– Царь ждёт вас.
Предстать перед Радиславом Настенька оказалась не готова, и Морен нисколько не винил её за это.
Разговор с царём не мог быть лёгким. Тот встретил его один, в том же коридоре, что и в первый раз, отослав слуг, дружину и всех придворных. Пока Морен вёл рассказ, Радислав ни разу не посмотрел на него: взгляд его был направлен на спящий, укутанный снегом сад и терялся средь заиндевевших ветвей.
– Как ты мог… – было первым, что произнёс Радислав. Каждое слово давалось ему тяжело, словно он силой тянул их из себя. – Как ты мог такое допустить?
– Это был её выбор.
– Я не для того тебя посылал.
– Я спасал вашу внучку.
– А должен был спасти дочь! – сорвался Радислав, впервые взглянув на Морена.
Боль и гнев читались в его глазах. Морен промолчал – не знал, что ответить, да и стоило ли? Царь даже не заметил, как признался в том, в чём так и не созналась Василиса.
– Убирайся, – процедил Радислав сквозь сомкнутые зубы. – Убирайся вон! Лишь из уважения к отцу я не приказал снести твою голову немедля. Вон!
Морен не желал спорить. Он покинул палаты, оставив царя один на один со своим горем. Последним, что он увидел, был сломленный человек, уронивший голову на окно и закрывший её руками. Таким он его и запомнил.
Едва переступив порог, Морен наткнулся взглядом на сидящую на полу, прямо за дверью, Настеньку. Она обнимала колени и… подслушивала. Не было сомнений, она слышала каждое слово – это читалось на её бледном личике и в потухших глазах.
– Отец… дедушка, – поправила она саму себя, – не любит меня, верно?
– Вовсе нет, – как можно искреннее солгал Морен.
– Я раньше думала, это потому, что я не его дочь. Но он ведь всё равно моя кровь, родной дедушка. Почему?
– Я… я не знаю. – Морен чувствовал себя потерянным перед болью этой девочки. – Просто так иногда случается, что даже родители не любят своих детей. В этом нет твоей вины. Мама любила тебя больше всех на свете.
Настенька слабо улыбнулась, но казалось, она вот-вот расплачется.
– Да, и правда.
Немного помолчали. Так и не найдя нужных слов, Морен протянул руку, чтобы помочь Настеньке подняться.
– Проводишь меня? Мне ещё нужно забрать Куцика.
– Ту большую птицу?
– Ага.
Настя кивнула, поднялась на ноги, отряхнулась, утёрла так и не побежавшие слёзы, взяла его за руку и повела по коридорам.
Стены внутри дворца были расписаны цветными красками, но сейчас, когда свет солнца скрадывало серое полотно облаков, они казались тусклыми и холодными. Даже жар-птица в одном из сюжетов выглядела не ярче дворового петуха. Звенящая тишина властвовала здесь, лишь иногда редкий стражник у той или иной двери мог сдержанно кашлянуть им вслед. И даже вид на укутанный снегом прекрасный сад, открывавшийся через высокие окна, лишь добавлял ощущение холода. Но Морену никак не удавалось вспомнить, чувствовал ли он себя столь же неуютно здесь три дня назад, когда впервые ступил во дворец.
– А куда вы поедете дальше? – спросила его Настенька, пытаясь завязать разговор.
– Не знаю, ещё не решил. В Липовец, наверное.
– У нас там летний дворец. Вы к нам заедете?
– Нет, это вряд ли.
– Жаль… Но я понимаю.
Настенька склонила голову, затихла.
– Я навещу тебя, когда подрастёшь, договорились?
– Обещаете?
– Обещаю.
И тут же улыбка засияла на её лице.
– Кстати, всё спросить хотел, – неуверенно начал Морен. – А кто рассказал тебе про твою маму?
– Маруша, моя мачеха. Только вы её так не зовите, она этого не любит.
Морен оцепенел. Неожиданно вспыхнувшее осознание сковало изнутри тревожным предчувствием и стылым страхом. Настенька смотрела на него в недоумении – взгляд Скитальца после её слов стал ледяным и жёстким. Но он сумел натянуть улыбку и произнести почти ласково:
– Отведёшь меня к ней?
– Мы к ней и идём.
Она привела его в покои царицы. Та встретила их, сидя перед большим зеркалом и расчёсывая гребнем блестящие, точно шёлк, волосы, а Куцик восседал на её плече. Морен оглядел комнату и понял, что она ждала их: ни прислуги, ни дружинников – ни одной живой души не было в палатах, а её отражение вскинуло уголки губ в знак приветствия.
– Настенька, милая! Почему ты всё ещё в верхней, да ещё и мужской, одёже? – произнесла царица, обернувшись. – Иди переоденься. Живо! – Она растянула последнее слово и украсила его улыбкой, чтобы наказ её не звучал слишком строго.
Настенька смутилась, потупила взгляд.
– Иди скорее, нам всё равно нужно поговорить. Дверь за собой закрой.
– Хорошо.
Настенька робко кивнула, так и не поднимая головы. Напоследок она шепнула Морену: «Вы обещали!» – и юркнула за дверь, прикрыв её за собой, как и было велено.
– Милая девчушка. – Царица улыбалась, речь её была ласковой, вкрадчивой и мелодичной, но глаза оставались безразличны. Повернув голову к Куцику, она почесала его грудку, и, к удивлению Морена, тот прикрыл веки от удовольствия. – Я ждала вас.
– Я догадался.
