Сержант Кантер наклонился вперед, мягко поднял пальцем подбородок Эйдриана и заглянул ему в глаза.
— Даю слово, Хьюго. Можешь мне поверить.
Эйдриан кивнул.
— Но тебе лучше начать говорить побыстрее. Твой дружок того и гляди удивится, куда это ты запропал. Нам же не нужно, чтобы он взял да и звякнул своему другу торговцу, верно?
— Нет.
— Нет. Торговец соскочит с этого дела, как дерьмо с лопаты, а имя Хьюго Хэрни так и останется единственным в моем списке.
— Он… мой друг не хватится меня до вечера.
— Ага, и где же он работает?
— Послушайте, я же сказал. Я буду говорить только о другом человеке.
— Мой карандаш наготове, Хьюго.
Когда Эйдриан подписал показания, ему принесли чашку чая. Прочесть показания зашел инспектор. Закончив чтение, он поднял на Эйдриана глаза.
— Похоже, тебе повезло, Хэрни. Зак человек для нас не чужой. Около шести футов, говоришь?
— Ну, я сказал, что он ростом примерно с сержанта Кантера.
— Гвоздь в левом ухе?
— В левом, тут я совершенно уверен.
— Угу. Мы этого ублюдка пару месяцев назад потеряли из виду. Если он там, где ты говоришь, считай, что ты оказал нам услугу.
— О, хорошо. Всегда рад помочь, чем могу.
Инспектор рассмеялся.
— Предъяви ему обвинение, Джон, и составь резюме. Хранение.
— Что за резюме? — спросил Эйдриан, когда инспектор ушел.
— Для солиситора.
— О. А я думал… ну, знаете, бесплатная юридическая помощь. Разве вы ее не предоставляете?
— Юноше вроде тебя… твои родители наверняка захотят сами найти тебе адвоката.
— Родители?
— Ну да. Какой у них адрес?
— Я… я предпочел бы не сообщать об этом родителям. Понимаете, они не знают, где я, им и так пришлось напереживаться из-за меня.
— Они зарегистрировали тебя как пропавшего?
— Да… ну, то есть, я думаю, что они обращались в полицию. Я недавно столкнулся с моим крестным отцом, он мне так и сказал.
— А тебе не кажется, что они только обрадуются, узнав, где ты?
Но Эйдриан стоял на своем, и его отвели в контору участка, чтобы официально предъявить ему обвинение как Хьюго Хэрни.
— Выложи все из карманов на стол.
Все, что при нем было, осмотрели и записали в учетную книгу.
— Ты должен расписаться вот здесь, чтобы, получая вещи назад, ты знал, что мы тебя не обобрали, — сказал Кантер.
— О господи боже, да я вам верю, — сказал Эйдриан, уже начавший получать удовольствие от происходящего. — Если человек не может без подозрений вверить свое имущество честному констеблю, куда же тогда катится мир?
— Тоже верно. Однако подпись твоя все равно нужна. Да, и еще одно, Эйдриан.
— Что?
— Ага, — сказал Кантер. — Стало быть, перед нами Эйдриан Хили, так? А не Хьюго Хэрни.
Черт, дерьмо, херня и содомское соитие! Сержант Кантер держал в руке «Антигону» Ануйя. На форзаце ее значилось имя Эйдриана.
— Умный паренек, а попался на такой простой трюк, — неодобрительно произнес Кантер. — Видишь ли, в чем фокус: в списке пропавших Хьюго Хэрни не значится. Однако готов поспорить, в нем отыщется Эйдриан Хили.
II
В коридоре зазвонил колокол, захлопали двери, послышались сердитые голоса.
— Поосторожнее, Ашкрофт, услышу от вас еще хоть слог — и вы попадете в рапорт.
— А чего я сделал-то?
Эйдриан закрыл глаза и попытался сосредоточиться на письме.
— Ну вот. Я вас предупреждал. На неделю лишаетесь привилегий.
Эйдриан взял лист бумаги, разгладил его на поверхности стола. За окном порывами дул ветер, небо потемнело, приобретя серо-стальной оттенок. Скоро пойдет снег.
— Пожалуйста, мистер Аннендейл, можно я схожу в библиотеку за книгой?
— Если поторопитесь.
Эйдриан взял ручку и начал писать:
13 февраля 1978
Дорогой Гай!
Я уже давно набираюсь храбрости, чтобы написать тебе. А вчера увидел тебя в «Сходстве», и это наконец подтолкнуло меня к действию. Ты был великолепен, как и всегда. Мне очень понравились обе роли — хотя Добрый Шелфорд сильнее напомнил мне Гая, Которого Я Знал (сцена на балконе)…
Не знаю, известно ли тебе, что со мной приключилось? У меня такое чувство, будто ты думаешь, что я улизнул с твоими деньгами. Хотя, возможно, правда тебе известна. Дело в том, что после встречи с твоим другом Заком меня арестовала полиция, которая нашла на мне твой, предназначенный для того, чтобы отпраздновать завершение съемок, кокаин, — если помнишь, ты тогда заканчивал «Красную крышу». Кстати, тебе будет приятно узнать, что Зак не взял с тебя лишнего — добыча полиции описывалась в суде как семь граммов чистейшего, какой только встречается в Андах, снежка.
Возможно, тебя мучает чувство вины за то, что ты невольно втянул меня в эту историю, если так, рад избавить тебя от этого бремени. Обращались со мной хорошо, никто не давил на меня, требуя назвать имена.
