. Но в авангарде этого пагубного процесса шла советизированная Россия. На волнах невиданной доселе политической активности социальных низов возникали совсем иные люди, с иным психическим укладом и составом чувств — более чуткие к требованиям «текущего момента» и к ожиданиям новоявленных вождей, но не способные услышать музыку высших сфер и плохо видящие процессы, идущие под покровом реальности. Высоты творческих дерзаний, глубины противоречивой человеческой жизни для генерации литрабов были практически неведомы: объемное мировосприятие сменилось видением лишь плоских плакатов и восхвалением одномерного человека в качестве апофеоза эволюционного развития живой материи.
Чтобы стать «поэтом № 1» в эгалитарном обществе, где отсутствует иерархическое деление пишущих людей на графоманов, одаренных, талантливых, гениальных, но наличествует размежевание на «сознательных» и «не сознательных», на «передовых» и «отсталых», необходимы исключительное тщеславие, помноженное на старательность. Прежде чем стать «премьер-поэтом», Б. Пастернак очень старался: он неустанно декламировал свои стихи перед сотнями и тысячами изможденных от недоедания и тяжелого труда строителей, заводских рабочих, колхозников. Он издал сборник своих произведений: обложка его книги носила цвет шинели офицера НКВД, разумеется, с обязательной красной звездой. И в этой книге ни одной строчки не было посвящено бесчеловечным условиям крестьян, ставших колхозниками или миллионам погибших от каторжного труда невольников, которые возводили гиганты советской индустрии и были низведены до положения бессловесной тягловой силы. Но в ней присутствовали революционный напор, энергия созидательных перемен и предвосхищение ослепительных вершин грядущего мира, укутанных дымкой расплывчатых метафор.
Создание шедевра требует от автора аскетической сосредоточенности, всецелой концентрации душевных сил на воплощении смелого замысла. Автор ищет тишины и уединения. Так и великие реки обычно зарождаются в укромных местах. Еще автор нуждается во вдохновении, которое, по сути, является благословением небес, необходимым попутным ветром в опасном плавании по неведомым пространствам фантазий, предчувствий, смутных воспоминаний, интуитивных догадок. Однако в Советском Союзе «литраб» не может быть сам по себе, потому что находится на службе у государства, которое и создало цепь «творческих союзов». Всего лишь состоять в таком «союзе» нельзя и просто подозрительно для властей: необходимо занимать активную политическую позицию, систематически встречаться с трудовыми коллективами, выполнять партийные поручения, участвовать в общественно значимых событиях, откликаться на эти события в прессе.
Взирая из XXI в. на голодно-кровавые, кумачово-багряные 30-е годы века минувшего, мы можем бурно негодовать или брезгливо морщиться от царившей в стране вакханалии насилия. Совсем иначе эту вакханалию воспринимали тогда советские люди, увлеченные строительством нового мира. Ведь для того, чтобы попасть в то заветное «прекрасное далеко», стране необходимо было очиститься от всех наносов истории, от всех попутчиков, перерожденцев, не говоря уже о «старорежимных элементах» и откровенных вредителях.
Еще Маяковский пытался себя под Лениным «чистить», и вовсе не потому пытался, что имел «рыльце в пушку», а потому, что его поведение хулигана и разрушителя уже плохо вписывалось в канву тогдашней, быстро меняющейся действительности. После самоубийства «певца революции» в стране прошло немало больших и малых «стирок». На «чистую воду» выводили спецов, пытавшихся сложиться в политическую группировку. На хорошо организованных судилищах требовали чистосердечных признаний от чекистов, которые прежде выказывали чудеса старательности при страшных «перегибах». Чистили и ряды партфункционеров от уклонистов, ревизионистов, фракционистов и оппортунистов, а те, кто выбивались в первые ряды общества, внезапно оказывались в крайне незавидном положении: о них старались и не вспоминать.
Маховик ротации задвинул и «премьер-поэта» Б. Пастернака, переведя его в разряд переводчиков и дачников. Будучи приближенным к высшему партийному и государственному руководству, Пастернак ни слова сожаления не произнес о печальной участи П. Флоренского или Н. Клюева, потому что прекрасно знал о разделении общества на «наших» и «не наших». Но когда он стал хлопотать о судьбе Мандельштама и Тухачевского, казалось бы, о людях, проверенных революционными бурями и всеми годами строительства социалистического общества, то и сам попал в опалу. Ведь он пытался оспорить решение властей, которые не могут ошибаться, будучи ведомыми научными (непогрешимыми) истинами марксизма.
