Проклятые холода не боялись, и Морен полагал, что и ему он не страшен, но сказать того же о своих спутниках не мог. Не каждая лошадь способна пережить затяжные морозы, а Куцик и вовсе с трудом переносил зиму вне тёплого дома. Глядя на то, как заморская птица пушит перья, пряча в них голову, Морен вовсе не желал проверять, сколь лютые холода тот может вынести. А значит, предстояло перебраться в более тёплые края или вовсе осесть в каком-нибудь городе, пока не замело дороги. Стены городов защищали от ветра, и там Скитальца принимали спокойнее, отчего было легче найти ночлег.
Остановившись посреди тропы, где их и застал первый в этом году снегопад, Морен раскрыл карту и долго всматривался в неё, выбирая направление. Он мог бы поехать дальше по дороге и за пару недель добраться до Липовца, в предместьях которого как раз остановился его давний знакомый Каен. Провести зиму у него казалось не такой уж плохой идеей. Вот только избыток красных ягод рябины на ветках и Куцик, который то и дело пытался спрятать клюв под крыло, говорили ему, что до первых холодов они могут попросту не успеть. На севере же, в двух днях пути, лежал Царьград, или Каменьград, как его называли в народе. Морен не шибко любил города и Царский город в особенности, но сейчас тот был ближе всех.
– Давайте сделаем так, – обратился он к своим спутникам, единственным его собеседникам. – Доберёмся до Каменьграда, пополним запасы, а как только пройдут первые холода, двинемся к Липовцу. Зиму переждём уже там.
Лошадь ответила ему ржанием, словно в самом деле поняла и дала согласие. Куцик же помалкивал, пряча голову под крыло, но всем своим видом выражал недовольство нынешней погодой. И Морен повернул обратно к развилке, одна из дорог которой как раз и вела в Каменьград.
Леса и поля заметало стремительно. За те два дня, что Морен добирался до предместий Царского града, снег укрыл собой весь край, а на подступах к городу подули пробирающие до костей ветра с Дикого моря. Лошадь едва переставляла ноги в сугробах, но стоило ступить на большак, и шаг её стал лёгким и быстрым.
На главных торговых дорогах, ведущих в крупные города, всегда было оживлённо. Купцы развозили товар по предместьям даже в снегопад, простые жители деревень спешили перебраться в город до первых холодов, ремесленники желали найти работу поприбыльнее. Те, кто потерял дом, искали новый кров, а Охотники следили за безопасностью людей. То и дело псы Церкви попадались на глаза малыми отрядами в пару-тройку человек и либо расхаживали вдоль дороги, вселяя чувство спокойствия в путников, либо сопровождали какой-нибудь торговый обоз. На Скитальца они не обращали никакого внимания, а Морен не уделял им своего.
Чем ближе подъезжал он к городу, тем больше становилось людей на дороге. К зиме многие пытались перебраться за безопасные городские стены, а Морен нечасто бывал в Каменьграде, стараясь избегать крупных городов, но всё равно его не покидало ощущение, что такого количества беженцев он не наблюдал уже давно. Сани, гружённые всем домашним имуществом, целые семьи с маленькими детьми и даже младенцами, завёрнутыми в платки и шали, а порой и одинокие пешие, ведущие за собой единственную корову на привязи. Люди спешили, зная, что к ночи ворота закроются и, если не успеть, придётся проситься на ночлег в соседних поселениях.
Морен нагнал сани, в которых сидела пожилая сморщенная женщина в шерстяном платке, а рядом с ней – юная девушка на выданье, укутавшаяся в мужской тулуп. Когда Морен поравнял шаг лошади с ходом саней, девушка взглянула на него испуганно и тут же уткнулась в колени.
– Не подскажете, – обратился Морен к старой женщине, – почему столько людей в город направляются?
Та прищурила подслеповатые глаза, пытаясь разглядеть его, но прежде чем ей это удалось, сидящий на козлах мужичок обернулся. Увидав Морена, он округлил глаза, тут же вжал голову в плечи и ударил кобылу прутом. Сани резко дёрнулись, обе женщины пошатнулись, старшая схватилась за борта и крикнула: «Эй!», но мужичок шикнул на неё строго: «Не разговаривай с ним!» и покатил дальше. Морен так и остался ни с чем.
Когда высокие стены города предстали во всём величии, перекрыв собой горизонт, лошадь словно бы пошла быстрее. Постепенно одетых в красную кожу Охотников сменили защищённые кольчугой дружинники на лощёных, ухоженных конях с богато украшенными сёдлами. Каждый был вооружён мечом, а арбалеты, висевшие у седельных сумок Охотников, им заменяли копья, прекрасно подходящие для устрашения и наведения порядка.
В отличие от Охотников, служащих Единой Церкви, дружина подчинялась непосредственно царю. Они защищали царскую семью и простых граждан – всех, кто проживал за стенами городов, – наказывали и карали тех, кто преступал закон, и убивать людей им приходилось куда чаще, чем чудовищ.
Первый же дружинник, повстречавшийся Морену на большаке, едва завидев его, побелел, словно нечисть увидал, и немедля сорвал коня с места, погнав его галопом к городу.
