– Отец, познакомься. Это Морен, он помог мне найти дорогу и проводил до дома.
– Приветствую вас, путник! Меня зовут Веслав. – Старик широко улыбнулся, склонив перед ним голову. – Примите мою благодарность за то, что помогли Вее, не бросили её в беде. Видать, сам бог послал вас к ней. А у нас сегодня праздник. Позвольте пригласить вас к столу и отблагодарить за помощь.
Морен оказался в незавидном положении. На праздниках привечали всех, нельзя прогнать гостя со своего порога и никак нельзя отказать хозяину и не принять его угощений. Эти традиции были верны для всей Радеи, сколько Морен себя помнил, он и сам не раз ими пользовался. К тому же Веслав производил впечатление радушного и доброго человека. Среднего роста, худосочный, сгорбленный летами – седые волосы его пушились, как головка одуванчика. Обвисшие впалые щёки, лысеющая макушка, клюка из берёзы, на которую он опирался при ходьбе из-за дрожащих ног, – от такого не ждёшь беды. Но его повязка и точно такие же ленты на глазах детей вызывали нехорошее, стылое чувство в душе Морена.
– Не хочу показаться невежливым, – начал он осторожно, – но что за праздник вы отмечаете?
– Отчего же невежливым? Я вас понимаю: вы путник, мы для вас чужие, обычаи наши вам незнакомы. Сегодня мы прославляем нашу роженицу. – Веслав широким жестом указал в сторону стола, и Морен нашёл глазами глубоко беременную женщину. Большой живот сильно ей мешал, но она всё равно прислуживала мужчинам, разливая напитки из кувшина. – Повитуха предрекает: уже сегодня-завтра случится чудо рождения. Община наша небольшая, всего две дюжины мужчин вместе со мной да женщины и дети. И мы всегда отмечаем такие дни праздником. Не отказывайтесь, уважьте старика. Как я буду себя чувствовать, если спаситель и благодетель моей дочери ни с чем от меня уйдёт? А у нас-то, окромя еды, и поделиться нечем. Да и ночь уж скоро, куда же вы пойдёте? Останьтесь до утра.
А вот это в самом деле звучало веско. И ещё скрепя сердце Морен признался себе, что жаждет понять, почему же они все слепы. Взглянув на Вею и её отца, на их добродушные улыбки, он согласился.
– Хорошо, только у меня лошадь…
– Милош! – крикнул Веслав с удивительной для своих годов силой. Игравший на жалейке парнишка повернул к ним голову. – Забери коня у гостя, отведи к стойлу. Накорми и напои, да поживее, чтоб к столу успел!
Мальчишка кивнул, отложил инструмент и подбежал к ним, но подле Веи остановился и выставил вперёд руки, пытаясь нащупать в воздухе повод или узду. Морен протянул ему поводья, тот ухватился за них, смущённо поблагодарил и увёл коня. А Веслав широким жестом и словом пригласил Морена пройти к столу.
К тому часу стало уж совсем темно, и женщины по наказу Веслава разожгли факелы на высоких шестах, чтобы осветить площадь и заставленный яствами стол для гостя. От некоторых блюд ещё валил пар, и аппетитные запахи горячего смешивались с ароматами трав. Морен занял отведённое ему место, и Вея опустилась рядышком, по правую руку от него.
– Праздник начнётся, как только будут закончены все приготовления, – пояснил Веслав, вновь усаживаясь во главе стола. – Тогда же и женщинам будет позволено присоединиться к пиру.
А до тех пор Морен решил понаблюдать за жителями деревни. Несмотря на слепоту, перемещались они уверенно, точно зная, что где находится, где чей дом и где какая вещь лежит. Лишь иногда Морен замечал, что тот или иной человек хватается за небольшой столбик, врытый в землю, по пояс высотой. Столбиков этих здесь было не счесть, у каждого из домов возвышался такой, обмотанный верёвками с оберегами: веточками, сухими ягодами или птичьими перьями. Видать, они служили жителям деревни ориентирами, метками, что помогали определить, у какого они дома. И никто не ошибался, женщины не врезались друг в друга и никому не мешали. Легко было догадаться, что и блюда на столе располагались не абы как, а в определённом порядке, на положенных местах. Люди здесь привыкли жить в полной темноте, она не пугала и не обременяла их.
Не переставая наблюдать, Морен наклонился к Вее, что разливала отвар из кувшина по кружкам, и шёпотом спросил:
– Почему здесь у всех закрыты глаза?
– Они не закрыты, – ответил ему Веслав. – Их у нас нет.
– Как это?
– Вы что-нибудь слышали о Проклятье Чёрного Солнца?
«Ах, ну да. Они ведь не знают, кто я такой», – Морен улыбнулся тоскливо, но вслух сказал только:
– Разумеется. Оно повсюду.
– Повсюду, да только не у нас. Бог благословил нас, и Проклятье обходит нашу деревню стороной.
– Как это связано…
– Мы удаляем глаза при рождении, – объяснил Веслав, – чтобы Проклятье не могло пустить корни.
Морен оцепенел. Проклятье Чёрного Солнца было скверной, которая распространилась по всему континенту больше чем три сотни лет назад. Оно превращало людей в чудовищ – проклятых, нечисть. Любое сильное порочное чувство могло пробудить Проклятье, и характерной чертой обращённых были горящие алым глаза, словно радужка наливалась кровью. Но что-то Морен сомневался, что Проклятье можно одолеть тем способом, который описал Веслав.