В прежние эпохи «чистый человек» традиционно ассоциировался со священством и монашеством, которых так и называли — клир. Представители клира были обязаны придерживаться благочестивого, добродетельного образа жизни и всемерно подчинять свое тварное существование служению религиозно-этическому идеалу, обретая на путях этого служения свойства праведности, а то и святости. В рассматриваемый же нами период жизни страны, степень чистоты человека определялась степенью его преданности партийному курсу и лично т. Сталину. Раб Божий, как традиционный насельник Русской земли, беспощадно уничтожался, а его заменял раб государства, как системы насилия. Чистый советский человек ничего не имел своего: ни своего мнения, ни своего имущества, ни своей родословной. Его с младых ногтей готовили к тому, чтобы он мог незамедлительно погибнуть, если того потребует выполнение задачи, поставленной вышестоящим руководством. Все, что советский человек получал для своей жизнедеятельности, приходило от государства, и все, что он делал, адресовалось исключительно государству.
Душу ребенка можно сравнить с чистым листом бумаги. Проходя в Советском Союзе различные стадии обучения, душа ребенка густо покрывалась наставлениями и заветами «классиков» марксизма. Чтобы эти высказывания легче впитывались юным сознанием, существовала целая когорта детских писателей, которые рассказывали незамысловатые истории о милиционерах и моряках, о летчиках и кавалеристах, а еще о том, что такое «хорошо», и что такое «плохо». Детские писатели очень высоко ценились властями, потому что замещали своими произведениями байки и сказки дедушек и бабушек — людей из «проклятого прошлого». Детские писатели учили детей тому, как жить в современном советском обществе. Это были воспитатели масс трудящихся, формовщики подрастающего поколения, отсеченного от «преданий старины далекой».
Союз писателей (СП) создавался, как боевой отряд идеологического фронта, как производственная кузница по выплавке образов строителей коммунизма. Прежде чем вступить в ряды такого союза, человек пишущий заручался рекомендациями своих более опытных товарищей по «литературному цеху», а также присягал на верность принципам, изложенным Лениным в статье «О партийной организации и партийной литературе». Игнорирование этих требований автоматически накладывало мрачную тень недоверия на автора литературного произведения, которое, в свою очередь, уже не имело шансов быть опубликованным.
М. Булгаков в своем знаменитом романе «Мастер и Маргарита» запечатлел превращение литературного сообщества в собрание людей, живущих по законам фарса. Но в этом фельетонном фарсе звучали и трагические ноты. Изоляция творческой личности в дурдоме и триумф литрабов означали лишь то, что Слово перестало быть в России носителем сокровенного знания, живоносным лучом, проникающим в потаенные уголки души читателя, а приравнивалось к штыку, или к плевку, или к пинку — стало инструментом запугивания, оболванивания и оглупления.
Вместо сосуда правды слово стало вместилищем лжи, инструментом глумления, средством издевательства. В главной партийной газете не содержалось ни слова правды, ее страницы буквально источали смрад и серу. В любом изложении на ее страницах событий и фактов содержался яд бессовестной пропаганды. Вдыхая дым из труб только что отстроенных индустриальных гигантов, советские люди ощущали себя на острие технического прогресса. Но кроме заводского дыма они постоянно вдыхали и кожей впитывали радиоактивную пыль марксизма, миазмы человеконенавистнической идеологии, понуждающие к постоянной борьбе с бессчетными внешними и внутренними врагами государства. Советских людей неустанно заставляли читать газеты и журналы, в которых каждая заметка и каждое словосочетание прошло фильтр строгой цензуры. В пухлых советских романах правда сердца заменялась правдоподобием в описании деталей быта, а сюжетные линии выстраивались в соответствии с «курсом партии». И эти романы, выходящие массовым тиражом, также обязаны были читать советские люди и даже обсуждать на многоразличных собраниях, демонстрируя свою преданность существующему политическому режиму. Те, кто не был шибко грамотным, обязаны были читать лозунги-агитки, которыми пестрели улицы и площади городов, а также фасады сельских клубов. И еще советские люди были обязаны внимательно слушать радиопередачи.
Это может показаться неправдоподобным, но миллионы строителей коммунизма старательно штудировали «Капитал» К. Маркса, написанный маловразумительным слогом «под Гегеля». Изучение сочинений основоположника псевдоцеркви являлось обязательным для студентов вузов и техникумов, для партийных и комсомольских работников, для политруков и журналистов, для ответственных бюрократов и дипломатов. А наиболее продвинутые марксисты (их тогда называли «идейно подкованными») даже пытались изъясняться таким же «штилем» на квазинаучных симпозиумах и семинарах. Бурный поток романов и повестей, кинодокументалистики и художественных фильмов, театральных и радио-постановок методично укреплял у трудящихся масс презрение к праведному образу жизни, к аристократическому благородству, к предпринимательской инициативе и смекалке, но прославлял любые проявления жертвенного служения советскому государству и лично т. Сталину.
Если прогуляться в наши дни по кладбищам старинных русских городов, то нетрудно заметить полное отсутствие захоронений, произведенных ранее 20-х годов XX столетия. На территориях восстанавливаемых монастырей, а также на участках, примыкающих к возрождаемым храмам, порой извлекают могильные плиты и другие фрагменты надгробий, которые выглядят артефактами давно минувших эпох. А самих могил нет. Прах многочисленных усопших давно выброшен на свалки, превращен в строительный мусор, закатан под асфальт