На счастье, его спутники остались с ним. Каен смотрел обеспокоенно, Елисей – растерянно. Если они и чувствовали идущий от жаровен удушающий дым, им он вредил куда меньше, чем ему.
– Мужчину привяжут к столбу и оставят там, – рассказал Елисей. – Со временем до него доберутся другие нечистые, либо… умрёт от жажды. Девушку же выпустят на волю.
– Не девушка это, – грубо оборвал Борис. – Нечисть, или как тут по-ихнему… Разум у неё что у дикого зверя теперь. Будут боги милостивы – сама его загрызёт.
– Это ты называешь милостью?! – взвился Елисей.
Пока торговцы спорили и ругались, Каен мягко и тихо обратился к Морену:
– Мне кажется, тебе лучше уйти. У тебя слёзы текут.
– Да, ты прав, – согласился он, вытирая глаза. – Да и не на что тут смотреть.
Весь этот день до самого вечера, как и предыдущие, Морен провёл безвылазно в своём временном жилище: перебирал запасы трав, что привёз с собой, готовил отвары для боя с волколаком и размышлял. Лучше всего против них помогает серебро – волколаки боятся его сильнее прочих проклятых, но пока Морен не мог позволить себе такой дорогой и сложный в ковке меч, да и беспокоило его, что все приготовления могут пропасть зря. Ведь арысь-поле следовало поймать, а не убить, иначе с ней было бы куда как проще, а так придётся травить её, чтобы ослабить или усыпить. Пустить бы собак на поиски, но те боятся проклятых, а уж по следу волколака тем более не пойдут – одуреют от запаха и спятят от страха. И как эта напасть за девять лет не задрала ни одного человека?.. Ну что ж, даже если отвары его окажутся не к месту, использует их в другой раз, не так волколаки и редки. Или Каену продаст, а тот сторгуется с кем-нибудь на местном рынке за ещё большую цену…
Будто приманившись на его размышления, Каен навестил его после заката: просто вошёл в юрту, как и всегда, без спросу. Морен в тот час сидел на подушках перед дымящимся котелком и помешивал варево, чтоб не сгорело. Каен окинул его взглядом, взял со столика сморщенный чёрный корешок, который Морен ещё не успел нарезать, и повертел в руках.
– Волчий корень? – уточнил он. – Неужто на волколака идти собрался? Я думал, ими только мужики становятся.
– «Чаще всего» не значит «только».
– И то верно, – хмыкнул учёный. – Узнал что-то?
– Как видишь.
– Поделишься?
– Рыжий прохиндей!
Каен тут же метнул взгляд на Куцика. Это он подал голос со своей жерди, повторяя услышанное когда-то на деревенском рынке. Морен не смог сдержать усмешку, и светло-карие глаза Каена вспыхнули, как лучина, от злости.
– За что он меня не любит?!
– Тебе кажется, он невпопад повторяет. Ты зачем пришёл?
– Поговорить. Я беспокоюсь.
Лишь теперь Морен поверил, что Каен говорит искренне. Сняв маску беспечности и перестав натягивать усмешку, он опустился на подушки перед Мореном. Глубоко вздохнул под его тяжёлым взглядом и заговорил:
– Ты почти не показываешься, не выходишь из юрты. Тебя не видно и не слышно. Почему?
– Меня не должно быть видно или слышно. Местные боятся меня, считают, что могу беду накликать. Не хочу их лишний раз тревожить.
– Брось, хоть мне-то не ври! – фыркнул Каен. – Чем это отличается от того, что было всегда? Причиной, да и только. Я видел, как ты работаешь, и сейчас ты не стараешься, словно не очень-то и хочешь браться за это дело, хотя деньги тебе нужны. Так в чём причина? Почему ты сомневаешься?
Морен молчал недолго – знал, что отпираться бессмысленно. Каен видел людей насквозь и не боялся обнажать то, что другие пытались скрыть даже от самих себя. Прав был Куцик, назвав его прохиндеем: лжецы лучше всех понимают людские души как раз потому, что знают, как их обмануть.
– Ты каждый день выходишь в город, общаешься с тьмой людей на рынке, заводишь знакомства и связи… Скажи, как ты думаешь, тэнгрийцы хорошо живут при нынешнем хане?
Было видно – вопрос застал Каена врасплох, но он честно призадумался, прежде чем ответить.
– Сложно сказать. Они живут замкнуто, избегают иноземцев, прячут от всех своих женщин, нелюдимы. Смотрят волком. Нас поселили на отшибе, вдали от жилого аула, и так держат всех чужих. Санкара и его земляков принимают так же, как и нас, хотя он торгует в этом городе с малых лет, плавал сюда ещё с отцом.
– Зачем же они ведут торговлю, если так ей не рады?
– А как им иначе выжить? Ты видел здесь хоть одно засеянное поле? Уж не знаю, в чём дело, неплодородны ли эти земли или им не хватает знаний, но они ничего не сеют и не выращивают. Живут одним скотом, а его тоже кормить надо. Раньше они набегами жили, но Тимир-хан пресёк такой способ наживы. Да и до него многие ханы не одобряли разбоя.
– И всё же они как-то выживают…
– Почему тебя это волнует?
– Модэ – лжец, я не могу доверять его словам. Он хочет поймать арысь-поле, потому что рвётся к власти, а не чтобы очистить имя отца. Хочет занять место, положенное ему по праву рождения. Но я не знаю обратную сторону. Что, если я помогаю мерзавцу и его двоюродный брат лучше подходит на роль правителя, чем он?
