И вдруг, целые полчища пропагандистов засновали по городам и весям России, вооруженные до зубов лозунгами, призывами, разоблачениями и прочими агитками. Они зачитывали декреты о мире и о земле, разжигая гражданскую междоусобицу и обрекая на голодную смерть миллионы людей; они возбужденно глаголили об освобождении всех трудящихся от оков эксплуатации, попутно набрасывая паутину тяжелейших повинностей и бесплатных трудодней.
«Посмотрите, как все мы плохо живем!» — взывал к обывателям, согнанным на торговую площадь уездного городка агитатор, и тут же спрашивал: «А почему мы так плохо живем?» — И сам же после небольшой паузы находил ответ, перечисляя всех виновников социального неблагополучия, обрушившегося на страну: «лизоблюды-дворяне», «попы-святоши», «фабриканты-эксплуататоры», «купцы-стяжатели» «кулаки-мироеды», «прочая контра». Соответствующие плакаты наглядно подтверждали список тех социальных групп, которые мешали жить остальным людям. Исполнители примитивных куплетов, мимы, комики и прочие фигляры только закрепляли в сознании присутствующих образы «притаившегося врага».
Никогда доселе в мировой истории столь методично, широкомасштабно, системно не разжигалась внутринациональная рознь: ненависть к соседу, злоба на родного отца, неприязнь к истории своего народа и к его былым правителям. Да, частенько случалось так, что у соседа скотина плодилась лучше, а суровые отцы тумаками и затычинами наставляли своих непутевых сыновей. И правители далеко не всегда отличались милосердием к бунтарям, самозванцам и проходимцам. Пропаганда — это подлая ложь под защитным слоем правды, это манипулирование сознанием посредством разоблачений и развенчаний, это эффективное средство расчеловечивания.
Политики во власти располагают огромными возможностями для реализации своих планов, но, кроме возможностей, существует еще необходимость, тупое острие которой бесцеремонно тычет в спину людей, стремящихся к могуществу. Неудачи путчистов в Центральной Европе, бесславное пленение десятков тысяч красноармейцев в Польше, решимость прибалтийских народов отстаивать свой суверенитет — эти, и многие другие обстоятельства приводили правящую верхушку большевиков к пониманию того, что новый мир до поры до времени придется отстраивать всего лишь в одной стране. Причем, эта страна была в их глазах «говном», а ее население «навозом» (воспользуемся хлесткой лексикой «классиков» марксизма-ленинизма). Сама Москва из временного пристанища ниспровергателей-преобразователей превращалась в центр коммунистического международного движения. А лютый голод, разразившийся в Поволжье, наглядно показал, что у оккупационного режима, как бы плохо он не относился к местному населению, кроме безграничных прав, есть еще какие-то обязательства перед этим самым населением. Термин «геноцид» в то время еще не был введен в речевой оборот, но понимание того, что действия властей могут носить преступный или антигуманный характер уже было присуще международной общественности.
Голод в Поволжье, пожалуй, явился кульминацией борьбы ленинизма со старым и прогнившим миром в России. Сама природа подсобляла властям в проведении политики «унавоживания» территорий: от голода умирали миллионы людей, трупы которых складывали в огромные кучи и закапывали в землю. Но даже несомненная победа марксистов по освобождению огромных пространств от «трухи» и «гнили» ненавистного прошлого обернулась непредвиденными последствиями. Из стран, приговоренных научной теорией, самой историей и «авангардом всего прогрессивного человечества» к полному краху, в бедствующую Россию направляются эшелоны и корабли с продовольствием, дабы накормить тех самых людей, обреченных к исчезновению и полному забвению. Филантропические организации, фонды, ассоциации возглавляют известные, уважаемые люди, которые своими энергичными действиями и самих большевиков понуждают худо-бедно смягчать последствия гуманитарной катастрофы. Появление всех этих респектабельных и сострадательных американцев, скандинавов и прочих представителей универсального мира, безусловно, спасительно для жителей десятков губерний (голодало более 40 млн. чел.), но и было неприятно и просто унизительно для властей. Еще совсем недавно большевики мнили себя вершителями судеб человечества, потрясателями Вселенной и величайшими личностями. Но вот выдалась засуха, и они вынуждены принимать подношения от буржуазных правительств и общественных организаций, и тем самым, признавать свою беспомощность, в лучшем случае — неопытность в делах управления страной.
В силу целого ряда вышеперечисленных обстоятельств, ленинизм утрачивал свой наступательный натиск. «Третья сторона» мирового конфликта, или «внутренний фронт» борьбы с империализмом был вынужден пока приостановить свои боевые действия, как и массовые экзекуции населения, заменив бойню и меры по обезлюживанию территорий, разрешением мелким собственникам заниматься кустарным производством или продавать часть полученного урожая на ярмарках и других рынках. Бросив вызов всем великим державам одновременно, Коминтерн оказался в состоянии «ни мира, ни войны» с этими державами. Притязая на то, чтобы рассредоточить свои представительства и филиалы на все европейские страны и даже на все континенты, III интернационал был вынужден ютиться в Москве, привечая и утешая беглых, незадачливых путчистов из других стран.
