Господи, как все это сложно.
— Он… ну, он сказал, что несчастен, потому что любит одного человека… ну, знаете, питает к нему страсть.
— Понимаю. Да, конечно. Да, понимаю. Он думал, что влюбился в кого-то. В другого мальчика, я полагаю.
— Так он мне сказал, сэр.
— Троттера нашли сегодня после полудня в сарае на поле Брэндистона, — сказал Тикфорд, подталкивая к Эйдриану по столу листок бумаги. — В кармане у него была вот эта бумажка.
Эйдриан уставился на директора.
— Сэр?
Тикфорд печально кивнул.
— Глупый мальчишка, — сказал он. — Глупый мальчишка повесился.
Эйдриан заглянул в записку.
«Мне очень жаль, но я этого больше не вынесу, — прочитал он. — Хили знает почему».
— Его родители уже едут сюда из Харрогита, — произнес Тикфорд. — И что я им скажу?
Эйдриан в ужасе смотрел на него.
— Но почему, сэр? Почему он покончил с собой?
— Назовите мне имя мальчика, в которого он… к которому он питал это чувство, Эйдриан.
— Ну, сэр…
— Я должен знать.
— Это был Картрайт, сэр. Хьюго Картрайт.
Два костюма с Савил-роу[58] — один «Томми Наттер», другой «Беннетт, Тоуви и Стил» — сидели лицом друг к другу за столиком возле окна в «Уилтонсе».
— Приятно снова увидеть туземный продукт, — сказал «Беннетт, Тоуви и Стил». — Я уже начал думать, что он отошел в прошлое.
— Раз уж вы затронули эту тему, — произнес «Томми Наттер», — должен признаться, что я питаю слабость к тихоокеанским. Они как-то сочнее, вы не находите? В них больше плотскости, если существует такое слово.
«Беннетт, Тоуви и Стил» не согласился. Вульгарный вкус по части устриц казался ему типичным для «Томми Наттера».
— «Монтраше» немного тепловато, вам не кажется?
«Беннетт, Тоуви и Стил» вздохнул. Он еще на нянюшкиных коленях усвоил, что переохлаждать белое бургундское ни в коем случае не следует.
В «Уилтонсе» его хорошо знали и всегда старались подавать вино, охлажденное именно до этой температуры. Впрочем, если он затеет читать «Томми Наттеру» лекцию, тот разобидится. Люди его пошиба чувствительны до смешного.
— Ну да ничего, — сказал другой. — Я не жалуюсь. Итак. Поговорим о «Мендаксе». С сожалением должен сказать, что материалы Одиссея ничем шифровальный отдел не порадовали. Решительно ничем.
— Они ничего не смогли расшифровать?
— Нет, вскрыть-то материалы они вскрыли. Старый шифр с перестановками букв. Еще довоенный. Совершеннейшая древность.
— Отлично, — хмыкнул «Беннетт, Тоуви и Стил». — И что там было?
— Имена, адреса, номера телефонов. Куча безвредных австрияков. Взятых прямиком из адресной книги Зальцбурга, представляете?
— Старый прохвост.
— Так что вопрос теперь в том, — «Томми Наттер» жеманно покручивал пальцами ножку винного бокала, — вывез ли Одиссей материалы оттуда или так их там и оставил.
— Почтой к нему ничего не приходило. Это нам известно.
— Ваш подсадной друг все еще окупается?
— О да.
— Хорошо, потому что уж больно этот прохвост жаден.
На это «Беннетт, Тоуви и Стил» отвечать не стал. Можно подумать, будто услуги Телемаха оплачивает «Томми Наттер». Он-то, разумеется, именно так и думает, скорее всего, он никогда и не обнаружит, что деньги идут прямиком из кармана «Беннетта, Тоуви и Стила», а не истребываются в государственных фондах. Это было чисто личное дело, однако Кабинет следовало держать в уверенности, что и для него тут есть своя выгода. Негоже, если они поймут, что Служба трудится исключительно для достижения личных целей «Беннетта, Тоуви и Стила».
— Я думаю, материалы по «Мендаксу» все еще там, — сказал он, — вне стен Илиона.
— Вы хотите сказать, в Зальцбурге? — спросил «Томми Наттер», который и в лучшие-то свои времена путался в кодовых названиях.
— Вот именно. В Зальцбурге.
— Вы сами знаете, все это дело в очень большой степени держится на вас. Вы единственный, кто верит в «Мендакс». Мне вспоминается операция, которую вы проводили в семьдесят шестом, и тоже против Одиссея. Чем тогда завершилась игра?
«Беннетт, Тоуви и Стил» бросил на «Томми Наттера» полный подозрительности взгляд.
— Что значит «игра»? — спросил он. — Почему вы употребили слово «игра»?
— Ну, не лезьте в бутылку, старина. Я просто имел в виду, что Трефузис стал для вас чем-то вроде навязчивой идеи. И кое-кого из нас это удивляет. Вот и все.
— Вы еще поймете, что это за фрукт. Послушайте. Я никогда не говорил, что верю в «Мендакс». Но если он не существует, зачем Троянцы и Одиссей пытаются уверить нас в противном? Уж в этом-то нам, наверное, стоит разобраться?
