– Э, эй! Ты куда собрался?
– К реке, говорил же.
– А меня здесь бросить хочешь?!
– Отчего же, ступай за мной. Только слушайся, когда я говорю.
– Почему я должен тебе подчиняться?!
– Никто никому ничего не должен, – процедил Морен. – Я проводник, а не старшой. Слушаться меня в твоих интересах. Я не несу ответственности за твою жизнь и за смерть отчитываться не стану.
Морену показалось, он слышал, как Михей скрипнул зубами от злости, но последовал за ним к реке, проглотив возражения.
– Почему тебя русалки не трогают? – лишь спросил он.
– Чёрная кровь им не по вкусу, – без запинки соврал Морен.
Выйдя из-за деревьев к речному берегу, Скиталец сразу же припал к земле, выискивая следы. Он не нуждался в факеле – глаза уже привыкли к темноте, да и на открытой местности луна и звёзды, отражающиеся в воде, освещали мир достаточно, чтобы разглядеть всё, что нужно. Но Морен ничего не нашёл – никакие всадники или пешие здесь не проходили, а значит, Дарий и Неждан с Миланом ещё их не догнали. Поднявшись, Морен обвёл глазами линию реки сначала в одну сторону, затем в другую. Но и вдали, сколько ни всматривался, не различил он их силуэты. Неужто, гонимые чертями, они ушли так далеко? Верилось с трудом, даже если путь через лес оказался короче, чем по изворотливому берегу. Зато заветный остров посреди реки, который и служил ему целью, чернел вдали пушистыми кронами.
Морен направился прямиком к нему.
– Что намерен делать? – осведомился Михей, перешагивая через поваленный в реку ясень, когда позади осталась едва ли пятая доля пути.
– Устроим привал напротив острова, и там дождёшься остальных.
– А ты? И как же цветок?
– А я отправлюсь на остров за цветком.
– Как так?! – изумился Михей. – Думаешь, он там?
– А вы проверяли?
– Нет… Не знаю, – бросил он раздражённо. – Но Истлав сказал путь в лес держать, а не на остров.
– То, что цветок видели в глубине леса, вовсе не значит, что только там он и растёт.
– Но так можно весь лес обыскать!
– Верно. Но я хочу проверить именно остров.
– А я?!
– Думаю, к тому времени Истлав нас уже найдёт.
Ответа не последовало, но не это смутило Морена, а отсутствие шагов. Он обернулся, но Михея за спиной уже не было. Лишь порыв ветра накренил кроны деревьев, запел шелестом листвы. Облако набежало на лунный лик, и тень легла на реку и прибрежье. Охотник же как сквозь землю провалился. Но не мог он пропасть столь внезапно, да и куда? Догадавшись, в чём могло быть дело, Морен крепко зажмурился и сделал несколько глубоких вдохов. Выждал, когда марьянник подействует, и открыл глаза.
Михей стоял перед ним и смотрел в недоумении.
– Чего это ты? – удивился он.
– Да так… – Морен повёл плечом. – Видел что-нибудь?
– Нет. Ты просто встал как вкопанный, глаза закрыл. Я звал-звал, а ты не отзываешься. Думал уж, тебе от отравы твоей снова дурно стало.
Морен не стал пояснять, развернулся и пошёл дальше. Если черти следят за ними, то вскоре поймут: на него их трюки больше не действуют. А они совсем рядом, прячутся в тенях, следят за ними из-за кустов, раз всё ещё напускают морок.
Стоило замолчать, как из лесу раздался плач. Кто-то хныкал, всхлипывал в чаще, точно позабытый, заплутавший ребёнок. Из темноты послышался приглушённый далью голос:
– Мамочка…
Морен остановился, услыхав детский голосок, обратился во слух. Михей тоже замер, бледнея на глазах до синюшных губ. Голосок захныкал, снова позвал маму, взмолился жалобно:
– Помогите, кто-нибудь! – и зашёлся горьким плачем.
Морен постоял немного, вслушиваясь, и зашагал дальше. Михей не сразу, но последовал за ним.
– Что это? – спросил он сипло, догоняя.
– Черти. Не верь голосам в лесу, особенно тем, что звучат в твоей голове, – повторил он напутствие, не оборачиваясь на страшный, пробирающий до мурашек детский вопль.
– Я уж не знаю, кого бояться больше, – проворчал Михей, пытаясь скрыть дрожь, – тебя или их.
Голосок утих, всхлипнув обиженно. Михей ещё продолжал затравленно оглядываться, сжимал обнажённый меч в руках, ожидая беды и напасти, но воды Тишьи оставались спокойны и тихи. Даже зверьё не тревожило их, не то что проклятые. Шли молча. Влажная земля чавкала под сапогами, оба оскальзывались, но от реки не отходили. Путь вдоль берега, заросшего рогозом и аиром, которые перемежались низко склонёнными к воде или растущими из ила деревьями, оказался непрост даже для пеших, как же пройти здесь всадникам? Может, поэтому Дарий и развернул их, увёл парней в лес, а там они и разминулись?
Когда поравнялись с островом, Морен ещё раз свистнул лошадь, ни на что особо не надеясь. Бросил Михею наказ собрать хворост для костра и сам прошёлся по берегу и границе леса, подбирая валежник. Вернувшись, он помог Михею сложить найденное ими в подобие костерка, щёлкнул пальцами и высек искру вшитыми в перчатку кусочками кремния. Собранный близ реки влажный хворост разгорался неохотно и больше чадил, но вскоре огонь занялся, тёплым светом озаряя округу. Морен достал из поясной сумки несколько пучков сухого чертополоха и подпалил один. Поднявшийся белёсый дым ел глаза, потому Морен поспешил отдать траву Михею и отойти подальше.