– Вряд ли это работает так, – мягко возразил он. – Проклятье пробуждают наши скверные чувства и пороки: алчность, гнев, похоть… печаль, скорбь, вина, ненависть. Красные глаза проклятых – лишь следствие, а не причина.
– Это вы так думаете. Обряд этот когда-то давно придумал мой дед. Сам бог подсказал ему, что делать и как помочь людям. И вот уж сотню лет мы не сталкивались с нечистью. Она не забредает к нам, и мы не пополняем её ряды. Зрение – малая плата за покой и счастье.
– Это покой и счастье даруют вам защиту от Проклятья, – упрямо возразил Морен.
– Вы так думаете? Что ж, я слышал такое от путников. Мол, достаточно жить праведно, и скверна не тронет нас. Но они приходят и уходят, возвращаются в мир, где каждый живёт в страхе, что когда-нибудь настанет его черёд. Мы же защищены от этого. И многие остаются, принимают наш уклад.
– И что тогда? Если кто-то из путников хочет поселиться у вас?
– Если они согласны расстаться со зрением, мы с радостью в сердце принимаем их в свои ряды. Вот Бажен, к примеру. – Веслав кивнул на мужичка под сорок, с изрытым оспой лицом и реденькими волосами, простоватого на вид. – Он заплутал в лесу и забрёл к нам восемь зим назад, голодный, оборванный, брошенный всеми и забытый. Мы приняли его, обогрели, накормили, дали новую жизнь. И он согласился принять её.
Ну конечно. Наверняка путники, о которых говорил Веслав, исповедовали веру в Единого Бога, как и большинство жителей Радеи. Но соблюдать заповеди, жить в смирении и праведности, день ото дня держать себя в узде, не давая поблажек, тяжело, порой невыносимо тошно. А Веслав словно бы предлагал простой рецепт: отдай свои глаза, пожертвуй чем-то один раз, и никогда больше не увидишь страданий. Так просто… Слишком просто. Но потому и манит людей.
– Неужели совсем никто не обращается? – не унимался Морен, будучи не в силах поверить в подобное.
– Ежели да, он сам избавляет нас от загнившей плоти.
Вея опрокинула кружку, которую в этот момент протягивала Морену, и грохот не дал ему расслышать ответ. Пойло пролилось на стол, впиталось в белую скатерть, оставив зеленоватое пятно. Морен вскочил, чтобы отвар, побежавший с края стола, не попал на него, и Куцик на его плече пошатнулся, недовольно взмахнул крыльями, чтобы удержаться, и крикнул его голосом:
– Осторожней!
– Простите-простите, – залепетала Вея, пытаясь убрать последствия своей неуклюжести.
Красная от стыда, она на ощупь искала пятно, пока Морен не отнял у неё тряпку и с намеренно громким стуком не поставил кружку на то же место, где она стояла.
– Всё в порядке. Не беспокойтесь, я сам уберу, – добавил он.
Солнце окончательно скрылось, погрузив лес во тьму, но факелы освещали деревню так ярко, что Морен не сразу это заметил. Лишь когда женщины начали усаживаться за стол и гомон голосов стал громче, Морен завертел головой и обратил внимание, что за ореолом света сплошная темень. Будто не существовало в мире ничего, кроме этой маленькой деревушки и живущих в ней людей.
Нескончаемые разговоры слились в сорочью стрекотню, музыка уже не в силах была заглушить их. То и дело люди вставали из-за стола и подходили к Морену, приветствовали его, благодарили за то, что он порадовал их визитом, а потом шли к беременной и осыпали её поздравлениями. Все здесь друг друга знали, но роженица краснела и отворачивалась, смущённая таким вниманием к себе. Иногда её губы трогала улыбка, когда она обнимала живот, отвечая благодарностью на поздравления, но в остальное время она казалась подавленной.
– Вам не кажется это неправильным? – заговорил Морен с Веславом как можно мягче. – Отнимать зрение у совсем маленьких детей, не давая им выбора.
– Не познав зрения, они не ведают, чего их лишили. Уж лучше так, чем сожалеть о потерянном. Это родительская забота и ответственность – уберечь детей от зла, не дать им увидеть его и вкусить.
Веслав отвечал резко и грубо, и Морен понял, что не стоит развивать эту тему дальше. В конце концов, он здесь гость и не вправе осуждать их обычаи, даже если ему самому они не по нутру. Ведь утром он покинет их, а они продолжат жить, как жили, и выживать как умеют.
Веслав же поднялся на ноги, и музыка стихла, как по хлопку.
– Сегодня особенный день, – обратился он к людям. – С часа на час мы ожидаем прихода в мир новой жизни. И как удачно, что этот радостный день с нами разделит почётный гость, что был так добр отозваться на мольбу моей дочери о помощи. Не знаю, что бы я делал, не вернись она к ночи, но бог услышал мои молитвы. Начнём же трапезу, и пусть она длится до рассвета!
Все вскрикнули хором как один и хлопнули в ладоши у левого уха. Морен тоже ударил в ладоши, стараясь почтить чужие традиции, но сделал это неловко и тихо, вскинув уголки губ в доброй усмешке. Все приступили к еде, вновь зашумели голоса, радостные лица озарялись улыбками. Люди обменивались новостями, обсуждали насущные проблемы вроде малого количества грибов в лесу, поздравляли роженицу и высказывали надежды, что её отпрыск вырастет крепким и сильным. Женщина принимала поздравления, скромно потупив глаза, почти не ела и всё время поглаживала живот. Вид у неё был измождённый, влажные от пота волосы липли ко лбу, точно её одолевали духота или жар.