ка подобных реорганизаций не исключала оргий, пьянства и глумлений над христианскими святынями.
К чему приводят национальные революции? Объем святоотеческой культуры существенно сжимается, но, тем не менее, религиозная жизнь не замирает: повсеместно сохраняются традиционные обряды (крещение, венчание, отпевание). Функционируют с обновленным преподавательским составом школы и университеты. Аристократическая культура перестает доминировать в стране, но, тем не менее, продолжает оказывать могущественное влияние на искусство, науку, архитектуру: быстро восстанавливаются закрытые дворянские общества или клубы. Зато экономическая жизнь вырывается на «оперативный простор», где вместо колокольного звона или боевого клича звенит призыв: «Обогащайтесь!» Разного рода предприимчивые люди стремятся быть на виду, пытаются всеми правдами и неправдами пробраться в первые ряды общества и кое-кому такие попытки вполне удаются. Подобные везунчики начинают выступать примером для подражания миллионов молодых людей, которые только-только входят во взрослую жизнь. Дух Справедливости витает над обществом незримым арбитром, поощряет новые возмущения и протесты униженных и оскорбленных и последующие уступки со стороны власть предержащих.
Русская революция, начавшись на исходе зимы 1917 г. развивалась по такому же сценарию, но вскоре этот сценарий был брошен в «корзину» вследствие октябрьского вооруженного переворота, который ныне охотно называют «насильственным прерыванием течения жизни русского общества». Не будем вдаваться в подробности переворота, но зададимся вопросом: почему европейский сценарий революции не получил в России развития, а был заменен неким иным сценарием, опиравшимся на сочинения «классиков» марксизма? Ответ очевиден. В ход русской революции сумела вмешаться международная террористическая организация, которая и осуществила захват власти в стране.
XX в. породил немало международных экстремистских организаций. Несмотря на существенные различия в политической, идеологической, религиозной и прочих ориентаций, экстремисты имеют одну схожую черту: они совсем не ценят человеческую жизнь, как свою, так и чужую — всегда готовы умереть ради некоей картины, запечатленной в их сознании, но для которой, увы, пока нет места в окружающей действительности. Разумеется, всегда готовы положить миллионы чужих жизней, лишь бы эта картина воплотилась в реальность. В мирное стабильное время действия этих организаций (похищения людей, казни заложников, террористические акты) выглядят особенно возмутительно. Но в условиях когда страны, привыкшие причислять себя к «цивилизованному сообществу», находятся в состоянии тяжелейшей, истребительной войны, направленной на полное истощение сил противоборствующей стороны, почерк экстремистских организаций не столь бросается в глаза, как политикам, так и обывателям: просто люди претерпеваются к массовым убийствам на полях сражений и к казням предателей, шпионов, диверсантов и прочих подозрительных личностей. Легитимные правительства, посылающие в бой армии, и новоявленные вожди, нацеливающие своих боевиков на самые решительные действия, одинаково обильно проливают человеческую кровь, и в этом отношении вполне сопоставимы между собой. Однако вернемся к революционной ситуации, сложившейся в стране в начале 1917 г., и постараемся дать расширенное истолкование историческим потрясениям, кратко изложенным на первых страницах данной главы.
Революции зреют годами и даже десятилетиями. Нетрудно представить себе широкую глубоководную реку, скованную на долгие зимние месяцы крепким, толстым льдом. Но весной, когда начинается таяние снега, тысячи ручейков устремляются к той реке и подпор воды неудержимо возрастает. Ледовый панцирь истончается, трескается, возникают полыньи, а затем льдины приходят в движение, и с шумом, ломаясь и дробясь на более мелкие части, плывут вниз по течению, чтобы раствориться в небытии. Полноводная река зачастую выходит из своих берегов, выворачивает с корнями деревья, рушит дамбы и сминает дома, несет гибель людям. Все эти периодически возникающие ущербы привычны. Революции случаются гораздо реже и проистекают из человеческих страданий. Впрочем, эти страдания носят своеобразный характер.
Революционные ситуации возникают вследствие болезней роста. Страна вступает в период быстрого, а порой и бурного подъема экономики, развития науки, расцвета искусств, стремительного повышения самооценки у отдельных групп населения, традиционно причисляемых к социальным низам. Именно эти группы населения из «низов», успешные в новых для общества сферах деятельности (торговля, мануфактурное производство, паровой транспорт, полиграфия, театральная деятельность и т. д.) наиболее остро испытывают возрастающий груз страданий. Чем они успешнее, тем мучительнее их страдания. Будучи известными или состоятельными людьми, они по-прежнему относятся к низшим кастам (или сословиям). Вследствие своей деловой, общественной, творческой активности эти люди добивались богатства, известности, уважения и даже почитания в своей среде, но в глазах власть имущих, титулованной аристократии, высшего духовенства продолжали оставаться людьми «второго сорта». В связи с этим русское общество страдало и страдало давно, а самые жестокие страдания претерпевали люди, чьи возможности значительно расширились, но возросло и число точек соприкосновения с различными, трудно преодолимыми препонами, предубеждениями, предрассудками, имевшими место в православной империи.