– Так познакомься с ними. Попроси Тимир-хана принять тебя. Уверен, о Скитальце слышали даже здесь, и Елисей сможет устроить встречу. Расспросишь их о прошлом хане и его жене заодно. А если они откажут, ты ничего не потеряешь.
– Допустим. А что потом?
– Я не совсем понял. – Голос Каена зазвучал холоднее, а слова резче. – На тебя что, ответственность давит? Считаешь, от тебя зависит, кто придёт здесь к власти?
– Если ты забыл, Модэ именно это и сказал.
– Он самоуверенный мальчишка! – вспылил Каен. Огонь очага отражался в его глазах, и они горели и жалили, как языки костра. – А ты не можешь знать наверняка, что́ будет лучше. Я понимаю, ты не привык к интригам и политическим играм, ну так и не играй в них! Считай, что это обычный заказ и тебе всего лишь нужно изловить проклятую.
– Если это обычный заказ, зачем ты отправляешь меня к нынешнему хану?
Каен пожал плечами, опустил взгляд.
– Чтоб успокоить тебя и твою совесть – уж очень она тебе порой мешает. Подумай ещё вот о чём: Модэ племянник хана, его кровь и плоть. Ему все здесь подчиняются и кланяются, когда он проходит мимо. Уверен, что можешь отказать ему и не потерять голову?
– А если заручусь поддержкой Тимир-хана, отказать будет проще, ты к этому клонишь?
– Именно.
– Рыжий прохиндей!
Куцик снова раскрыл клюв, и Каен резко обернулся на его голос, одними глазами обещая расправу. Что ж, Морен был полностью согласен со своей птицей, вот только именно эта черта и делала Каена полезным.
К Елисею он отправился следующим же вечером – утром Морен не успел застать его, ибо, выйдя за водой на рассвете, заметил, что все торговцы покинули гостевой аул ещё до зари. Пришлось ждать весь день, пока не стемнело, чтобы не привлекать лишних глаз, но и этот план провалился.
Ещё на подходе он услыхал, что из юрты Елисея разносится весёлый гвалт. Десятки голосов трещали и гудели наперебой, а иногда до ушей долетали звуки музыки. Морен засомневался, стоит ли отрывать Елисея от празднества, но он и так уже потерял целый день и не хотел оттягивать разговор ещё больше. Однако как только он приподнял полог, нестройный хор голосов набатом ударил по ушам, и пьяный смех вторил им. В юрте яблоку негде было упасть: здесь собралась вся прибывшая из Радеи торговая дюжина.
Раскрасневшиеся довольные мужики в барских кафтанах балагурили и добродушно спорили меж собой. Пол вокруг них и редкие низенькие столики были заставлены блюдами с всевозможными яствами и остатками пищи: тушёного мяса, лапши, козьего сыра, пирогов, жаренной на костре птицы да чашами и кувшинами с выпивкой. В воздухе стоял кислый запах браги, забродившего конского молока и пота, и Морен пожалел о выбранном времени сразу же, как заглянул в юрту. А растопленные к ночи жаровни ещё и добавляли жара, утяжеляя и без того плотный дух.
Елисей сидел прямо напротив входа, в самом центре, в окружении других торговцев. Щёки его порозовели, губы растянулись в улыбке, и глаза почти пропали в довольном прищуре. Но вошедшего Морена он всё же заметил и тут же заголосил, поднимая над головой зажатую в ладони маленькую чашу:
– Морен! Проходите-проходите, будете дорогим гостем! Эй, пропустите его!
Тот и сказать ничего не успел, как сидящий ближе всех мужчина поднялся на ноги, положил тяжёлую ладонь ему на плечо и втолкнул в глубь юрты. Не ожидавший такого Морен едва не потерял равновесие, побоявшись, что сейчас влетит сапогом в стоящее на полу блюдо с лапшой. То звякнуло, но не опрокинулось. Мужики разразились хохотом, кто-то другой схватил его за руку и грубо посадил на подушки рядом с собой, напротив Елисея. Морен узнал Бориса, который тут же всучил ему чашу с чем-то белым, похожим на разбавленное молоко.
– Хилый ты, – пробасил торговец. – Я когда узнал, что с нами поедешь, думал, крупнее будешь. И выше, – надавил он на последнее слово.
– Каким уродился, – спокойно ответил Морен, отставляя чашу с неизвестным ему пойлом, от которого пахло скисшим молоком. – Проклятая кровь всё возмещает.
– И то верно! Как вспомню ту тэнгрийку, аж дрожь берёт. Маленькая, щупленькая, а с ней орава воинов едва управилась, не могли никак обратно в клетку запихнуть. Правду говорят: нечистая кровь, нечистая сила. А ты, я слышал, медведю можешь пасть порвать голыми руками?
– Да ну?! – влез в разговор другой торговец: худосочный, лопоухий, с рыжими кудрями до плеч, перетянутыми широкой лентой надо лбом. – А правду говорят, что у тебя собачья морда под маской?
– И что ты сам проклятых жрёшь, чтоб силу их заиметь? – раздался незнакомый голос из толпы.
– И Старым Богам молишься? – вторил другой.
– Ну хватит! – мягко оборвал расспросы Елисей, взглянув на Морена с виноватой улыбкой. – Оставьте его, он здесь по делу. Я ведь прав? Как видите, у нас сегодня праздник: Тимир-хан одобрил идею проложить новый торговый путь из Дубрава. Ну да что я о делах… Чем могу помочь?