Он стоял почти по колено в воде, когда чья-то рука схватила его за пояс. Дёрнулся, но русалка сорвала охотничий нож и попыталась ударить им в бедро. Била вслепую, и лишь поэтому Дарий увернулся. Запнулся обо что-то под водой, но на ногах устоял. Выхватил меч и ударил не глядя, резанув реку. Мелькнули с двух сторон плавники, струйка чёрной крови поднялась на поверхность, но русалки не отступили. Клубок подле сети стал плотнее, вода забурлила пуще, повсюду мелькали хвосты, и тут до Дария дошло:
«Она сейчас разрежет сеть!»
Он ступил было к ней, но остановился, понимая, какой это риск. Русалки намеренно тащили сестру на глубину, на дно, чтоб не дать до неё добраться. Выругавшись, Дарий поспешил уйти из воды, но не сумел. Десятки рук намертво оплели его ноги, хватали за полы, тянули назад. Скинув плащ, он отбивался, как зверь, но тщетно – их было слишком много. Совсем рядом свистнул арбалетный болт и вонзился в одну из девичьих кистей, заставив разжать хватку. Дарий обернулся – это Милан стрелял по русалкам. Неждан же оказался рядом, схватил его под локоть, потянул за собой. Размахивая мечом, он отпугивал подступающих русалок, а Милан обстреливал тех, кто высовывался из воды или хватался за них. Когда очередная русалка вынырнула по грудь, арбалетный болт порвал ей щёку насквозь. Взвизгнув, девушка тут же скрылась, но на её месте возникли ещё три. Казалось, побитые русалки не отступали, а залечивали раны и шли в бой снова.
«Либо их слишком много», – заключил Дарий, пытаясь придумать, как им быть.
Будто прочитав его мысли, речные девы высунули головы из воды. Одна, вторая, третья, и вот уже дюжина дюжин, заполонив реку, смотрели на них, сверкая алыми глазами. Несметное множество, они открыли лики, чтобы воочию показать, как их много. Охотники отступили к лесу, Дарий пытался заслонить собой молодших, а русалки одна за другой высыпали на берег. Кто-то тут же вставал на ноги, кто-то выползал, подобно змее, волоча за собой тяжёлый хвост, кто-то подбирал и сжимал в руках острые камни. Если не когтями и клыками, то уж камнями они их точно забьют. Русалки окружали, теснили их к лошадям, обещая расправу за погубленных сестёр, и многие улыбались в хищном оскале.
И тут над рекой разнёсся душераздирающий вопль. Русалки обмерли, растерянно обернулись. Кто-то распахнул глаза, многие переглянулись, бледнея до лунного лика, отражающегося в воде. Те, что волочили за собой хвосты, первые ушли в воду. Оставшиеся побросали камни и, позабыв про мужчин, прыгнули в реку. Не сразу успокоилась Тишья, но вдоль её берегов повисла звенящая тишина, как только утих последний всплеск. Русалки ушли так же внезапно, как и появились, и лишь воды, чёрные от пролитой крови, давали знать, что здесь была бойня. Убитых речные девы забрали с собой, так что ни их самих, ни их частей не осталось на берегу.
Неждан сполз на землю, тяжело дыша. Милан медленно опустил арбалет. И только Дарий всё так же держал наготове меч, вглядываясь туда, куда уплыли русалки. Охотники понимали – их спасло чудо, слишком много собралось нечисти по их души. Но что их спугнуло? Или привлекло? Вопль больше не повторился, сколько бы Дарий ни напрягал слух, и не было возможности понять его источник и причину.
– Что это было? – сухим, сиплым голосом спросил Неждан.
– Не знаю, – честно ответил Дарий. – Но точно ничего хорошего.
– Дарий, – позвал Милан, и когда тот обернулся, встретился с его пронзительным, почти осуждающим взглядом. – Почему они тебя не утащили? Я видел много раз, как тебя хватали, но отпускали тут же.
Со всех троих ручьями стекала вода, вот только Дарий отделался синяками да потерянным плащом, а Милан и Неждан были сплошь исцарапаны, и одежда их местами свисала рваными клочьями. Неждан сидел на земле и не спешил подниматься, но смотрел на Дария с недоумением.
Дарий не стал отпираться: закатал рукав рубахи и показал уже подвядшие листья, обмотанные поверх запястья. Кожа под ними раскраснелась до волдырей.
– Крапива, – пояснил Дарий. – Она у меня и под воротом, и в сапогах. Жжётся, но им больнее. Захочешь жить – и не такое стерпишь.
– Хорошо придумал… – Неждан понурил голову. – Сам или научил кто?
– Сам дошёл. Ну и как-то спросил у местных, чем они русалок шугают. А там уже через пробы и ошибки подобрал, что действеннее… Главное, при Истлаве не болтайте, он подобное не очень жалует.
«В Церкви такому не научат: языческие то методы. Но вам о том знать необязательно», – добавил он мысленно.
Река так удачно прибила к берегу его плащ, и Дарий отошёл подобрать его. Выловил и сразу накинул на плечи – рубаха и портки всё равно мокрые, так какая разница? Милан подал брату руку, потянул на себя, помогая подняться, но Неждан зашипел и повалился снова. Дарий тут же оказался рядом и склонился к его ноге. И в самом деле – правый сапог оказался подран, а под ним скрывалась рваная кровоточащая рана.
– Сапог прокусила, – бросил Дарий с досадой. – Чего молчал?
– Так некогда было жаловаться.
– Правда что, – усмехнулся он.