— Хм! — произнес «Томми Наттер». — По крайней мере, пока вся операция обходилась нам довольно дешево, тут я не могу не отдать вам должного. Однако у нас нет ни грана доказательств, что Сабо… я снова забыл, как он у вас называется?
— Елена.
— У нас нет ни грана свидетельств в пользу того, что Елена представляет собой что-либо иное помимо верного слуги своего государства. Господи, да Троянцы его только что орденом наградили.
— Тем больше оснований подозревать Одиссея.
— Кстати, а почему «Елена»? Странное кодовое имя для мужчины.
«Беннетт, Тоуви и Стил» отнюдь не собирался давать «Томми Наттеру» даровые уроки гомеровской мифологии. Интересно, в какой школе учился этот тип? По галстуку ничего не скажешь. Галстук у него, вероятно, от каких-нибудь «Биконсфилдских консерваторов» или чего-то столь же непотребного. Гольф-клуб из Хадли-Вуд, Каршалтонские ротарианцы. Тьфу!
— В свое время оно выглядело не лишенным смысла, — ответил он.
— Угу, — сказал «Томми Наттер», втирая в скатерть хлебную крошку. — Так расскажите мне про этих внуков.
— Штефан — шахматист. Через пару месяцев приедет сюда играть. Не удивлюсь, если они будут держать его на длинном поводке.
— И вы хотите, чтобы я выделил вам ресурсы?
— Я был бы крайне рад получить какие-то деньги, если вы об этом. Тут необходима слежка второй степени.
— Завтра я должен буду скоординироваться, как они там выражаются, с Казначейством. На следующей неделе заседание Кабинета. Э, постойте, вы же не собираетесь закурить?
«Иисусе! — подумал „Беннетт, Тоуви и Опил“. — На следующих выборах буду голосовать за лейбористов».
Глава четвертая
I
Тим Андерсон с великим тщанием обдумал вопрос.
— Я не уверен, что сравнение с «Оливером Твистом», каким бы соблазнительным и привлекательным — а я последний, кто станет это отрицать, — оно ни представлялось, настолько точно, насколько это представляется с первого взгляда.
— Но простите, доктор Андерсон, сходствооченьвелико. У нас имеется тайный работный дом, шайка мальчиков, служащих персонажу по имени Полтернек, имеется Питер Флауэрбак, прослеживающий связи своей семьи с близнецами Коттон, совсем как мистер Браунлоу в «Оливере Твисте», имеется Флинтер, обращающийся, подобно Нэнси, в орудие отмщения. Разве эти параллели не поразительны?
Гэри подлил немного «Мерсо» прилипшим к экрану телевизора Дженни и Эйдриану.
— Я не хочу показаться человеком, отрицающим перед вами наличие таких повествовательных перекличек, — ответил Тим Андерсон, — однако я определенно обнаружил бы, что сталкиваюсь с личными затруднениями, попроси меня кто-либо отказать этому произведению в принадлежности Диккенсу зрелому, автору «Крошки Доррит» и «Холодного дома». Я ощущаю здесь более полную картину связного мира, нежели та, которую предъявляет нам «Оливер Твист». Я ощущаю более глубокий гнев, я нахожу себя откликающимся на более полное симфоническое видение. Глава, в которой описывается наводнение, сцена, когда вода подмывает берега Темзы и уносит Притон, являют нам примеры событий, предваряющих дальнейшее, и органичных в большей мере, нежели те, с которыми читатель сталкивается в «Оливере Твисте». Я мог бы навлечь на себя обвинения в ошибочности суждений, попытайся я оспорить тот довод, что характер Флинтера представляет собой развитие и Нэнси, и Артфула Доджера, что — и мы не боимся признать это — приводит нас к Диккенсу, испытывающему ужас, к более, если угодно, кафкианскому Диккенсу. Интервьюер кивнул.
— Насколько я понимаю, университет уже продал права на кино- и телевизионную экранизацию «Питера Флауэрбака»?
— Это утверждение не является сущностно некорректным.
— Не тревожит ли вас то обстоятельство, что, сделав это еще до официального удостоверения подлинности рукописи, вы можете в будущем попасть в неудобное положение, если таковую сочтут подделкой?
— Как вы знаете, мы приняли в штат Святого Матфея немалое число новых исследователей, которые проводят сейчас обширную работу по определению степени аутентичности текста. Они прогоняют его лингвистические частицы и кластеры образов через компьютерную программу, которая столь же надежна, как любой химический тест.
— Снятие отпечатков авторских пальцев?
— «Авторские» — привычный термин, а «снятие отпечатков пальцев» — также недалеко от истины.
— И насколько же вы уверены в том, что это подлинный Диккенс?
— Позвольте мне перефразировать ваш вопрос и сказать так: я не уверен в том, что это не Диккенс.
— Позвольте мне перефразировать ваш ответ и сказать «херня», — произнес Эйдриан.
— Тсс! — зашипела Дженни.
— Нет, ну что, в самом деле. Симфонические видения.
— Я не нахожу малозначительным то обстоятельство, — продолжал Андерсон, — что во времена, когда английским отделениям моего и сотен других университетов грозит сокращение финансирования, чисто научное открытие наподобие этого привлекает столько внимания и в такой полноте подкрепляет то, что совершенно справедливо воспринимается как подвергающаяся постоянным нападкам научная дисциплина.