Тернбулл: В чем же разница между превратным впечатлением и ложью?
Армстронг: Ложь — это открытая неправда.
Тернбулл: А что же тогда превратное впечатление — это что, скрытая неправда?
Армстронг: Как сказал один человек, это, возможно, экономичное отношение к правде.
Замечание Роберта Армстронга, которое, очевидно, было задумано как небольшая шутка, потрясло зал судебного заседания, взорвало международную прессу и ввело новый словесный оборот в публичный обиход. Отныне дозволялось обманывать и умалчивать. Лжецов больше нет — есть люди, экономично относящиеся к правде.
Политики — непревзойденные мастера использовать языковые увертки.
Стоит только спросить политика, собирается ли он что-нибудь сделать — например, повысить налоги, подать в отставку, объявить всеобщие выборы или войну и так далее, — и он в подавляющем большинстве случаев ответит, что у него «нет таких планов». Это, разумеется, не означает ровным счетом ничего. Возможно, он как раз этим и занимается, но, пока не существует соответствующего документа, он имеет формальное основание сказать, что у него «нет таких планов».
В чем, например, заключалась правда, когда после окончания активной фазы операции в Ираке британский министр обороны Джефф Хун заявил, что у правительства «нет планов посылать дополнительный контингент в составе 1300 человек»? В действительности правительство могло планировать отсылку туда 1200 либо 1400 человек, но с формальной точки зрения высказывание Хуна все равно считалось бы правильным, ведь 1200 или 1400 — это не 1300 солдат. И действительно, в ходе последующих лет из Великобритании в Ирак постоянно посылались дополнительные воинские контингенты, хотя формально ни разу количество посланных солдат и офицеров не составляло 1300 человек.
Политики обожают словосочетание «заинтересован». Они часто объявляют, что «заинтересованы в создании более справедливого общества» или «в улучшении работы общественного сектора экономики». Почему же не сказать просто: мы готовы осуществить на практике то или иное? Очевидно, потому, что это прозвучит как настоящее обещание, от которого впоследствии будет значительно труднее отказаться.
Однажды Тони Блэр объявил о своей «заинтересованности в будущем Африки». По мнению обозревателя Дона Уотсона, он мог бы с таким же успехом заявить: «Почему бы не посмотреть в направлении Найроби и не помахать рукой?» В реальности это означало бы то же самое.
Джон Хамфрис, автор книги «Безразличие к словам», указывает, что был по крайней мере один политик, которого невозможно упрекнуть в обманном использовании языковых средств. Именно он порадовал Палату общин следующим ценным наблюдением:
Я полагаю, что, как уже ясно указал мой достопочтенный коллега во время дебатов в понедельник, вынося свою оценку президенту США Рональду Рейгану… так вот, со своей стороны я должен заявить следующее — что бы ни было сказано о президенте Рейгане, а сказано здесь было немало, лично я должен сказать: что бы ни говорилось о его действиях в начале президентского срока, впоследствии Рейган на самом деле внес вклад в сокращение оружия массового уничтожения, что, как я думаю, явилось его вкладом в укрепление международного мира.
Заместителя британского премьер-министра Джона Прескотта трудно отнести к разряду златоустов. По мнению Джона Хамфриса, языковые проблемы Прескотта свидетельствуют о том, что он так и не научился скрывать истинные мысли и манипулировать слушателями. «Когда Прескотт говорит без бумажки, ты будто бы слышишь его мысли», — отмечает Хамфрис.
Увы, Джон Прескотт один такой.
Мы очень доверяем политикам. Мы отдаем им примерно треть заработанного и верим, что они мудро потратят эти средства. Мы доверяем им принимать решения, от которых зависят практически все стороны нашего бытия — здоровье, образование наших детей, защита от преступных диктаторов, обладающих оружием массового уничтожения.
Во время выборов мы голосуем за тех, кому доверяем больше других. А какие кандидаты кажутся нам наиболее честными и искренними? К сожалению, похоже, что большинство политиков исповедуют подход комика Гручо Маркса: «Секрет успеха — искренность. Как только удастся изобразить ее, ты победил». К тому же большинство политиков гораздо лучше владеют языком, чем Джон Прескотт, а потому им проще обманывать.
Все, что мы можем сделать в такой ситуации, — смириться и надеяться на лучшее. В конце концов, политики, точно так же, как вы и я, поступают естественным образом — то есть лгут всю свою жизнь. Время от времени мы становимся бизнесменами, этим занимаются и политики. Мы все способны давать обещания, которые никогда не выполним, и умеем извратить любой факт, чтобы доказать свою точку зрения или получить преимущество в споре. Все мы отлично знаем, как правдоподобно отрицать свою ответственность и перекладывать ее на других, если дела начинают идти неважно. Так что все мы — члены парламента от своих маленьких избирательных округов.
И прежде чем наказать сынишку за ложь, если он тайком съел шоколадку, остановитесь и подумайте: может быть, ваш отпрыск просто отрабатывает навыки, которые пригодятся, когда он захочет объявить войну от имени своей страны?