– Интересная птица. Красивая, да и проклятых не боится, раз путешествует с вами. Нужно будет заказать таких для моего сада. Сказать по правде, я не люблю Царьград – Липовец моему сердцу милее. Но этот дворец и сад при нём стоят того, чтобы перетерпеть грязь и серость города.
– Зачем вы хотели меня видеть?
Морен не желал ходить вокруг да около. Голос его звучал холодно, и царица перестала изображать любезность.
– Вы убили Кощея. Это правда?
– Нет, не я. Но он мёртв, это действительно так.
Она улыбнулась, на этот раз совершенно искренне.
– Вы вызываете во мне противоречивые чувства. Я боюсь вас и восхищаюсь одновременно.
– Зачем вы это сделали? Вы солгали Настеньке. Ей всего девять, Кощей стал проклятым тринадцать лет назад, она не могла быть его дочерью.
– О, я надеялась избавиться от претенденток на трон, – призналась она без стеснений. – Защитить и вернуть живой одну девушку для великого Скитальца не составило бы труда. Но вот двух, одна из которых всеми силами защищает чудовище… Это уже вызов. Вы справились лишь наполовину, но меня и такой расклад устраивает.
– Что будет с девочкой?
– Ничего, я не дам её в обиду. Когда подрастёт, она станет гарантом крепкого союза. За пределами Радеи много тех, кто мечтает породниться с кровью Велеслава. Как видите, я весьма дальновидна.
– Вы пытались её убить. Из-за вас она сбежала.
– Скажу больше, ещё и благодаря мне, и что же теперь? Расскажете царю? Он души во мне не чает, а вот внучку, рождённую не пойми от кого, вне брака, позор, который вынужден скрывать всю жизнь… её он не особо жалует. Да и вы у него теперь в немилости. Как бы он мне спасибо не сказал.
– Из-за вас погибла Василиса.
– Нет, это был её выбор, – бросила она, как отмахнулась. – Не так ли вы передали Радиславу? Здесь у стен повсюду есть уши.
Морен обомлел. За то время, что они шли с Настенькой по коридорам, царице уже успели донести разговор с царём. И притом она так спокойно говорит о своих планах… Кому же на самом деле подчинялись уши этих стен?
– Не беспокойтесь за девочку, – продолжила она тем временем. – В отличие от Василисы, она мне не угроза и даже может принести пользу. А вот вы… Как зовут вас, Скиталец?
Он промолчал. Но Куцик, предатель, открыл клюв и ответил его голосом:
– Морен!
– Морен… – повторила царица. – А ваше ли это имя?
Сердце его замерло на миг и застучало сильнее. Эта женщина вызывала в нём те же противоречивые чувства: восхищение и страх. Но именно сейчас страх звучал сильнее, заставляя сердце неистово биться.
– У вас глаза покраснели, – сказала она совершенно спокойно, удерживая игривую улыбку, и пропела: – Я смутила вас? Разозлила? Или испугала? Какое чувство, какое желание пробудило Проклятье именно в вас?
– А вы очень много об этом знаете, – произнёс Морен холодно.
– Приходится. Видите ли, я стала царицей не просто так. Желающих на моё место было предостаточно. Пришлось применить смекалку и обзавестись союзниками. Ну да хватит обо мне. На самом деле хватит вовсе, наш разговор окончен. Вы не интересны мне, покуда не мешаете.
Она взмахнула рукой, прогоняя его, и Куцик, словно по приказу, вспорхнул с её плеча и опустился на плечо Морена. Палаты царицы он покинул не прощаясь.
Холодное, недоброе предчувствие поселилось в его душе. Тревога тяжестью сковывала сердце, но трезвый рассудок твердил не вмешиваться. Придворные игры – не его война, он в них столь же плох, сколь и ястреб в соловьином пении. Покуда не покинул Буян, Морен чувствовал – ему здесь не место, и лишь надеялся, что поступает правильно.
А Молочная и Ледяная всё так же бились о стены дворца, словно бы силясь разрушить его.
Край ветров
335 год Рассвета
Свара на границе степи никак не утихала. Всадники, встретившие торговый караван, разительно отличались от всех, кого Морен когда-либо видел. Смуглые, словно бронза, с тёмными, как чернозём, глазами, они переговаривались меж собой на звонком, лающем языке. Тэнгрийцы, как называли их в Радее, или же мэнгэ-галы, как звали они сами себя. Выходцы из Каменной степи и Края ветров. Другая культура, другие нравы, другие люди. Словно вылепленные из обожжённой глины, тогда как радейцы на их фоне казались мягкой сдобой.
Тэнгрийцы отличались от них и прибывших из Заморья купцов не только цветом кожи, но и формой глаз, и тем, как держались в сёдлах: каждый словно был единым целым со своим скакуном. Даже лошади их выглядели иначе: высокие, поджарые, длинноногие, все – самых светлых оттенков и словно осыпанные позолотой. Ни одной гнедой, серой или тем более вороной масти. Прежде Морен видел таких необыкновенных коней лишь во время царской охоты, под седлом царя или княжича. Сегодня же тэнгрийцы привели их с собой для каждого, кому надлежало пересечь Каменную степь.
Почти для каждого. Предполагалось, что в путь их отправится два десятка: дюжина торговцев, семеро тэнгрийцев и он, Скиталец, в качестве сопровождающего. Однако в последний момент за ним увязался хвост, о котором никого не предупредили, и лошадей попросту не хватило.