Морен помолчал немного, в раздумьях глядя на царевича.
– Я думал, ты знаешь путь. Верия – ваше бывшее княжество.
– Знаю, но не через лес же. Мы могли и заплутать.
– Чтоб больше я от тебя такого не слышал, – зло бросил Морен, взбираясь обратно в седло. – Завёл не пойми куда и говоришь, что не знаешь дорогу.
– Эй! Может, я для того тебя и нанял – окромя церковников, никто из ныне живущих не читает на Первом языке. Я знаю примерный путь.
– Как скажете, ваше высочество. Нам налево.
Тон Морена был донельзя язвительным. Он не желал ввязываться в спор, но про себя подумал, что этот мальчишка раздражает его неимоверно.
Теперь они двигались на восток, и закат догорал за их спинами. Тронутая первой позолотой в преддверии осени листва казалась багровой в его лучах, но постепенно жар солнца затухал и лес погружался в прохладный сумрак. На первый план вышла глубокая зелень елей, казавшаяся почти чёрной в подступающей ночи. Заливистые песни птиц умолкли, их заменило глухое эхо пернатых хищников. Из кустов юркнула лиса, напугав лошадей, и тут же скрылась в норе под корнями дуба.
Первую половину ночи взошедшая пузатая луна освещала путь. Но когда рваные облака скрыли её лик, а лес стал гуще и полог сомкнулся над головами сетью сплетённых ветвей, Морен предложил устроить привал. К его удивлению, Иван отказался.
– Мы не так далеко. Жар-птицу нужно в ночи ловить, днём они не показываются, – пояснил он.
– Хочешь, чтобы кони ноги переломали? Я не стану тратить факелы из-за твоего каприза. Сколько нам ещё идти?
– Я не знаю.
– Ты издеваешься? – Морен почувствовал, как в нём закипает гнев.
– Эй! – возмутился царевич, в раздражении сдувая прядь со лба. Он даже развернул коня к Морену, чтобы говорить с ним лицом к лицу. – Я знал, что нужно добраться до развилки, а от неё в сторону Верии, по тропе до озера у кромки леса.
– Озера? – процедил Морен сквозь зубы. – А название у него есть? И ты хоть карту с собой захватил?
Царевич нахмурился, но полез в седельные сумки. Морен же огляделся, ища лунный луч, что пробивался бы сквозь полог и мог подсветить ему. Но прежде чем Иван нашёл карту в потёмках, Морен услыхал, как рядом скрипнула ветка. Буланый жеребец тут же заржал, фыркнул, нервно переступая с ноги на ногу. Иван бросил поиски и натянул поводья, дабы успокоить его. Второй конь тоже тряхнул головой и попытался отступить, подхватывая нервозность сородича. А Морен тем временем пристально вглядывался во тьму, пытаясь разглядеть источник звука.
– Да стой ты смирно! – бросил Иван своему коню.
– Тихо! – тут же шикнул на него Морен.
Скрипнула ещё одна ветка, уже ближе. Раздался треск, словно ломалось дерево, поваленное ветром. Морен тут же достал факел, а из сумки на поясе огниво, щёлкнул им, высекая искру. Огонь занялся вмиг, заливая лес тёплым оранжевым светом. Морен поднял факел выше, расширяя освещённый круг, и упавшие на землю тени расчертили силуэт лешего. Тело как сросшиеся древесные стволы, и на нём лицо, точно вырезанное прожилками коры, – плоское, нечеловеческое, с большими и округлыми, как лик луны, глазами. Он стоял прямо перед ними, всего в пяти-семи шагах, и возвышался на добрые две трети, такой высокий, что не задрав головы и не увидать красных глаз, а покрытое жёсткой коркой тонкое тело было не отличить от деревьев подле. Когда свет от факела упал на него, леший зажмурился, прячась от огня.
Он подобрался так близко, а они и не заметили.
Конь Ивана встал на дыбы, но царевич удержал его. Морен во все глаза глядел на лешего, а тот, привыкнув к свету, рассматривал незваных гостей. Ни ярости, ни гнева не было на его лице, лишь любопытство и непонимание.
– Почему мешкаешь?! – прикрикнул Иван, всё ещё пытаясь успокоить коня. – Убей его!
– Тихо! – осадил Морен в ответ, не сводя глаз с лешего.
Конь его оставался не в пример спокойнее, только ногами перебирал и дёргал ушами, иногда фыркал, но всё же чувствовал, что хозяин не боится, и доверял ему. А Морен в самом деле не боялся, даже глаза его не сменили цвет. Он знал – лешие не представляют угрозы, если их не трогать, а этот не спешил нападать, только глазел на них, как на диковинку. Видать, позабыл уже, как выглядят люди.
– Прости, что побеспокоили, – обратился Морен к нему. – Пожалуйста, позволь нам пройти, мы не потревожим тебя.
Леший склонил голову набок – вполне могло статься, что он уже и не помнил человеческую речь. Взгляд его сместился на факел в руке Скитальца.
– Я потушу, – тут же пообещал Морен.
Медленно он опустил огонь к земле. Свесился с коня, до последнего стараясь не отводить взгляд, дабы быть готовым, если леший всё же нападёт. Земля была чуть прохладной и влажной под палой листвой, так что всего-то и нужно было, что вонзить в неё факел горящим концом вниз. Чаща погрузилась во мрак… и леший взвыл.
