Взяв в руки протянутую Мореном сухую палку, Каен поджёг её конец огнивом и сунул в сухое сено, давая пламени поглотить его. Несмотря на прохладную безветренную погоду, настил мигом запылал, и в воздух поднялся столп тяжёлого сизого дыма. Свежие ветви не столько горели, сколько тлели, рыжие языки едва-едва поднимались над землёй. Зато дымило так, что Морен с трудом различал стены юрты. А огонь, пляшущий на сене, мигом пожрал его и захватил жилище в кольцо. Раздались крики, началась суета, послышался топот ног. Нукеры, стоящие на страже, заметили пожар и подняли шум, но дым уже заволок юрту мглой, а танцующее в ногах пламя не давало подступиться, и со стороны в самом деле казалось, что дом пастуха охвачен огнём.
Каен окинул оценивающим взглядом то, что сотворил, а потом долго всматривался в темнеющее вдали небо, щурясь из-за дыма, пока хор голосов не стал громче, гуще и ближе. Толпа собиралась у горящей юрты. Когда сквозь марево жара и чада стали проступать силуэты подоспевших людей, Морен поднялся, пересадил Куцика с плеча на кисть и пошёл к ним. Каен бросил ему в спину:
– Не вздумай сгореть там, – и остался на страже, готовясь тушить пожар, если тот разойдётся.
«Кто бы говорил», – подумал про себя Морен, но не стал тратить время на то, чтобы докричаться до Каена сквозь сонм голосов, который звучал всё испуганнее.
Когда он обогнул юрту, обойдя вдоль пастбища несколько соседних, у жилища пастуха уже собралась толпа. Мужчины и женщины стекались к дыму, причитали, кричали, плакали и звали на помощь, но никто не решался броситься в огонь. Нукеры Модэ беспомощно сновали перед входом, держа наготове копья, но не решались ничего предпринять. Лица при этом у них были растерянные, они переглядывались, словно каждый ждал, что решение примет другой, пока голоса за их спинами звучали всё более гневливо. В любой другой раз они кинулись бы в огонь и вытащили Модэ ценой жизни, но сейчас не могли ничего сделать. Однако собравшиеся на пожар люди требовали от них исполнения своего долга. Некий старик какое-то время размахивал кулаком подле Джамукэ, чтобы затем, осмелев, ударить его в спину. Ему вторил мужчина помоложе и пихнул в плечо второго нукера. Те резко развернулись, пригрозили оружием, но толпа не унималась. Люди наступали на них и подталкивали вперёд.
С рынка меж тем подтягивались всё новые и новые лица. Морен мог лишь догадываться, откуда и почему так быстро разлетелся слух, что в шатре заперты Модэ и его младший брат, но им то было на руку. Когда голоса стали совсем гневливыми, пламя, окружившее юрту, вспыхнуло, столбом поднялось в небо и утихло: видимо, Каен вмешался и добавил что-то в огонь. Люди ахнули, отступили в ужасе и оставили нукеров в покое, но лишь на время. Морен же пристально следил, чтобы поднявшийся ветер не раздул пламя и оно не перекинулось на стены юрты.
– Твой черёд, Куцик, – обратился Морен к своей птице.
Шепнув поручение, он подкинул его в воздух. Куцик пролетел над толпой, обогнув её полумесяцем, едва не задевая головы перьями хвоста, и в два взмаха крыльев устремился к пастбищу. И уже над ним разнёсся его звонкий громкий голос, подражающий собравшимся на пожар людям:
– На помощь!
– Сыновья Бату-хана в огне!
– Несите воду, помогите кто-нибудь!
Он повторял снова и снова на всех языках, что слышал, пока силуэт его не растворился вдали и людской гомон не перекрыл его голос для Морена.
Кто-то принёс воды в вёдрах, их передали с рук на руки и выплеснули на стены юрты. Огонь зашипел, но густой дым не давал разглядеть, удалось ли потушить его. Морен краем глаза заметил в толпе Каена, который тащил точно такое же ведро, наполненное водой. Их глаза встретились, Морен подбежал к другу, принял ведро из его рук, успел услышать тихое: «Лей на землю» – и присоединился к тем, кто силился затушить пожар. Но когда он плеснул содержимое из ведра, пламя под ногами вспыхнуло ярче, и люди отпрянули, перепуганные до полусмерти.
Нукеры начали разгонять толпу, не давали подходить близко к пожару. Колодец был далеко, за раз удавалось принести совсем мало воды, и многие выбрали полить ею свои дома, что стояли поблизости, дабы уберечь, если огонь перекинется и на них. Началась свара, люди бегали в панике, гневные голоса смешивались с испуганными. Морен старался держаться в стороне, чтобы не попасть в толчею, но какая-то низенькая коренастая женщина пихнула его и на ломаном радейском прокричала:
– Бессмертный же, спаси его!
Морен оглянулся на огонь и дым, окружившие шатёр, на беспомощно мечущихся в толпе нукеров, попытался найти глазами успевшего куда-то слинять Каена и подумал, что здесь он уже ничего не сделает. Окликнув Джамукэ, Морен бросил ему:
– Я иду к ним!
И, прорвавшись сквозь толпу, прыгнул в огонь. Люди ахнули, кто-то что-то кричал, жар опалил веки, и Морену пришлось закрыть глаза рукой, чтобы не обжечься. Но низкое, стелющееся под ногами пламя могло разве что полы плаща покусать. Когда ноги коснулись твёрдой земли у самых стен юрты, огонь остался за спиной, зато дым надёжно укрывал его плотной завесой. Выхватив меч, Морен легко разрезал войлочное полотно юрты, но за ним оказался твёрдый решётчатый остов. Его пришлось ломать и выбивать ногами, благо старое дерево поддавалось без усилий.
