– и правильно сделал.
– Китс, – рыгнул Адриан. – «К меланхолии».
– Правильно, Китс, – подтвердил, вновь пополняя бокалы, Трефузис. – На самом деле «Ода меланхолии», но мы, надеюсь, не будем впадать в педантизм.
– И хрен с ней, – согласился Адриан, ненавидевший, когда его поправляли, пусть даже и так добродушно.
– А теперь, – сказал Трефузис, – нам следует поговорить. В данный момент, – продолжал он, – мне нечего сказать тебе о прошлой ночи. Быть может, когда-нибудь, когда в мире все снова окрасится в тона более радужные, я смогу поведать такую повесть, что малейший звук тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей, глаза, как звезды, вырвал из орбит, разъял твои заплетшиеся кудри и каждый волос водрузил стоймя, как иглы на взъяренном дикобразе,[90] – в общем, привел бы тебя в состояние крайнего возбуждения. Пока же – молчание, и держи все, что ты думаешь по сему предмету, при себе: рот на замке. Впрочем, у меня есть к тебе предложение, и я хотел бы, чтобы ты рассмотрел его со всей серьезностью. Полагаю, устоявшихся планов на следующий год у тебя еще не имеется?
– Нет.
Адриан думал дождаться окончания выпускных экзаменов, а там уж решать, что с собой делать дальше. Если удастся получить бакалавра с отличием первого класса, можно будет все-таки остаться в Кембридже, в противном же случае он, скорее всего, займется поисками преподавательской работы где-то еще.
– Как бы ты отнесся к тому, чтобы этим летом попутешествовать со мной?
Адриан вытаращил глаза.
– Ну, я…
– Как тебе известно, я собираюсь провести кое-какие исследования, необходимые для моей книги. Но у меня есть и другое дело. Существует проблема, в которой следует разобраться, проблема докучная, но далеко не малообещающая. И я уверен, что тут ты способен оказать мне весомую помощь. Я же со своей стороны, естественно, возьму на себя все расходы, оплату отелей, полетов и так далее. Под конец путешествия мы оба снова осядем в Англии: ты – чтобы стать премьер-министром или осуществить какую-то иную из твоих мелкотравчатых амбиций, я – чтобы возобновить мою загубленную, не оправдавшую надежд карьеру. Какое впечатление производит на тебя такой план?
Сказанное произвело на Адриана примерно такое же впечатление, какое ракетка Роско Таннера производит на теннисный мяч, однако разобраться во впечатлении от собственно плана Адриан не взялся бы. Не сошел ли Трефузис с ума? И что скажут родители? А стоит ли ставить их в известность? Может быть, Дональд ожидает, что Адриан будет с ним спать? Именно об этом и речь?
– Ну так?
– Он… он невероятен.
– Тебе он не по душе?
– Не по душе? Конечно, по душе, однако…
– Превосходно! – Трефузис налил еще два бокала вина. – Стало быть, ты в игре?
«Но если я откажусь спать с ним, – размышлял Адриан, – не выставит ли он меня в шею, не бросит ли где-нибудь посреди Европы без гроша в кармане? Конечно, нет».
– Господи, да! – сказал Адриан. – Я в игре.
– Чудесно! – воскликнул Трефузис. – Тогда выпьем за наше Большое Путешествие.
– Правильно, – сказал Адриан и осушил свой бокал. – За наше Большое Путешествие.
Трефузис улыбнулся:
– Я так рад.
– Я тоже, – произнес Адриан, – но…
– Да?
– Та проблема, о которой ты упомянул. С которой я мог бы тебе помочь. В чем, собственно…
– А, – вымолвил Дональд. – Боюсь, пока я не вполне, как говорится, вправе раскрывать подробности.
– О.
– Но, полагаю, не будет вреда, если я попрошу тебя вернуться мысленно в прошлое лето. Ты помнишь Зальцбургский фестиваль?
– Очень живо.
– Уверен, ты не забыл ту ужасную историю на Гетрейдегассе?
– Человека в музее Моцарта?
– Его самого.
– Вряд ли мне удастся его забыть. Столько крови.
В двери появился Боб.
– Простите меня за вторжение, джентльмены. Подумал, что вы с одобрением отнесетесь к этому превосходному «Арманьяку».
– Какая предупредительность! – вскричал Трефузис.
– Могу я осведомиться, сэр, приятно ли вы проводите вечер?
– Все идет великолепно, Боб. Великолепно.
– О, замечательно, – сказал Боб, извлекая из кармана пиджака три стопки для бренди. – Тогда я, если только позволите, составлю вам компанию.
– Пожалуйста, Боб, пожалуйста. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, так нацедите же нам по мерке вполне отчаянной.
Боб подчинился.
– Мы как раз говорили о Зальцбурге.
– О-о, грязное это было дело, сэр. Бедный старина Молтаи. Я слышал, ему рассадили шею от уха до уха. Хотя вы ведь видели это собственными глазами, не так ли, милорды?
Адриан вытаращился на него.
– Я уверен, вы поквитаетесь за старину Молтаи, юный мистер Хили, – сказал Боб и хлопнул Адриана по плечу. – Разумеется, поквитаетесь, сэр.