Громогласный гортанный рёв разнёсся по лесу, похожий на олений зов. Лошади точно с ума сошли, и теперь уже конь Морена вскинулся на дыбы, рискуя сбросить всадника – тот ещё не успел выпрямиться. Пришлось вцепиться в поводья и луку седла, чтобы удержаться. Спавшие до сей поры птицы взметнулись, заголосили, точно на пожаре. Глаза Морена вспыхнули, мир стал светлее, и он явственно увидел ещё один животный силуэт, мелькнувший средь деревьев. То ли волк, то ли проклятый – не разобрать, да Морен и не успел разглядеть – леший на него замахнулся.
Когтистая, покрытая шипами и похожая на голые ветви лапа ударила по нему. Морен пригнулся, да и конь весьма удачно сорвался с места, так что леший только шляпу с него сбил, не задев головы. Морен соскользнул с седла, ударил коня по крупу. Перепуганное животное кинулось в чащу, а Морен выхватил меч. Леший, не поймав одного человека, потянулся ко второму. Иван уже был ногами на земле и пытался удержать коня, а тот встал на дыбы и размахивал копытами. Морен крикнул ему: «В сторону!» – и Иван отпустил поводья, отскочив. Как раз вовремя – леший сгрёб его жеребца и отшвырнул. Животное издало предсмертный хрип, ударившись хребтом о ствол дерева, и затихло, рухнув наземь.
Леший притянул обе руки к себе и ударил снова, на этот раз быстрее, стремительнее, ровно по прямой, точно таран. Передние конечности его были непропорционально огромны, но разглядеть то удалось лишь сейчас, когда леший размахивал ими, пытаясь зашибить незваных гостей. Морен отскочил, уходя от удара, а Иван упал, пригнулся, закрыв голову руками, и когти лешего не задели его. Но затем проклятый вонзил их в землю и, будто грабли, потянул на себя, сгребая листву и ветки. Иван не успел уйти – леший поймал его и потащил, как куклу.
Морен слышал, как царевич кричит, но явно от страха, а не от боли – он слыхал не раз и то и другое, поэтому умел различать. И всё равно стиснул зубы, когда внутри всё сжалось от этого крика. Найдя обронённый факел, он снова щёлкнул над ним огнивом, высекая искру и разжигая пламя, а затем не раздумывая бросил факел в сухую листву, прямо под руки лешего.
Лесная подстилка вспыхнула, точно трут. Огонь озарил лес, лизнул руки лешего, и тот взвыл от боли и страха. Разжал когти, выпуская Ивана, и притянул лапы к себе, стараясь закрыть лицо от огня. А тот уже пожирал его тело, быстро занимаясь, поднялся по плечам и перекинулся на спину. Получив свободу, Иван вскочил на ноги, бросился к своему коню, достал лук и натянул тетиву, не дав себе отдышаться. Пущенная им стрела вошла точно в кроваво-красный глаз, и леший заревел ещё громче.
– Затуши огонь! – крикнул Морен Ивану, а сам шагнул к проклятому, держа наготове меч.
Но раньше, чем приблизился, чья-то тень прошмыгнула мимо. Быстро, куда быстрее, чем был способен он.
Тень кинулась на лешего, запрыгнула на него и бросилась прямо в огонь, не щадя себя. И лишь теперь Морен сумел разглядеть её. То был волколак – огромный полузверь, сохранивший человеческие черты. Он вскарабкался на грудь лешего, цепляясь когтями за твёрдую кожу как за древесную кору. Иван выпустил ещё одну стрелу. Та чуть было не угодила в волколака, но вонзилась в шею лешего и осталась там. Проклятый будто того и не заметил. Он метался, пытаясь потушить огонь и сбросить с себя волколака, а тот рвал его броню когтями и клыками, стремясь добраться до мягкой плоти.
Морен опомнился, когда огненное зарево, освещающее лес, стало ярче, а лицо опалило жаром. Крикнув Ивану: «Помоги мне!», он первым кинулся засыпать пламя сырой землёй. Иван замешкался – он то и дело бросал неуверенные, полные сомнения взгляды на дерущихся проклятых, но в итоге опустил лук и поспешил на помощь.
Пока они боролись с огнём, волколак разодрал кожу на шее лешего и вонзил в неё клыки. Брызнула тёмная кровь, леший хрипло заревел, но вскоре уронил руки и обмяк сам. Тело его повалилось на землю с оглушающим треском ломающихся веток. И даже огонь, гулявший по нему, медленно затухал, лишённый пищи.
С пожаром удалось справиться прежде, чем он превратился в бедствие. Уставшие, обессиленные, с опалённой одеждой, Морен и его спутник привалились спинами к стволу бука неподалёку от погибшего коня. Волколак спрыгнул с лешего на землю, утёр окровавленную пасть рукой и подошёл к ним. Покрытый с головы до пят серой шерстью, он больше походил на волка о двух ногах, нежели на человека. Выпрямившись во весь рост, он сильно возвышался над Мореном и Иваном – оба дышали ему в грудь. Торс он имел мужской, и передние конечности больше походили на руки с когтями, тогда как нижние – один в один волчьи лапы. Никакой одежды на нём не было, даже рваные лохмотья не скрывали тела. Голова точно волчья, и с удлинённой морды ещё капала кровь, а вот глаза казались человечьими, глядели осмысленно, пусть и горели ярко-алым.
Какое-то время они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Отдышавшись, Иван протянул проклятому руку, будто приветствуя товарища, и тот, помедлив, подал свою. Но Морен шагнул вперёд, встал между ними и обнажил меч, направив остриё клинка прямо в грудь волколаку.
– Что ты творишь?! – взбеленился Иван. – Ты в своём уме?! Он нам жизни спас!