Облака, рваные ещё накануне, сегодня слились в единое серое полотно, затянувшее небо. По мере того как текли часы, полотно это сгущалось и темнело, обещая скорый снегопад, который не заставил себя ждать. Когда солнце скрылось за снежной пеленой, умолкли птицы, и только клесты вспархивали с веток над самыми головами всадников, когда те проезжали мимо. Лес стоял тих, но тишина эта была естественной для засыпающей к зиме природы. Мелкие пташки разлетались в стороны, когда Морен брался за очередную ветвь, серая неясыть проводила их глазами, да тёмный силуэт отделился от теней деревьев в самой глубине чащи – то ли лось, то ли леший, не пожелавший выходить к людям, – вот и всё живое, что встретилось им на пути.
К сумеркам сквозь пелену снегопада показались первые очертания тёмной крепостной башни, возвышающейся над лесом. Морен остановил коня, и встречный ветер бросил сноп снега ему в лицо, срывая капюшон, защищающий от холода.
– Сколько ещё до замка?
Фома сощурил немолодые, видать, уже подслеповатые глаза и долго всматривался вдаль, силясь разглядеть тень замка. Вечерело, солнце давно спряталось за горной грядой, а пробудившийся ветер нагнал тёмные снежные тучи, из-за чего мир тонул в сером сумраке.
– К полуночи должны быть. Хотя… – Фома призадумался. – Нет, к утру. Погода портится.
Ветер в самом деле усиливался, да и зимой нередко зверел к ночи. Если они попадут в пургу, держаться дороги станет невозможно, Морен прекрасно это понимал. Но ему темнота и вьюга были только на руку, ведь могли скрыть его от посторонних глаз, а холода он не боялся. К тому же не хотел терять время.
– Лучше бы на ночлег встать, переждать, – предложил Фома. – Не ровён час, заблудимся в метели.
– Дальше я один пойду, – произнёс Морен твёрдо. – Возвращайтесь, пока погода не испортилась.
– Уверены? Дорога там извилистая, можно и заплутать. Да и не лучшая идея в ночи путь держать.
– Я найду дорогу. А непогода мне не страшна.
Фома помолчал немного, раздумывая.
– Может, вы и правы, – признал он. – Лошадка моя по таким снегам ходить не обучена, только замедляю я вас. Да и в буран я б не согласился идти.
– Найдите надёжное место для ночлега и переждите, пока…
Морен умолк, не окончив мысль. Заговорив про ночлег, он повёл коня кругом, осматриваясь, и увидел, как по их пути через опушку бредёт пегая кобыла, ведомая за повод юной всадницей. Настенька утопала в сугробах почти что по пояс, но упрямо шла, ступая за ними след в след, и тащила за собой упирающуюся лошадь. Морен выругался себе под нос. Фома обернулся, сощурил глаза, пытаясь разглядеть фигурку вдали, но всё, что увидел, – это размытое пятно на снегу много-много позади. Бросив в раздражении: «Подготовьте пока ночлег», Морен ударил коня в бока и галопом погнал его навстречу прилипчивой девчонке.
Когда он прискакал к ней, пегая кобыла вскинула голову и заржала, радостно приветствуя его мерина. Настенька тут же обернулась, но не успела и пискнуть, как Морен схватил её за шкирку и вытащил из сугроба.
– Что вы себе позволяете?! – закричала возмущённая царевна, но тут же затихла, когда Морен усадил её в седло перед собой.
Одной рукой он удерживал Настеньку от падения, а второй ухватил поводья её кобылы.
– Как ты здесь опять… – Морен оборвал гневную тираду, не желая сквернословить при девчонке.
– Сбежала.
– А что с Дмитрием?
– Жив он! – Глаза её округлились, когда она поняла, как всё это выглядит. – Он Алёшу похоронить решил, вот я и сбежала, когда он отвернулся.
– Что ж ты его одного в лесу бросила?
Она ещё шире распахнула глаза и тут же замотала головой и руками.
– Нет, нет! К нему конь его из лесу вернулся. Я только тогда и решилась убежать.
– Вот привязалась же… – процедил Морен сквозь зубы и кивнул на пегую. – Что с лошадью? Ранена?
– Нет вроде бы… – Но голос её звучал неуверенно. – Я весь день галопом скакала и лишь иногда рысью, а под вечер она уж противиться стала.
Морен хмыкнул, удобнее приобнял девочку, той же рукой правя своим конём. Развернув его, он направился к привалу, а пегую повёл за собой в поводу.
– Ясно всё, устала просто. Что же ты её кнутом не хлестнула?
Настенька распахнула глаза во всю ширь, словно он предлагал ей нечто ужасное.
– Разве можно… живое существо и кнутом?
– Повезло тебе, царевна, – произнёс Морен, скрывая под маской улыбку. – Тебя медведь ничему не научил? Опасно в лесу, тем более одной.
– Если что случится, я на дерево залезу.
Морен не удержался и весело фыркнул. Он продолжал сердиться на неё, но злость эта понемногу затухала. Им овладевало усталое смирение, когда он думал о прилипчивости этой девчонки. Восхититься бы её смелостью да отдать должное её упорству, но больше хотелось по ушам надавать.
