И он ушёл, оставив его одного в ожидании погибели.
Морен прикрыл глаза, посидел так какое-то время, дожидаясь, когда тошнота и головная боль окончательно отступят, и посмотрел на небо. До рассвета ещё далеко, значит, не так уж и долго он пробыл без сознания. Когда он завозился в попытках освободить руки из пут, Куцик опустился рядом, видать, всё это время прятался в ветвях старого дуба. Морену даже говорить ничего не пришлось – Куцик сам начал клевать и дёргать верёвки, стараясь освободить его.
– Я благодарен тебе за заботу, – обратился к нему Морен. – Но, боюсь, придётся клевать их до утра. Лучше попробуй вытащить мой нож, если его не отняли.
Куцик в самом деле, словно понял его, оставил в покое путы и, взлетев, опустился на бедро. Сунул голову и начал копаться в поясных сумках, извлекая наружу то пучки растений, то бутыльки с настойками, то мешочки с солью или перетёртыми травами. Ненужное – то бишь всё – он просто выкидывал на землю и лез в следующую сумку. А Морен не знал, как так извернуться, чтобы Куцик сумел дотянуться до охотничьего ножа, который он носил за спиной.
Кусты неподалёку затрещали, зашевелились. Морен вскинул голову на звук, и глаза его загорелись алым, а Куцик предусмотрительно взлетел, вновь прячась среди ветвей. Но это оказалась всего лишь Вея. Выйдя на поляну, она остановилась и, боясь ступать дальше, тихо позвала его:
– Вы тут?
– Вея? Что ты здесь делаешь?
Едва Морен подал голос, она кинулась к нему и упала на колени перед ним. Без спросу ощупала лицо, веки, выдохнула облегчённо и спустилась к его рукам, отыскала верёвки. Она пыталась развязать их, но те не поддавались, пока Морен не подсказал ей нащупать нож. С ним дело пошло быстрее. Чудом не порезав его, Вея освободила ему руки, а когда Морен растёр кисти и встал на ноги, она, запинаясь, поднялась следом и ударила ладонями ему в грудь.
– Уходите! – зашептала она в страхе. – Уходите, пока не поздно! Папенька из меня весь дух выбьет, коли проведает, что я освободила вас.
– Как ты догадалась, что я здесь?
– Я всю ночь за вами следила. Да и все знают, что́ затем следует, когда рождается младенец.
Морену очень хотелось фыркнуть: «Кто бы сомневался», но грубить той, что спасла ему жизнь, не считал правильным, даже если она и заманила его сюда.
– Заберите меня с собой, – попросила она вдруг.
Но Морен покачал головой.
– Нет, не сейчас. У меня есть ещё одно дело.
Лицо её вытянулось, побелело, губы задрожали. Морен спешно взял её за плечи и обратился мягко и ласково, стремясь успокоить:
– Твоему отцу я ничего не сделаю. И никому из ваших вреда не причиню. Возвращайся домой и не приходи сюда больше.
– Но…
– Обещаю, я не причиню вам вреда. Главное, чтоб до утра сюда никто не приходил.
Медленно, нерешительно, но она кивнула. Морен отпустил Вею, и плечи её поникли. Всё ещё дрожа от страха, она развернулась к деревне и почти бегом кинулась прочь. А Морен проверил, что́ осталось при нём. Ни меч, ни нож, ни арбалет – ничего не отняли, видимо, решив, что он всё равно не сможет освободиться. Но едва он подумал об этом, по коже пробежал холодок страха. А что, если оружие оставили при нём, потому что уверены: даже свободный, он не сможет дать отпор?
– Что же это за проклятый, которому они служат? – зло процедил он сквозь зубы, сжимая рукоять меча.
Куцик опустился на его плечо и пронзительно, по-птичьи закричал, выражая готовность оставаться рядом до конца. Вдали уже трещали деревья, и, подняв голову на шум, Морен увидал, как подгибаются кроны и напуганные птицы разлетаются в стороны. Проклятый приближался, и уже угадывалось наверняка, что размера он огромного.
Ночь была безлунной – молодой, растущий месяц едва освещал небо, но глаза Морена горели алым, и он видел всё будто в сумерках. Шорох листвы и скрип стволов не пугали его, он слишком часто такое видел. И всё-таки знал, что выйдет к нему не леший – не живут они близ деревень и не вступают с людьми в договор, – но кто же тогда? Когда ближайшие осины подогнулись и тонкая берёза переломилась пополам, а проклятый явил себя лунному свету, Морен сразу понял, кто перед ним.
Лихо. Гигантское чудовище с фигурой человека, но даже близко не похожее на него. Никакой одежды на нём не было, да и не нужна она ему, ведь кожа его после обращения стала сморщенной и жёсткой, будто ожоговый нарост. Руки, ноги, торс – как у худой сгорбившейся женщины. Даже когти на руках напоминали скорее обломанные старые ногти. Но не телом и когтями страшно было лихо, а ликом. Ни одного волоска ни на теле, ни на лице его не было, да и лица, по сути, тоже. Там, где обычно располагались глаза, кожа срослась, оставив подобие старого шрама, а рот превратился в округлую щель, безгубую, но со множеством острых зубов внутри. Лиха всегда безобразны, ибо только родившиеся с уродствами дети могли стать ими.
И теперь, глядя в отсутствующие глаза чудовища, Морен понимал, что мог бы догадаться и раньше.
