Она лучше чем все это. Иногда мне казалось, что она тоже это знала, но ей просто насрать.
Наконец, она послала мне воздушный поцелуй и исчезла наверху, а Марко последовал за ней по пятам.
Ева
Черт.
Я прижала одну руку к пульсирующему месту на лбу, а другой снова открыла окно. На меня не похоже забывать о глюках, но я обречена совершать глупые ошибки в два часа ночи.
Оказавшись в своей спальне, я тихо закрыла окно и трижды проверила замок. Убедившись, что в безопасности, я вытащила осколок стекла из-за пояса джинсов и положила его под подушку.
Усталость наваливалась на меня, когда я распустила хвост, позволяя волосам рассыпаться по спине, и пошла в ванную. Я открыла кран, затем издала стон. Все, чего я хотела, это лечь спать. К сожалению, сначала мне нужно смыть со своего тела вонь Марко, а мой паршивый слив в душе снова засорился. Можно подумать, у богатых людей нет подобных проблем, но, в конце концов, это моя жизнь, поэтому, конечно, дерьмо следовало за мной, куда бы я ни пошла. По крайней мере, оно лояльное.
Я быстро разделась и обернула полотенце вокруг голого тела, затем пошла по коридору. Когда я добралась до запасной ванной, которая также находилась в трех футах от комнаты Истона, я остановилась, чтобы посмотреть на его дверь. Краска медленно поднялась к моей шее, и я отвела взгляд. Я бы солгала, если бы сказала, что не была застигнута врасплох, когда увидела его у Элайджи. Вечеринки больше не для него.
Мой пульс ускорился, когда я обнаружила, что он наблюдал за мной. Его пристальный взгляд блуждал по моему телу, как будто он мог наблюдать. Но потом я заметила Уитни, прислонившуюся к нему, и тяжесть навалилась на мой живот. Когда он поднял ее, лужи зависти застилали мне зрение. Но это было не самое худшее.
Нет, хуже всего было то, что он больше не смотрел на меня.
Румянец у моей шеи стал на дюйм выше. Качая головой, я хватилась за ручку ванной и повернула ее.
— Могла бы остановиться на одном стаканчике.
Мое сердце подпрыгнуло, как у акробата, выполняющего цирковой трюк. Рука застыла на ручке, краем глаза я увидела, как он лениво прислонился к дверному косяку. Должно быть, я была слишком погружена в свои мысли, чтобы заметить, как открылась его дверь. Сначала вечеринка, а теперь он разговаривал со мной? Истон Резерфорд сегодня полон сюрпризов.
Я опустила ручку и невинно наклонила голову.
— Ну и что в этом забавного?
— Ты поэтому это делаешь? Для развлечения? — его голос похож на мягкое рычание, которое бурлило глубоко в моем животе.
Мои ребра напряжены. Я хотела почувствовать это рычание на своей коже. Я хотела, чтобы оно было моим.
— Может быть, — прошептала я.
Лгунья, лгунья, лгунья.
— Оно того стоило?
Я предположила, что он имел в виду алкоголь — я достаточно насмотрелась на его маму, чтобы понять, почему он его ненавидел, — но мрачные, почти угрожающие нотки в его голосе позволили мне пофантазировать, что именно про меня и Марко он имел в виду.
Я медленно моргнула, потерявшись в густом тумане своих фантазий.
— Да.
Он ничего не сказал. Это казалось бесконечным, тяжелый поток нашего дыхания заполнил паузу.
Воздух заколыхался, и я вернулась к реальности.
Дверь его спальни закрылась. Внезапно я снова осталась одна.
Следующим вечером, просунув руки в кожаные рукава, я убрала волосы с куртки и взяла запечатанный белый конверт с прикроватной тумбочки. Я оставила свою сумочку и деньги здесь, за исключением мелочи в заднем кармане джинсов.
Истон и Зак развалились на диване, когда я вошла в гостиную, экран телевизора заливал их мягкими лучами света в темном пространстве.
Я только на полпути по паркету, когда тихий свист достиг моих ушей. Я знала, что это Зак, даже не глядя. День, когда Истон свистнул бы мне, был днем, когда моя мать вернулась бы за мной. Я искоса посмотрела на них, и Зак ухмыльнулся, приподнимая бейсболку в знак признательности. Истон откинулся на кожаные подушки, положив лодыжку на колено, и смотрел прямо перед собой в телевизор. Я видела только левую сторону его резкого профиля, но его глаза не мигали, и я знала, что он вообще не смотрел на экран.
— Куда ты так поздно идешь? Мы могли бы устроить еще одну вечеринку, если захочешь пойти.
Я остановилась перед дверью и посмотрела на Зака.
— Ты шутишь, да?
Он поправил шляпу, хмуря брови.
— Ах, нет?
— Истон всегда остается здесь по воскресеньям на ночь.
Наконец, взгляд Истона заскользил ко мне. Он покрутил банку кока-колы в руке, наблюдая за мной почти задумчиво. От его безраздельной сосредоточенности тепло разлилось внизу моего живота. Однако этот момент длился недолго, недостаточно долго. Как обычно, он быстро вернулся к тому, чтобы притворяться, что меня не существовало.
— Уже воскресенье? — Зак потер лицо, привлекая мой взгляд к себе, и я поняла, насколько усталым он выглядел.