Военный переворот и последующее удержание власти в России неизбежно становятся главным и единственным успехом марксистского движения в качестве претендента на мировое господство. «Третья сторона», распоряжаясь ресурсами огромной страны, обретает для себя питательную среду. Так крохотный червячок внедряется в яблоко и поселяется там, так яйца глист попадают в кишечник человека и развиваются в его утробе, иссасывая живительные силы человеческого организма. Оккупационный режим вначале воспринимался самими марксистами как начало «мирового пожара», но огонь гражданской войны в России так и не перекинулся на другие страны. Однако оккупационный режим не может существовать без своей метрополии. Так, где же она? Метрополией диктатуры пролетариата являлись многостраничные сочинения «классиков» марксизма-ленинизма — незримая интеллектуальная сфера, обосновывающая уничтожение как наследственных монархий, так и выборных правительств, а также ликвидацию целых социальных групп и церкви, и еще упразднение частной собственности, да и всей человеческой истории, предшествующей эре освобождения всех трудящихся от оков эксплуатации. Несмотря на материалистическую риторику этих книг, их сущность неизменно оставалась квазирелигиозной. Ведь бессменным главой данной метрополии являлся древний архетип — божество карликового мира, терпеливо дожидавшееся своего «звездного часа».
За годы гражданской войны в России, по разным оценкам, от вооруженных столкновений, репрессий, голода, холода, болезней и прочих невзгод погибло от 10 до 15 млн. чел. — вполне сопоставимая цифра с числом потерь всех стран, вовлеченных в Мировую войну 1914–1918 г.г. Не менее 2 млн. чел. вынуждены были покинуть свою родину. Десятки миллионов людей оказались в числе «старорежимных элементов», недостойных «светлого будущего» и, чтобы выжить, всячески скрывали свое происхождение. Создание крупных молодежных организаций спровоцировало крупномасштабную борьбу сыновей против своих отцов и дедов (борьбу нового с отжившим старым), а 3–4 миллионная армия сирот выступила социальной базой для формирования нового типа человека — советского.
«Россия во мгле» — это не метафора, вброшенная в обиходную речь английским писателем Г. Уэлсом, а констатация факта, беспристрастный диагноз «человека со стороны». «Тьма египетская» наползла на огромную страну удушающей хмарью. Мракобесы гасили в душах людей «образ Божий», жуткие ведьмы остервенело потрошили книги, содержащие в себе «божественный глагол», упыри жадно обгладывали человеческие кости, а вурдалаки пили человеческую кровь. Пропаганда классовой ненависти дурманом дышала в лица тысяч людей, сгоняемых на митинги и манифестации.
Но было смертельно опасно называть вурдалаков вурдалаками, а упырей упырями. Агитпроп величал их «стражами революции», «верными ленинцами», «принципиальными интернационалистами». Преобразование мира для них — это казни и снова казни, это моры и глады. В своих собственных глазах они — освободители «трудового народа», «первопроходцы», «творцы нового мира». В разгуле анархии, в клубах хаоса, в дыму пожарищ, в массовой ротации горожан на «людей без прошлого», в среде оккупантов постепенно оформляются представления о новых правилах общежития и новых порядках, установление которых невозможно без наличия государства.
К завершению гражданской войны русское общество дробится не только по классовому или поколенному признакам, но и на три псевдоэтнические группы: великороссов, украинцев и белорусов. Соответственно возникают три славянские республики, полностью контролируемые марксистами. Примечательно, что планы расчленения западных территорий Российской империи на ряд вассальных государств (Польша, Литва, Украина, Белоруссия, казачья республика) были разработаны еще в кайзеровской Германии до начала Первой мировой войны. И это расчленение было осуществлено, но отнюдь не Германий, а «третьей стороной». Соответственно, изменился и «окрас» разрозненных территорий, еще несколько лет тому назад входивших в состав Российской империи. Казаки не обрели своей республики, а поляки и прибалтийские народы создали цепь суверенных государств. В случае победы германского оружия, Россия должна была сократиться до размеров Московии эпохи Ивана Грозного, смириться с ролью маргинального государства, оттесненного за окраину «цивилизованного мира», но сохранить свои традиционные институты и свой суверенитет. Однако, потерпев поражение от «третьей стороны», Россия оказалась под жестоким игом идеократии, наряду с Украиной, Белоруссией и кавказским регионом, и вошла в состав политического образования под аббревиатурой СССР. В полностью зависимой от марксистов России получает популярность термин «национальность», а представители этих национальностей также мечтают о своей автономии и своих «очагах», наподобие того, какой уже был создан в Палестине для евреев. Сама Русская земля стала уходить из-под ног русского человека, оказавшегося в границах советского государства.