Лихо со свистом втянуло воздух, шагнуло к нему. Морен дёрнул плечом, прогоняя Куцика, и выставил оружие вперёд, готовый защищаться. Что-то подсказывало ему: просто уйти не получится. Его принесли в жертву, и лихо не упустит своё подношение. Морен вспомнил, что за спиной у него алтарь, на котором всё ещё покоились покрытые кровью детские глазки. Чудище пришло за ними, но на кой чёрт они ему?!
«Месть. Ну конечно же. Слепая девушка, над которой издевались, заставила своих обидчиков пройти через то же, через что прошла она», – сделал он вывод, казавшийся теперь очевидным.
Лихо вдохнуло со свистом и потянуло руку к Морену. Словно очнувшись, он распахнул глаза шире и отпрянул. Под ногами хрустнула кость, и лихо резко крутануло головой к нему. И столь же резко ударило ладонью, словно хотело смахнуть его. Морен уклонился, пригнувшись к земле, схватил камень под ногами и бросил его в ствол дуба, к которому был некогда привязан. Послышался глухой стук о кору, и лихо тут же полоснуло древо когтями, разодрав его до белой сердцевины.
Лихо было слепо, но отлично слышало.
Морен сжал зубы, боясь даже дышать. Сердце билось в неистовстве, и он тревожился, как бы лихо не услыхало его стук. Нужно успокоиться, иначе его найдут. Вечно уворачиваться он не сможет – выдохнется, потеряет в сноровке и скорости, – но и пошевелиться страшно. Под ногами валежник да кости, меч и тот разрезает воздух со звуком, а бить чудище по конечностям бессмысленно и только разъярит. Нужно как-то добраться до головы, шеи, но как, если лихо в три раза выше?
Пока Морен стоял в оцепенении и думал, стараясь успокоить дыхание и сердце, лихо нащупало алтарь, наклонилось к нему и смахнуло маленькие глазки себе в пасть. Морен мгновенно решил, что это его шанс и другого такого не представится. Вскинув меч над головой, он со всей силой, как топор, опустил его на тонкую шею.
Клинок отскочил, будто от камня, больно отдавшись в руки. Морен распахнул глаза в ужасе, с трудом удержал меч, а лихо захрипело и ударило его в грудь. Когти разорвали плащ, оцарапали пластину, но с железом не совладали, и это спасло ему жизнь. Морена лишь откинуло назад – спина встретилась с ближайшим деревом, воздух выбило из лёгких, да и только. Не давая себе времени откашляться, он припал к земле, как раз вовремя – лихо ударило вновь, попыталось схватить, но поймало только ствол осины. Не видя, что́ попало ему в руки, чудовище вырвало его из земли, будто полевой цветок, и сжало в когтях, разламывая с громким треском.
На голову Морена посыпались щепки. А лихо уже вытянулось во весь свой рост, становясь недосягаемым. И ведь не поджечь его, как лешего, по коже видно, что она другая, скорее уж человеческая – на такой огонь не возьмётся, уж точно не от одной малой искры. Выходило, что есть лишь один способ управиться с ним. Пока Морен лежал на земле, прикрыв голову руками, и размышлял, как быть, лихо рыскало, искало его, пригибаясь и принюхиваясь. Пасть его свистела при дыхании, ноздри широко раздувались, и сросшееся веко то и дело дёргалось, будто желая открыться, – зрелище поистине жуткое. Морен бегал глазами по округе, судорожно соображая, а в голове набатом билась мысль: нужно что-то делать, и как можно скорее – просто лежать и прятаться не выход, рано или поздно его найдут.
Он попробовал пошевелиться, дабы встать с земли, и лихо тут же повернуло к нему голову, услыхав, как шуршит валежник под его руками. Не успел Морен вскочить, как проклятая сделала шаг к нему, и тут с дерева спорхнул Куцик. По лесу раздался его крик, подражающий голосу Морена:
– Сюда, быстрее!
Лихо обернулось на голос, ударило воздух, но Куцик, маленький и быстрый, легко ушёл от него. Закружив над лихом, он кричал и кричал ему: «Сюда! Сюда!» – а то махало руками, следуя за голосом, не в силах поймать юркую птицу. Морен не стал дожидаться, когда это случится. Мысленно поблагодарив Куцика, он убрал меч в ножны, бегло огляделся и, выбрав крепкое ветвистое дерево, кинулся к нему. Широкий жертвенный дуб подходил для его плана лучше прочих, а алтарь ещё и помог запрыгнуть повыше. Из-за спешки ноги скользили по стволу, угрожая подвести, но Морен ловко вскарабкался, цепляясь за скрипящие под сапогами ветки. Одна обломилась под ним, но он так торопился, что не обратил внимания. Забравшись повыше над головой лиха, он встал на самую толстую ветвь, способную выдержать его вес, и, цепляясь руками за сучья у своего лица, свистнул.
– Куцик, сюда!
Тот распахнул крылья и в парящей дуге устремился к нему. Лихо попыталось поймать его, но лишь махнуло узловатыми пальцами по перьям хвоста, не сумев схватить. А Куцик уже скрылся в листве и по-сорочьи кричал оттуда, поднимая шум. Теперь они точно переполошили весь лес. Лихо сделало шаг к ним, встало под деревом, жадно принюхиваясь, и Морен свистнул ещё раз, вынуждая его поднять голову. Всё так же держась одной рукой, второй он обнажил меч и развернул его острием назад, как кинжал. И как только лихо задрало голову, Морен прыгнул на него, занеся оружие над собой.