Вообще-то, он все еще выглядел пьяным со вчерашнего вечера.
Закатив глаза, я повернулась и открыла дверь.
— Мне нужно идти.
— Подожди, подожди. Серьезно, куда ты идешь одна так поздно? — он встал и закинул руки за голову, испуская громкий вздох. — Я все равно собирался уходить, так что могу быть сопровождающим. Ну, знаешь, защитить тебя и все такое.
Я засмеялась.
— Это мило, но там, куда я иду, ты не продержался бы и пяти минут.
Глаза Истона сощурились, он смотрел на телевизор, его колено начало подергиваться, но у меня не было времени разбираться с ним прямо сейчас. Мне нужно доставить письмо.
Не говоря больше ни слова, я закрыла за собой дверь и направилась к ближайшей автобусной станции. Я одна из немногих семнадцатилетних в радиусе двадцати миль, у кого нет машины, но Бриджит никогда не предлагала ее, а я отказывалась просить, когда мое положение под ее крышей и так щекотливое. Я до сих пор не поняла, почему она и Винсент вообще удочерили меня. Казалось, ни один из них не особенно любил детей — или сострадание. Но ситуация мне на руку, поэтому, когда они дома, я держала голову опущенной, свое пространство опрятным, а рот на замке.
Несмотря на то, что я знала маршрут наизусть, или, может быть, из-за этого, мое дыхание учащалось с каждым шагом, приближающим меня к автобусу. Даже несмотря на то, что этот визит был бы совсем не похож на прошлый, я не могла унять неприятную дрожь внутри себя.
Я добралась до станции, не теряя ни минуты, села в автобус и считала остановки, пока не прошло двенадцать. Считать — это первый способ, которым я научилась этому маршруту, когда мне было тринадцать и я путешествовала, не отрывая глаз от своих ног. Теперь я знала названия остановок, но, от старых привычек трудно избавиться. Выйдя, я села на другой автобус, направляющийся в Питтс — неофициальное название группы трущобных кварталов в центре города. Чуть больше часа спустя я ступила на тротуар со скрученным желудком.
Я натянула капюшон как можно глубже на лицо, беззвучно повторяя инструкции, которые мне дали на прошлой неделе, и следуя им слово в слово. Питтс слишком велик сам по себе. Я давным-давно усвоила, каких улиц и переулков следовало избегать, но эти инструкции почти всегда заводили меня на неизведанную территорию. По пути я обошла лужу блевотины. Я не скучала по прогорклой вони этого места. Это тот вид вони, который притуплял, но прилипал к коже. Неподвластный времени и классический.
Через два квартала, три переулка и два разрисованных граффити скелета я оказалась у дыры в стене, которая, как я предполагала, являлась клубом. Здесь нет ни окон, ни вывесок, но стальная дверь за спиной вышибалы лишь частично заглушала музыку, заставляя ее звучать под водой. Несколько мужчин прислонились к стене, курили и разговаривали, но в остальном на улице тихо.
— Удостоверение личности, — проворчал вышибала, когда я подошла, ловя мой пристальный взгляд, который быд на полфута выше моего роста 5 футов 5 дюймов.
Я прочистила горло, набираясь уверенности, которую оставила где-то в автобусе.
— Я здесь из-за Одетт.
Он смотрел на меня с подозрением, мерцающим в черных глазах, и я молила Бога, чтобы я только что не облажалась.
Кодовое название всегда одно и то же. Единственное, что менялось, — это местоположение и люди; люди из его небольшого, доверенного круга. Все, что выходило за рамки этого, было бы слишком рискованно для Алехандро, и я не хотела подвергать опасности ту малую свободу, которая была у моего кузена.
Если не считать моего никчемного отца, Алехандро — единственная настоящая семья, которая у меня была. Он также единственный человек, который заботился обо мне, настаивал, чтобы я время от времени писала ему о том, как у меня дела. Хранить секреты от него бесполезно. Я пыталась утаить от него свой последний табель успеваемости, когда мои оценки упали — он проник в мою комнату через окно и украл его из ящика моего стола. Ему нелегко прийти ко мне, так что мое последующее чувство вины было забавным. Я не знала, почему он так настаивал на том, чтобы я поступила в колледж, когда я понятия не имела, на чем могла бы специализироваться такая девушка, как я, но я также не могла притворяться, что ненавидела это. У него нет постоянного адреса, а даже если бы и был, он все равно не раскрыл бы его, так что, если мне пришлось бы снова навестить Питтов, чтобы передать ему свои письма, я так и сделала бы.
Спустя вечность вышибала сказал:
— Ты не такая, как я ожидал, — и я почти вздохнула с облегчением. Он протянул руку. — Я передам ему это к утру.
Вынимая конверт из кармана куртки, мои пальцы дрожали, но это не от страха. Это от благодарности.
— Спасибо тебе, — прошептала я.
Он кивнул, в его глазах мелькнула искорка тепла, и взял письмо.
— А теперь убирайся из этого места. Тебе здесь не место.
Я сухо рассмеялась. Когда-то здесь было мое место. Но я повторила его кивок, прежде чем развернулась и направилась обратно к автобусной остановке. Я опустила голову, не желая привлекать нежелательное внимание — или воспоминания.