– Видимо, доброго приёма ждать не стоит, – шепнул Морен своим спутникам, заранее предчувствуя неприятности.
И он готов был поклясться, что угадал. Уже на подступах к городу отряд дружинников преградил ему путь, окружив, точно псы на охоте.
– Скиталец? – обратился к нему десятник, окидывая цепким взглядом. И, не дождавшись ответа, объявил: – Царь требует вас во дворец.
– Царю же не отказывают, верно? – с усталой обречённостью молвил Морен.
Десятник сухо кивнул.
– Что хоть стряслось?
– Обсуждать не положено. Приказано сопроводить вас во дворец.
– Что ж, ведите.
И, будто под конвоем, отряд дружинников повёл его в город, за настежь распахнутые деревянные ворота.
Великий Царьград разительно отличался от других, даже самых крупных, городов Радеи. Построенный у берегов Дикого моря, в устье двух могучих рек, он стал первым в своём роде: в то время как другие города строили из живого дерева, Каменьград представлял собой крепость из серого гранита, в честь которого и получил своё первое имя, так и закрепившееся в памяти людей. Как и все другие города, построенные в Сумеречные лета, Каменьград окружала высокая стена, но за этой стеной время словно бы остановилось и лето и зима никогда не сменяли друг друга.
Здесь не было деревьев, способных украсить улицы зеленью или багрянцем, не было цветов, распускающихся по весне, и не было снега – снующие по улицам люди и лошади стаптывали его в слякотную грязь, что особенно бросалось в глаза после открытых просторов лесов и предместий. Все дома были серыми, тяжёлыми и мрачными на вид, ведь строили их из одного и того же камня такого же цвета, что и месиво под ногами. Среди привычных одноярусных построек встречались настоящие исполины в два, а то и в три яруса высотой, и селились в них семьями по две-три, а порой и четыре на дом.
Богатый торговый город у моря пестрел людьми самого разного толка: заморскими купцами, рыбаками и ремесленниками, вельможами и барынями, разъезжающими в повозках, церковниками в золотых одеждах и одинокими путниками. Прохожие всё время куда-то спешили и почти не смотрели один на другого. Если в деревнях все знали друг друга в лицо, то в городах не каждый мог вспомнить, как выглядит его сосед по улице.
Морен не единожды бывал здесь и не понаслышке знал: в Каменьграде всегда царил холод, даже в летние дни. Холод шёл от высоких стен, закрывающих солнце на закате, шёл от мёртвых домов, от неприветливых людей, которые были чужими друг другу, от железных кольчуг дружинников, от ветров Дикого моря и от двух буйных рек, питающих каменный город.
Пока Морена вели по главным улицам, он вертел головой и осматривался, примечая странности иль перемены, что произошли с городом за те лета, что он здесь не был, но всё казалось ему прежним. У лавки пекаря собралась толпа, настолько густая, что преградила им путь: очередь тянулась от крыльца до соседнего двора, и люди в ней переругивались, пытаясь решить, кто за кем стоял, и неохотно расступались перед конными. Две женщины с пустыми корзинками в руках обменивались вестями и сплетнями, и когда Морен проезжал мимо, то явственно услышал:
– …Сколько беженцев, видала? От окаянного бегут и прислужников его!
– Да ну? Так правда то, что они девок из сёл воруют?
– Скоро на город пойдут, слыхала? Царь войско собирает, к войне с ним готовится.
Морен резко остановил лошадь, чтобы послушать. Не ожидавшие того дружинники едва не налетели друг на друга, взбудоражив коней. Десятник недовольно прикрикнул бранью, но Морен осадил его, шикнув:
– Тихо!
– Почему встал? Езжай дальше!
– Попробуйте заставьте, – бросил Морен резко. – Я всего лишь хочу послушать.
Но судачившие женщины, как и остальные в очереди, уже обернулись на сумятицу и теперь пялились на отряд дружинников во все глаза, даже о спорах позабыли, и Морен с сожалением понял, что ничего больше не услышит. И лишь когда продолжили путь, в спину прилетел взволнованный свистящий шёпот из толпы:
– Скитальца позвал! Видала? Ну точно на окаянного…
– Готовитесь к войне? – спросил Морен у десятника, когда они отошли подальше от народа.
– Не дай бог, – только и ответили ему.
В самом центре Каменьграда, в широком устье, где реки Молочная и Ледяная сливались воедино, высился остров Буян, а на нём сердцем города белел укрытый снегом дворец. Лишь один-единственный каменный мост соединял Буян с остальным градом, а вокруг него бушевали кипучие реки. Ледяная тянулась через город к Дикому морю, а Молочная, из которой та вытекала, вела своё начало от Белых гор, и оба потока славились столь бурным течением, что даже лютейшей зимой лёд был не в силах сковать их. Реки будто бы воевали, сражались друг с другом, и в непогоду волны их бились о стены дворца.
Вот и сейчас впереди ещё только показалась мощённая гранитом набережная, а Морен уже услыхал шум вод, точно реки тяжко вздыхали. Пока их отряд пересекал мост, волны Ледяной то и дело разбивались о его камень, обдавая лошадей и путников снопом брызг, и вынуждали животных недовольно фыркать.