Продолжая развивать пример с замершей рекой в начале весны, мы понимаем, что когда подпор воды возрастает, то наибольшее давление испытывают как раз верхние слои, упирающиеся в низкий свод льда. Если вода в этом процессе предстает динамичной силой, направленной на преобразование внешнего вида реки, то ледовый панцирь, наоборот, выглядит неподвижным, инертным, косным — пережитком уже минувшей зимы.
Несмотря на то, что многие староверы сколотили себе немалые состояния, они упорно продолжали ходить в мужицкой одежде, предпочитать мужицкую пищу и строго придерживались своих древне-православных обрядов. Они жертвовали большие суммы на благоустройство городских территорий, спонсировали деятельность театров, не имеющих статуса «имперский», строили железные дороги, верфи, владели банками и прекрасно знали о том, что в глазах прелатов РПЦ являются «раскольниками», а Двор их воспринимает всего лишь как разбогатевших мужиков.
Актрис драматических театров, различных певуний и танцовщиц, киноактрис и циркачек Церковь, вкупе с высшим светом, привычно считали «дамами полусвета», т. е. публичными (или доступными) женщинами, принципиально ничем не отличающимися от хорошо оплачиваемых куртизанок. Их подозревали в склонности к развратному образу жизни, в связях с революционерами-террористами: даже многие близкие родственники не поддерживали никаких отношений с «лицедейками» и «акробатками».
Многие модернисты стремились воздвигать новые алтари в храмах искусства, для чего не жалели ни своей молодости, ни своего здоровья, но официальные круги отказывались воспринимать их поэтами, художниками, режиссерами, композиторами, скульпторами, а считали хулиганами, мазилами, шарлатанами, какофонистами и бракоделами. Многие, действительно талантливые литераторы, мыслители, журналисты постоянно сталкивались с цензурой, а порой и с кулаками активистов организаций, стоящих на традиционалистских консервативных позициях, и страстно мечтали о гражданских свободах, какими уже широко пользовались граждане многих европейских стран.
Элиты национальных окраин, особенно иноверческих окраин, грезили о наступлении таких времен, когда не будут подчиняться приказам царских генерал-губернаторов и других наместников, а станут прислушиваться только к волеизъявлениям своих народов, и отделятся от России государственными границами. У евреев своих иконных земель, входящих в ареал Российской империи, никогда не было, и потому евреи мечтали о том, чтобы им разрешили жить в городах Великороссии, куда их не допускали. Так как империя стояла незыблемо и свои устоявшиеся правила и порядки меняла крайне неохотно, то представители национальных меньшинств чувствовали себя как бы в заточении, а империю воспринимали как тюрьму. Страдали дворяне и священники, сталкиваясь с участившимися случаями неуважения к себе «низов» общества. Страдали революционеры, отбывающие после свершения тяжких преступлений длительные сроки на каторге. Императорская семья страдала из-за тяжелой наследственной болезни наследника престола. Страдал Двор от экстравагантных выходок «божьего человека» Распутина.
Великая война погнала по просторам империи новые волны страданий. Миллионы убитых и покалеченных оставили своих детей без кормильцев. Особенно острые моральные страдания та война причиняла марксистам, которые, являясь гражданами стран своего проживания, оказались мобилизованными на фронты и были вынуждены убивать друг друга вместо того, чтобы объединиться и сокрушить своего исконного врага — правящий класс Европы.
Без всякого преувеличения, можно утверждать, что наиболее активная часть тогдашнего общества жаждала социальных перемен в России. И вот, эти перемены начались — в конце февраля 1917 г. Гучков был отнюдь не случайным человеком, который прибыл в царский поезд с текстом отречения Николая II. Он был делегирован для этой миссии Государственной думой, как последовательный оппозиционер правления Романовых. Не следует забывать, что Гучков относился к «федосеевцам» — к радикальному старообрядческому толку «беспоповцев». А сопровождавший его Шульгин представлял собой молодую Россию, которая видела свое будущее без Николая II в качестве своего правителя.
Революции происходят не потому, что страдания населения достигают в определенные исторические моменты «точки кипения» и в чертоги власти входят здравомыслящие филантропы, готовые облегчить эти страдания, изменяя порядок вещей в соответствии с сокровенными чаяниями обездоленных, обобранных и униженных предыдущей властью. «Точки кипения» возникают довольно часто и обычно порождают разные формы возмущения, порой доходящего до откровенных бунтов. Подобных бунтов в истории каждой крупной страны происходило немало. Однако мы знаем немало периодов мас