7. Дурная пресса?
Большинство людей считает журналистов врунами. Так уж принято.
Более 20 лет институт изучения общественного мнения «Ипсос МОРИ» проводил опросы, пытаясь выяснить, представители каких профессий, с точки зрения британцев, больше всего склонны говорить правду. Журналисты традиционно занимают последние места в этом рейтинге, заметно уступая врачам, учителям и священникам. По итогам опроса 2003 года журналисты разделили последнее место с политиками. А после замыкали список уже в гордом одиночестве. Согласно опросам 2005 года лишь 16% публики в какой-то степени доверяли журналистам. При этом четыре из пяти опрошенных совершенно не прислушиваются к репортерам.
Словно доказывая, что подобная оценка единственно верна, газета «Файнэншл таймс» выбрала поразительный способ сообщить общественности о результатах опроса 2003 года. Отчет был размещен под заголовком: «Доверие публики к руководителям бизнеса возросло». Поводом к такому ободряющему утверждению послужил совершенно несущественный рост доверия, всего на 3% — с прошлогоднего показателя в 25% до 28%. Пораженный подходом газеты Роберт М. Уорсестер, руководитель «Ипсон МОРИ», воскликнул: «Если «Файнэншл таймс» использует такой способ для успокоения читателей, то неудивительно, что в рейтинге правдивости журналисты находятся на самой последней строчке!» И потом добавил: «А ведь «Файнэншл таймс» уважают больше других».
Впрочем, в ходе всемирного опроса, проведенного международной службой Би-би-си в 2005 году, журналисты оказались на более высокой строчке. Лидировали в плане правдивости религиозные деятели — им доверяло 33% из 50 тысяч опрошенных в 68 странах мира. В самом конце списка очутились политики — им доверяло всего 13%. Журналисты же со своими 26% оказались почти посередине. При этом, впрочем, выяснилось, что подозрительнее других к прессе относятся европейцы.
Как же могло случиться, что представители профессии, которая может похвастаться долгой и благородной традицией изобличения злодеяний и наставления на путь истинный и суть которой заключается в освещении фактов и событий, вызывают подозрение читателей, зрителей и слушателей? Ничего нового, впрочем, здесь нет. Думаю, рейтинг журналистов оказался бы не намного выше, если бы подобный опрос провели сто лет назад, когда Уильям Рэндолф Херст и Джозеф Пулитцер только-только изобрели в Америке жанр сенсационного репортажа. В ходе своеобразной борьбы за популярность между двумя газетами — херстовской «Нью-Йорк джорнал» и пулитцеровской «Нью-Йорк уорлд» — оба издателя не гнушались публиковать любую информацию, изобретая псевдосенсационные «сообщения», чтобы поднять тираж и опередить друг друга. Озабоченность общественности испанским колониальным правлением на соседней Кубе спровоцировала появление на страницах изданий сенсационных «репортажей» под характерными названиями «Испанский каннибализм», «Нечеловеческие пытки» и «Амазонки сражаются на стороне повстанцев».
В 1897 году Херст, глубоко убежденный в том, что война между США и Испанией неминуема, направил на Кубу специального корреспондента, журналиста и художника Фредерика Ремингтона с задачей оценить обстановку на острове. Говорят, в результате состоялся обмен следующими телеграммами:
Все спокойно. Здесь и не пахнет никакой заварушкой. Войны не будет. Я хочу вернуться.
Пожалуйста, оставайтесь на месте. Вы обеспечите мне картинки, а я обеспечу войну.
Возможно, обмен телеграммами — вымысел, потому что никакого подтверждения так и не обнаружили, однако вся эта история, несомненно, отражает характер и намерения газетного магната. Уже на следующий год война между США и Испанией стала реальностью. Считается, что в разжигании конфликта по крайней мере частично виновата херстовская пресса, которая, активно и целенаправленно подогревая антииспанские настроения, публиковала вымышленные «страшные истории».
Традиция печатать псевдосенсации бесславно сохранялась на протяжении последних десятилетий. Зачастую это приводило к появлению нелепых курьезов, как, например, эта публикация, вышедшая в газете «Уикли уорлд ньюс» в мае 2005 года:
Конфедеративные штаты занимались созданием ядерной бомбы… за 80 лет до второй мировой войны!
Историки гражданской войны в США не могут прийти в себя от потрясения, вызванного неожиданным открытием, — оказывается, ученый из Конфедерации чуть было не создал примитивную ядерную бомбу. Он планировал использовать ее для уничтожения Вашингтона 138 лет назад — в 1864 году!
Гибель физика Таддеуса Макмаллена помешала ему исполнить этот дьявольский план. Завесу тайны над страшным изобретением приоткрыл историк гражданской войны в США Джоэл Ремарш — он наткнулся на план ученого, когда исследовал архив семьи Макмаллен, врученный ему потомками и наследниками физика.