица и медленно хлопали, хлопали, хлопали.
Я покачала головой, забавляясь. Думаю, в конце концов, выйти на публику было правильным решением. Айзек и его жених защищены социальной маской его родителей. По крайней мере, на данный момент.