Фома разбил лагерь в глубине леса, где ветер ощущался куда слабее, и даже сумел развести костёр. Он встретил их круглыми от ужаса глазами, и едва Морен спустил царевну на землю, как Фома кинулся к ней и засыпал вопросами. Спрашивал он то же, что и Морен: «Откуда ты?», «Как это ты?», «А с Дмитрием чего?» и тому подобное. Настенька грела руки у огня и охотно отвечала, и в этот раз её истории не разнились меж собой.
Морен так и не спешился. Терпеливо дождавшись, когда Настенька закончит рассказ, а Фома прекратит сокрушаться насчёт её безрассудства, он отдал поводья пегой кобылы старшому и сказал:
– Дмитрий наверняка помчался за ней. Оставайтесь тут, дождитесь его, а с рассветом отправитесь назад.
– Вы дальше один? – спросила удивлённая Настенька.
Морен кивнул, и та тут же вскочила на ноги.
– Возьмите меня с собой, – то ли потребовала, то ли попросила она.
Глаза её горели решимостью, но Морен был непреклонен.
– Нет, мы уже говорили об этом. Если тебе что известно – рассказывай. Нет – так не трать моё время. Это твой последний шанс, решайся.
Настенька прикусила губу и замолкла. Не добившись от неё ничего путного, Морен обернулся к Фоме, но тот развёл руками и покачал головой.
– Я всё рассказал, что знал.
– Ясно. Тогда на этом и закончим. Доберитесь до города живыми.
Морен не умел прощаться, да и не собирался. Развернув коня в сторону башни, он уже хотел было тронуться в путь, как вдруг уловил какое-то движение. Совсем рядом с лагерем словно бы тень отделилась от деревьев и скрылась во тьме. Конь недовольно заржал, когда Морен снова резко развернул его, уже в другую сторону. Пока они говорили, ночь вошла в свои права, лес стал тёмен и тих, лишь ветер завывал за его пределами, но Морен готов был поклясться: он что-то видел. Некий силуэт, достаточно высокий, чтобы сойти за человека.
«Зверь в такую погоду из норы не высунется. Проклятый? Или же…» – Морен вспомнил рассказ Радислава, и дурное предчувствие зародилось в его душе. Но сколько бы он ни вглядывался во тьму, ничего разглядеть не получалось. Лишь одинокая ворона сидела на ветке у самого лагеря да в упор смотрела на него.
Фома и Настенька наблюдали в недоумении, не решаясь издать и звука. Морен бегло взглянул на них, бросил: «Я осмотрюсь» и ускакал в чащу, ничего не объясняя: не хотел пугать своими подозрениями.
Снежные тучи скрывали лунный лик, и определить точный час было невозможно. Морен не знал, сколько прошло времени, но к той поре, когда он закончил прочёсывать местность, вдали забрезжил огонёк факела. Дмитрий нагнал их, и Морен был вынужден вернуться к остальным. Его собственные поиски не увенчались успехом – падающий снег и ветер, что проникал даже сквозь толщу деревьев, заметали любые следы, а его чутьё ни разу не дало о себе знать. Всё складывалось так, будто ему в самом деле только лишь показалось.
Едва Дмитрий спешился, как Настенька кинулась навстречу и повисла у него на шее. Тот крепко обнял её в ответ, пряча улыбку в соболином мехе. Но, завидев Скитальца, он тут же отстранил её и прокричал беззлобно:
– Дурная совсем?! Как тебе в голову пришло убежать?
– Мне очень надо Кощея увидеть.
– Вот заладила своё, – поморщился подошедший Фома. – Хорошо ещё, что ты нас нашёл, в такую-то метель.
– Я костёр увидел, – объяснил Дмитрий. – Днём по следам шёл, а уж как стемнело… Сначала пытался тропы держаться, но потом свет увидал, на него и пошёл.
– Ты не ранен, без проблем добрался? – заботливо спросила Настенька.
Взяв за руку, она потянула парня к костру отогреваться, а Фома отвёл его коня к остальным. Едва сев у огня, Дмитрий с укором взглянул на царевну.
– Если б ты не убежала, – отчитывал он, – мы бы сейчас уже в тепле да во дворце были. Отец твой нам головы открутит, когда вернёмся.
– Не открутит, я вас в обиду не дам! – упрямо заявила Настенька.
– Больно много ты понимаешь, – вклинился Фома.
На что девочка обиженно надулась.
– Уж я-то папеньку получше вашего знаю!
– Да-а? – протянул Дмитрий. – Только когда царь на вас, дочерей, злится, он вас самое большее может по попе хлопнуть. А мы ему кто?
– Или ты его уговоришь, чтобы он нас тоже только по жопе хлопнул? – с усмешкой спросил Фома, и дружинники рассмеялись.
Морен остался в стороне, не спеша становиться частью веселья. Неясная тревога терзала его изнутри, словно что-то неправильное было в том, как легко и беззаботно эти трое вели беседу, как тепло и по-семейному смотрели друг на друга. Морен собирался покинуть их ещё несколько часов назад, но боялся оставить одних. Он не понимал, что́ видел, не был уверен, что может доверять себе, и это неведение пугало его.
– Дмитрий. – Морен выступил вперёд, вмешиваясь в разговор, и все трое, до сих пор живо судачившие, обернулись к нему. – Я ещё тебя не спрашивал: что ты знаешь о Кощее или его приспешниках? Ты явно близок к царской семье и что-то да должен был слышать.
Всеобщее веселье словно бы растаяло. В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь треском сучьев в костре. Настенька отвернулась к огню, Фома наблюдал за ней, а Дмитрий растерянно смотрел на Морена.