– От костра ни шагу, – заговорил он, часто моргая, чтобы сдержать слёзы. – Отойдёшь от него – на себя пеняй. Истлав или Дарий увидят огонь ещё издали и легко найдут тебя. Дым чертополоха убережёт от чертей. Я вернусь раньше, чем пучки догорят. Если нет – поищи у воды ещё. Может, и найдёшь.
– А ты куда?!
Михей сидел у костра на корточках, держа дымящийся чертополох на вытянутой руке. Но услыхав, что Скиталец намерен покинуть его, вскочил на ноги, точно обжёгся.
– На остров, как и сказал. Просто дождись меня.
Но Михей не дал ему и шагу ступить – преградил дорогу.
– Я один не останусь! С тобой пойду.
– Русалок не боишься? – Морен заглянул ему в глаза. – Меня они не тронут, сказал же. На острове их может быть пруд пруди, к тому же я по воде пойду. Хочешь со мной?
– Да хоть бы и так! – выпалил Михей, не подумав. А потом сообразил, опасливо глянул на воду, широко распахнул глаза и впился испуганным взглядом в Скитальца. – Как это – по воде?
Но Морен промолчал.
– А как же русалки? – не унимался Михей. – Ты говорил, что у реки опасно. Им меня оставить хочешь?!
– Им дым чертополоха тоже не по нраву, а вот в воде они тебя мигом утащат. Здесь безопасней, поверь мне.
Михей не нашёл, что возразить, однако крепче сжал в руке пучок трав. Морен прошёл мимо, щурясь от едкого дыма, который жёг его, как и любого проклятого, но у самой воды обернулся и повторил напутствие:
– Не слушай голоса́. Куда бы и зачем ни звали, не иди за ними. Ни шагу от костра.
Подобрав с земли сук, он подошёл с ним к реке и ткнул в воду. Прощупал дно, нашёл то место, где конец упёрся во что-то твёрдое, утопнув едва ли на высоту стопы, и смело шагнул в поток. Дальше шёл уже, почти не проверяя дороги. Он хорошо знал этот путь и знал, что в русле реки скрыто от глаз мелководье, усеянное гладкими камушками. Ноги провалились по щиколотку, местами тропа уходила вниз, но глубже, чем по колено, Морен не погружался, да и то лишь на небольшом отрезке. Он надеялся, что Михей не пойдёт за ним, – если не знать, куда ступать, здесь легко было уйти с головой под воду, – но тот его даже не окликнул.
Когда он вышел на берег, тяжело вытаскивая сапоги из ила, с пято́к лягушек нырнули в воду, спеша попрятаться. Над рекой залилась трелью ночная птица, будто оповещая о его прибытии, и Морен догадывался, кто это мог быть. Широко раздвигая кусты, не таясь и не прячась, не стараясь скрыть звука шагов, он пробрался в глубь небольшого острова, зная наверняка, что́ увидит за очередной отклонённой в сторону веткой.
В самом центре, за цветущей ежевикой и пышным рогозом, лежало озеро. Земляной островок окружал его, словно колодец, а пышные деревья прятали от солнца и лишних глаз. Темны были здешние воды – дно уходило глубоко. Где-то наверняка скрывалась тонкая протока, соединяющая озеро с рекой и питающая его, чтоб не иссохло в летний зной, да разве разглядишь её за деревьями и кустарниками? А посреди чёрной, как ночное небо, глади лежал на покрытом илом бревне водяной.
Крупный, раздутый, будто утопленник, однако живее всех живых, он был едва ль не втрое, а то и вчетверо больше любого мужчины, как в высоту, так и вширь. Тяжёлое, мощное тело казалось неповоротливым, будто стёсанный прибоем валун. Водяной лежал на спине, прикрыв глаза и сложив руки на округлом, точно горшок, животе. И последний мерно и высоко вздымался, как во сне. Ноги водяному заменял рыбий хвост, сизые плавники которого кончиками утопали в воде, и при дыхании его от них кругами шла рябь по озёрной глади. Волос у водяного не было, но над верхней губой росло два длинных уса, точь-в-точь как у сома, а из затылка торчал рыбий гребень. И мордой он был точно сом: широкое лицо, далеко посаженные глаза за морщинистыми веками, большой растянутый рот. Вдоль спины, под локтями и по бокам росли у него плавники, как у ерша или окуня, а меж толстых пальцев, оканчивающихся короткими когтями, – перепонки.
Морен вышел к водяному не таясь, и тут же Куцик спустился к нему, широко расставив крылья, и повторил приветственную трель. Зацепился когтями за подставленную руку, ласково куснул перчатку и переместился выше, на плечо. Водяной лениво приоткрыл один глаз и тяжко перевернулся на бок. Свалившись с бревна, точно тюк, он с головой ушёл под воду и тут же вынырнул перед Скитальцем, поднявшись над водой до пупа. И столь он был огромен, что Морену приходилось задирать голову, чтобы видеть его лицо.
– А-а-а, Морен! – протянул водяной добродушно и распахнул объятия. – Сколько лет, сколько зим! Давно не виделись. Я уж и глаза твои забывать начал. Как птичка твоя прилетела, сразу понял – заглянешь ко мне. Да уж больно долго ждал тебя, аж задремать успел.
– Извини, задержали, – ответил Морен с улыбкой, прекрасно зная, что всё было б ровно так же, даже отправь он Куцика с самого берега Тишьи. – Как поживаешь, Тихон?