Дав Милану наказ принести бинты, Дарий осторожно стянул с Неждана сапог, но думал совсем о другом. Из головы его никак не шли вопль и причина, по которой русалки их оставили. Зачем упускать добычу, которая сама пришла им в руки и которую уже загнали в угол? Голос был ему незнаком… Осознание пронзило тело вспыхнувшей искрой. Бросив сапог, он вскочил на ноги и кинулся к своему коню, отдавая приказ на бегу:
– Позаботься о нём, да сгинуть мне тут не смейте! Встретимся как условились.
– А ты куда? – спросил стоящий неподалёку Милан.
– Если правильно понял – остальных спасать.
Отвязав жеребца и закинув себя в седло, он стегнул его ногами в бока и галопом рванул с места. Конь лишь хлестнул хвостом на повороте, унося на себе всадника. А Милан и Неждан остались вдвоём на берегу реки, растерянные и напуганные, но пока хотя бы живые.
Скрипнула ветка. Морен обернулся, Куцик взлетел с плеча, скрылся среди ив. Тихон поднял голову, проревел: «Кто здесь?!» – и ударил по воде хвостом. Крупная рябь пошла по озеру, искажая, дробя лунный лик в отражении. Раздвигая левой рукой кусты ежевики, к ним вышел Истлав. В правой же он держал обнажённый меч, остриё которого смотрело на Тихона. С плаща его капала вода, ноги намокли до колен, и плотно сжатые губы посинели от холода, но глаза горели решимостью и злобой. Морен сразу понял – подслушивал. Добрался сюда по скрытой в реке тропе, затаился и ждал. Вопрос лишь, как давно? Тихон насупил надбровные дуги, набычился, вновь ударил о воду тяжёлый хвост. Напряжение повисло в воздухе, будто каждый из троих ждал, когда нападёт другой.
Морен сдержался, не потянулся к мечу и лицом остался спокоен, но пальцы сводило от желания схватиться за рукоять и сжать её покрепче. Со сталью в руке он чувствовал себя увереннее, хотя и всем сердцем желал, чтоб она ему не пригодилась.
– Отойди от него, – приказал Истлав, не сводя колючих глаз с водяного.
К кому бы он ни обращался, ни Морен, ни Тихон не подчинились.
– Истлав, он безобиден, – начал было Морен, но Охотник перебил его:
– Он проклятый! Все проклятые – чудовища, порождённые пороком и Чёрным Солнцем. В них нет веры, и тебе впредь веры нет. Если защищаешь его, ты такой же, как он!
– Эй! – проревел Тихон, поднимаясь над озером. – Я тебе не какая-то навья тварь! Я людей не трогаю и девкам своим трогать не позволяю! Одной рыбой питаюсь! Я с ним договор заключил, – он ткнул пальцем в Морена, – и договор тот соблюдаю. А ты на меня с мечом?!
– Тихон, успокойся. Я не дам ему тебя тронуть.
Морен выставил ладонь перед водяным, силясь утихомирить его, словно разгорячённого жеребца, и тут же поплатился за свой выбор – Истлав свободной рукой сорвал арбалет с пояса и направил его на Морена. Водяной, присмиревший было и опустившийся в воду, вновь вскинулся, но лезть не стал.
– Договор? – выпалил Истлав. – О чём он?
– Не русалки убивают людей. Их здесь много, потому что Тихон собирает обращённых девушек со всей округи под своё крыло, обещает им заботу и защиту. Они нападают лишь на тех, кто приходит к ним с мечом или повинен в том, кем они стали.
– Защищаешь его? – выплюнул Истлав, и губы его сжались сильнее. – Я знал, что ты с ними заодно. Нечистые твари тебе ближе. Твоя кровь отравлена пороком, как и его. Ты предал людской род, потому и стал таким.
– Не по его вине в лесу люди гибнут. Ты сам видел чертей.
– Подосланных, возможно, им же! – Истлав шипел, и рот его дрожал от ярости. – Мы столько лет искали цветок. Я знал, что его охраняет кто-то, кто-то сильнее и умнее поганых чертей и блудных девок, и ты сам привёл меня к нему. Убью его – и путь откроется.
– Цветок не то, чем кажется, – проревел Тихон, исподлобья следя за Истлавом. – А ты дурак, коль ищешь его! Погубит он тебя и всех тех, кого ты с собой привёл.
– Я не поведусь на твои речи, нечистая тварь.
– Истлав! – окликнул Морен, перетягивая внимание Охотника на себя, дабы не дать ему ярить водяного ещё сильнее. – Я знаю путь к цветку. Этот проклятый нам не враг. Он защищает людей, так же как и ты. Проклятье не делает его чудовищем, так же как меч в твоих руках не делает тебя убийцей. Опусти его. Мы можем спокойно уйти и найти цветок без жертв, а потом каждый пойдёт своей дорогой.
Стена молчания повисла меж ними, и тишина давила, словно могильная земля. Каждый ждал, что́ предпримет другой. Морен даже не заметил, что рука его давно приподнята, а пальцы расставлены в стороны, готовые схватиться за меч, зато этот жест заметил Истлав. Скиталец был для него словно волк, готовый сорваться и кинуться на зайца, едва тот шелохнётся, и казался куда опаснее водяного. Что этот проклятый? Разумное, но всё-таки животное, ведо́мое одной лишь жаждой крови. А вот тот, кто сохранил трезвый рассудок и человеческий ум, куда страшнее. Истлав по себе судил и понимал эту правду, как никто другой, однако нет-нет да