Мои старики согнали в суд свидетелей, дававших показания о моем моральном облике: крестных родителей, епископов, генералов, даже директора моей прежней школы, — представляешь? — плюс отряд хорошо вооруженных и очень опасных адвокатов. Какие шансы оставались у мировых судей? Только собрав воедино всю свою гордость и самообладание, они осмелились дать мне хотя бы испытательный срок. По-моему, одного из них так ошеломили мое спокойное чувство собственного достоинства и круглоокая невинность, что он оказался на волосок от того, чтобы выдвинуть меня в кандидаты на какую-нибудь правительственную награду.
После этого ко мне приставили в Страуде репетитора, я сдал экзамены и теперь коротаю время, преподавая в норфолкской приготовительной школе, чтобы затем отправиться в Кембридж, в колледж Св. Матфея, — я не то чтобы браконьер, обратившийся в егеря… но, возможно, раб, ставший работорговцем. Что-то в этом роде. Мальчик, ставший мужчиной, так я полагаю.
Мое имя, как ты, вероятно, уже знаешь, настолько далеко от «Хьюго Хэрни», насколько одно имя может отойти от другого, не свалившись от усталости с ног, однако я не буду досаждать им тебе. Я просто хотел пожелать тебе благополучия и поблагодарить за месяц-другой веселья и забав, ни с чем не сравнимых.
Надеюсь, ты проявляешь о своих ноздрях заботу не меньшую, чем проявлял о вечно твоем Хьюго Хэрни.
В дверь постучали.
— Пожалуйста, сэр, могу я задать вам вопрос?
— Ньютон, я отчетливо слышал обоими своими ушами — вот этими, я надел их сегодня утром, потому что они подходят к цвету моих глаз, — что мистер Аннендейл дал тебе разрешение сходить в библиотеку за книгой. Но я не слышал его разрешения заявляться в мою комнату.
— Всего один вопрос, очень короткий…
— Ох, ну хорошо.
— Правда ли, сэр, что у вас роман с экономкой?
— Вон! Убирайся! Убирайся, пока я не рассадил тебе ножом горло и не вывесил тебя, кровоточащего, на флагштоке. Убирайся, прежде чем я вымотаю из тебя все кишки и забью их тебе в глотку. Убирайся, пока я не впал в умеренное раздражение. Пошел, прочь, вон. Не медли здесь, покамест ты еще цел, но удались мгновенно. Беги! Быстро беги отсюда, беги на другой конец Европы, поспешай ради спасения жизни твоей и никогда не оглядывайся назад. Надеюсь ни разу больше не увидеть тебя, ни в этой жизни, ни в следующей. Никогда не заговаривай со мной, никогда не приближайся ко мне, никогда ни малейшим звуком не осведомляй меня о твоем присутствии, иначе, клянусь Богом живым, меня сотворившим, я учиню такое… не знаю какое, но это будет ужас земной. Лети прочь, дабы оказаться не здесь, но в бескрайнем Где-нибудь, к коему я не имею доступа. Мальчиков, которые имеют глупость задеть меня, Ньютон, ожидает тошнотворный конец. Удались, отвали, heraus,[123] сгинь полностью и целиком.
— Я так и думал.
— ГРРР!
Эйдриан швырнул книгу в поспешно закрываемую дверь, потом подписал письмо и раскурил трубку. Снаружи пошел снег.
Работы на сегодня никакой не осталось, и потому он решил повозиться немного с «Теткой, которая взорвалась» — пьесой, которую его уговорили состряпать, чтобы затем поставить ее в конце триместра.
Если тетю Бевинду будет играть Харви-Поттер, следует постараться как-то сохранить его сопрано. Сегодня за завтраком в голосе мальчика обозначился явный надлом, а Бевинда, говорящая тенором, будет похуже, чем совсем ничего. Надо бы поговорить с Клэр, пусть отыщет в прачечной его подштанники и ушьет их, что ли. Все, что угодно, лишь бы притормозить месяца на два естественный ход вещей.
И придется еще как-то уломать Макстеда, единственного из учителей, до сих пор отказывающегося принять участие в постановке.
— Ты можешь гнать меня пинками отсюда до Нориджа, Эйдриан, но нет на свете человека, который заставит меня напялить шорты.
Основная идея пьесы состояла в том, что мальчики будут играть взрослых: родителей, теток, врачей и школьных учителей, а персонал школы — мальчиков и, что касалось уже экономки, маленькую девочку.
— Ну брось, Оливер, даже Бригадир и тот согласился. Отлично получится.
— Хорошо, но при условии, что ты сможешь в одно слово объяснить мне, чем не хорош «Микадо».[124]
— Нет, этого я не смогу. Сказать «„Микадо“ — дерьмо» — уже два слова, а «„Микадо“ — полное дерьмо» — так целых три.
— Разумеется, «Микадо» — дерьмо, но дерьмо основательное, крепкое и густое. Твоя же дурацкая пьеска окажется либо дерьмом сухим и рассыпчатым, либо колоссальным разливом дерьма жиденького.
— Послушай, хочешь, я весь триместр буду дежурить за тебя? Как тебе такое предложение?
— Нет уж, ни черта ты за меня дежурить не будешь.
И то сказать, предложение было не из самых умных. Макстед обожал дежурства.
— Ну так позволь сказать тебе, что ты подлый подонок, и я от души надеюсь, что рано или поздно тебя уличат.