Галстук Колледжа Св. Матфея с торчащим из нагрудного кармана купленным в «Либертиз»[91] цветастым шелковым носовым платком сгибался в три погибели посреди Четвертого коридора третьего этажа здания Реддавэй-Хаус, рядом с дверью, помеченной «3.4.КабКом». Похоже, ему требовалась бесконечность, чтобы завязать шнурки своих черных оксфордских ботинок. И не слышать доносящиеся из-за двери голоса было для него делом почти невозможным.
– Я просто подумал, сэр, что вся эта шумиха, поднявшаяся в Иране по поводу бикини и прочего…
– Плевать на чертовых персов, Риви, – у меня имеется на сей счет карт-бланш от Кабинета.
– Коупленду очень хотелось бы принять в этом участие.
– Послушайте меня. Волосатый Мулла пришел туда, чтобы остаться. Вы это знаете, и я это знаю. И у Коупленда, и у кого бы то ни было в Лэнгли или здесь столько же шансов изменить тут что-либо, сколько у любого мальчишки-хориста из Уинчестера. Тут шах и мат, понимаете? Вам, полагаю, значение слов «шах и мат» неизвестно?
– Ну…
– Конечно, неизвестно, вы же учились в Оксфорде. «Шах и мат» происходит от арабского «sash mat» – король мертв. Так вот, Шах получил мат, ему крышка, и я не собираюсь тратить время на то, чтобы вскармливать амбиции его плаксивого потомства, – по мне, так пусть себе живет до скончания дней в Монако или Гштааде. Очистите доску, сложите фигуры обратно в коробку, у нас в духовке подходит каплун пожирнее.
– Правильно, сэр.
– Правильно. Итак. Докладывайте.
– Ну что же, сэр. С сожалением вынужден доложить, что группа наблюдения на целый день потеряла Кастора.
– Что?
– Э-э… не взглянете ли на эти документы, сэр? Тут отчет кембриджской полиции.
Галстук Св. Матфея услышал потрескивание открываемого картонного футляра.
– Кастор и Одиссей, а?
– Мы полагаем, что так, сэр.
– То есть вы хотите сказать, что у Одиссея теперь все тузы в рукаве?
– Нет, сэр… если вы помните сигнал, полученный из Будапешта от Слесаря, Кастор мог отдать Одиссею лишь часть «Мендакса», другая его половина все еще у Поллукса, зашита в подкладку куртки.
– А Поллукс по-прежнему в Трое?
– Не вполне, сэр. Сегодня утром Венское бюро получило от Слесаря еще один сигнал, полностью приоритезированный.
– Полностью что?
– Э-э… приоритезированный, сэр.
– Иисусе.
– Похоже, прошлой ночью Поллукс покинул Трою.
– И направился в лагерь Греков?
– Судя по всему, сэр.
Наступила долгая пауза.
Галстук Св. Матфея выпрямился, подождал, пока от головы отхлынет кровь.
– Если вы правы, Риви, Одиссей в ближайшие несколько дней тоже отправится к Грекам.
– И вы полагаете, с Телемахом?
Еще одна долгая пауза, звук роняемого на стол футляра.
Галстук Св. Матфея согнулся над вторым ботинком.
– Ну что же, «Урну с прахом»[92] Бодем, похоже, продул, так что в Англии меня сейчас ничто не держит. Я вылечу туда, как только появятся новости.
– Выходит, с крикетом все сложилось не очень ладно, сэр?
– Этот малый просто позор. Он даже команду безногих баскетболисток не смог бы возглавить.
– Вы будете здесь ближе к вечеру, сэр, чтобы инициализировать соответствующие приказы?
– Нет, юный Риви, после короткой ланчеризации и получасовой меморандумизации с Кабинетом вы сможете найти меня в «Лордзе».[93]
– Хорошо, сэр.
– Так что если вам потребуется что-нибудь подписизировать, будьте хорошим членом, пошлите ко мне Саймона Хескет-Харви. А теперь мне пора таулетизировать. И ради бога, пока я отсутствую, попробуйте научиться говорить по-английски.
Галстук Св. Матфея торопливо устремился по коридору к своему кабинету. Он услышал, как открывается дверь «3.4.КабКом». Голос окликнул его:
– Привет вам, юный Хескет-Х!
Галстук Св. Матфея обернулся. В коридоре стоял Костюм От «Беннетта, Тоуви и Стила».
– С добрым утром, сэр.
– Какая удача.
Оба с улыбкой вглядывались в галстуки друг друга.
– Возможно, пополудни вам придется заменить ваш галстук на добрый старый оранжево-желтый, – сказал «Беннетт, Тоуви и Стил».
– Сэр?
– Если будете вести себя хорошо, Риви после полудня пришлет вас ко мне в «Лордз» – понаблюдать за предсмертными судорогами.
– Здорово, – сказал Галстук Св. Матфея. – Буду рад, сэр.
– Еще бы. Да, кстати…
– Сэр?
– Приоритезировать. Встречали когда-нибудь такое слово?
– Брр! – произнес Галстук Св. Матфея. – Лэнгли?
– Нет, эта задница Риви, разумеется. А на прошлой неделе он сказал «поиметь случайную встречу». Бог весть, каким лингвистическим macédoine