Когда Морен пробрался внутрь, Модэ спокойно сидел на соломенном настиле и удерживал за плечо бледного перепуганного мальца, тонкого, вытянувшегося не по годам. Сходство с Модэ угадывалось даже беглым взглядом. Жилище пастуха к этому часу оказалось лишь слегка задымлено, из-за чего всё вокруг было туманным и серым, но ни жар, ни тем более огонь сюда не добрались.
Оба парня были облачены в рубахи и штаны из горного льна [2], скрытые под их привычными одеждами. Каен наказал Модэ добыть эту ткань во что бы то ни стало и даже посоветовал, у кого именно из торговцев её можно купить, пусть и за баснословные деньги. Как понял Морен из его объяснений, «лён» этот ткался из пустынного камня, а потому не горел. А значит, и тела их мог защитить, если юрту всё же охватит огонь. Поэтому Эрдэ́на, младшего брата Модэ, больше пугали крики снаружи.
Признаться, Морен испытал разочарование, когда Модэ одобрил план. Даже не само одобрение, а то, столь легко он его дал, резануло что-то внутри. «Да он пойдёт по головам и пожертвует кем угодно, лишь бы получить желаемое», – подумал Морен тогда. Но всё же, пока они готовились, Модэ не раз давил на то, что никто не должен пострадать, особенно его брат.
Увидев Морена, Модэ поднялся на ноги, положил руку на рукоять меча и спросил:
– Как там?
– Толпа вот-вот порвёт твоих нукеров за то, что они бездействуют. Люди пытаются тушить пожар, но Каен не даёт этого сделать. Однако долго мы не протянем – собираются тучи.
– Ты всё сделал, что требовалось?
– Разумеется. Теперь остаётся только ждать.
В прорезь, что оставил Морен, тянулся свинцовый дым. Обежав глазами юрту, Скиталец нашёл бадью с водой, подошёл к ней и окунул первую подвернувшуюся ткань. Хорошенько смочив, Морен подал её Эрдэну, а на его растерянный взгляд пояснил:
– Закрой лицо, чтобы не дышать дымом.
Тот благодарно кивнул и последовал совету. Снаружи снова раздались крики, заставившие Модэ и Морена обернуться на шум. И тут же за их спинами что-то массивное ударило в стену шатра, и воздух сотрясся от кошачьего рёва, завибрировал от треска дерева. Оба выхватили мечи, развернувшись, встали плечом к плечу, заслонив собой Эрдэна. Удар повторился, деревянный остов проломился внутрь. Что-то тяжёлое бросалось на стену юрты снаружи, со стороны пастбища. У Морена пересохло в горле – лишь сейчас он запоздало вспомнил, что Каен остался там, и если не успел уйти, то мог оказаться на пути этой твари. Оставалось лишь надеяться, что тот успел смешаться с толпой.
Глаза Модэ вспыхнули, губы дрогнули, и уголки приподнялись в победной ухмылке. Войлок и полотно, скрывавшее его, разорвало на части, будто полоснули ножами. Эти же ножи разломали решётчатую стену остова. И в тот же миг справа полыхнуло. Морен обернулся и увидел, что огонь всё же добрался до юрты и начал пожирать её.
– Чёрт! Уведи его! – крикнул он Модэ и толкнул Эрдэна в его руки, кивнув на пламя, стремительно ползущее по стене вверх.
Миг – и оно охватило, пожрало потолочные балки. Юрта затрещала со всех сторон, деревянный остов переломился внутрь, и тварь ввалилась в юрту. Приземлившись на четыре лапы, она раскрыла полную острых зубов пасть и зашипела. Огромная рысь, обогнавшая размером сородичей, будто на волка натянули пятнистую шкуру, ощетинилась и опустила голову к земле, готовясь прыгнуть на них.
Модэ в ужасе распахнул глаза и оцепенел, пялясь на арысь-поле. Морен снова толкнул его в грудь, чтобы напомнить о младшем брате.
– Я с ней справлюсь, уведи его.
Огонь распространялся по левую сторону от входа в юрту. Скиталец же пробил дыру справа почти напротив, и Эрдэн кинулся туда, таща старшего брата за руку. Горело уже над самой головой, а значит, опоры скоро обвалятся, похоронив их. Но подойдя к выбитому проходу и пихнув в него брата, Модэ остановился и вновь обернулся к зверю. Арысь-поле замерла, горящими, словно свечи, глазами впилась в Морена, и длинный хвост с кисточкой метался за её спиной из стороны в сторону. Шерсть на загривке дыбилась, пасть ощетинилась в оскале. Морен же медленно, очень медленно потянулся к железной сети, что висела у него на заплечье.
– Модэ, там огонь! – позвал брата Эрдэн, не решаясь лезть дальше.
Пламя лизало ему ноги, а чтобы выбраться, нужно было перепрыгнуть его в густом дыму. Дышать стало тяжело, и время от времени Модэ чувствовал, как голова его плывёт. Наверняка брат ощущал то же самое, а то и хуже.
– Будь смелым, ну же! – поторопил он его и подтолкнул в спину.
Но следом не пошёл, лишь убедился, что Эрдэн выбрался наружу и исчез в дыму. Сам же он обернулся к зверю и приготовил меч, не собираясь оставлять мать один на один с убийцей проклятых.