Как и в «октябре» 17-го, в оглушительных победах вермахта сказывался эффект внезапности, парализующий волю к сопротивлению. Но огромное значение играла и неприязнь широких социальных слоев населения СССР к коммунизму. Хорошо известно, что прибалты или «западенцы» (жители аннексированной «советами» у Польши территории) встречали войска вермахта, как своих освободителей. На оккупированных фашистами областях России обнаружилось изрядное количество жителей, готовых к активному сотрудничеству с новыми властями: собирались сельские сходы, создавались отряды полиции, выбирали старост, бургомистров. Со временем открылись церкви, которые не успели разрушить воинствующие безбожники: появились священники, дьячки, пономари и певчие. Репрессии обрушивались, в первую очередь, на коммунистов и евреев, а в наспех оборудованных концентрационных лагерях, от голода и холода ежедневно погибали тысячи военнопленных.
В этом эссе уже говорилось о том, что марксисты, исповедуя классовую ненависть и веру в «светлое завтра», отличались удивительной самонадеянностью, ибо считали, что сам ход человеческой истории на их стороне. Выстраивая «систему», они рассматривали массы трудящихся, как исходный материал, вполне пригодный для возведения плотин на могучих реках или для строительства огромных предприятий. Если индивидуальность понижалась до «живого орудия», то идея преобразования общества все очевиднее обретала свойства извращенной религии в качестве наивысшей ценности из всех возможных на земле. И последовательным защитником этой религии выступало советское государство. Но с началом боевых действий на территории СССР, выяснилось, что люди, считавшиеся советскими, не хотели оборонять такое государство от вражеского приступа.
Иррационализм мышления, не поддающаяся объяснению самонадеянность были в не меньшей мере присущи и вождям нацистов, которые буквально на ходу трансформировали свою партию в церковь черного дьявола. Они фанатично верили, что созидают великую империю, которой суждена славная тысячелетняя история и сам древний бог Вотан им помощник. Эта вера, подобно электроэнергии в проводах, стремительно передавалась в низовые партийные ячейки, в дома обывателей, зажигая глаза людей смелыми надеждами и упованиями на грядущее величие горячо любимой ими Германии.
Короче говоря, во второй половине 1941 г. в Восточной Европе мировая война переросла в «дьявольский спор», в котором побежденный терял все. Нацизм расценивал коммунизм, как абсолютное зло, от которого можно избавиться лишь при помощи огня. Соответственно, и народы СССР, подвергшиеся многолетнему марксистскому облучению, рассматривались нацистами, как люди «второго сорта». «Истинные арийцы» не шли на контакт даже с русскими фашистскими организациями, возникшими в 30-е годы, как в Европе, так и в Китае в среде эмигрантов. Русское общество в их глазах не имело будущности, раз допустило у себя марксистский переворот и не сумело сбросить с себя это ярмо. Возгонка чувства расового превосходства в Третьем Рейхе обуславливалась головокружительными военными успехами.
Командование вермахта первоначально не рассматривало украинских националистов, в качестве своих союзников в борьбе с коммунизмом. К 1942 г. в среде нацистского руководства сложилось четкое мнение о необходимости «окончательного решения еврейского вопроса». Кроме того, полному истреблению подлежали коммунисты и сочувствующие коммунистам. А славянское население оккупированных вермахтом территорий, обрекалось на рабство вследствие неспособности к самостоятельному государственному управлению.
Об удивительной самонадеянности нацистов свидетельствуют и другие факты. В Северную Африку был послан мощный экспедиционный корпус для поддержки итальянских союзников. А в Атлантическом океане и на Средиземном море была развязана затяжная битва с Великобританией. Под закат 1941 г., когда части вермахта безнадежно замерзали под Москвой, Германия объявила войну и США. Фактически весь англоязычный мир оказался вовлеченным в военные действия. СССР с одной стороны, а с другой Великобритания (включая другие страны британского содружества) и США оказались союзниками поневоле.
Если нацизм стал «ответом» на марксизм, то вполне логичным «откликом» на освободительную миссию Красной Армии в 1939–1941 гг. явились дивизии «ваффен-СС», которые со временем были сформированы из добровольцев в странах Балтии и на Украине. Наряду с этим, 2-я ударная армия под командованием генерала Власова перейдет на сторону вермахта, чтобы стать ядром РОА (Русской освободительной армии). Когда военная машина вермахта начнет увязать на дорогах советизированной России, а доблестные армии-победительницы оказываться в котлах и прекращать свое существование, во многих странах Европы тысячи добровольцев вольются в дивизии СС, чтобы защитить свои страны от коммунистической угрозы. Если III интернационал так и не смог развить результативную деятельность, и в годы войны был окончательно упразднен, то фашистский интернационал вполне сложился. Ожесточение противоборствующих сторон год от года только возрастало. Если в период Первой мировой войны потери военнопленных в концлагерях с обеих сторон одинаково составляли 3–4 %, то в годы Второй мировой они выросли не на порядок, а гораздо больше и достигли 75–80 %.
Жестокий натиск на цитадели коммунизма вызвал у многих советских людей пробуждение национального самосознания. На протяжении четверти века слово «русский» совсем не звучало с высоких трибун, а если и применялось, то в уничижительных характеристиках («русификация малых народов», «русский великодержавный шовинизм», «имперская политика русских самодержцев»). И вот части Красной армии попадают в «котлы», и растерянные военнослужащие слышат, как немцы кричат: «Рус, сдавайся!». Штатные советские пропагандисты поневоле начинают вспоминать, чем для наполеоновских полчищ закончилась «русская кампания». Война перерастает в Отечественную, схожую с той, какую вела Россия в начале XIX в. Извлекаются из небытия имена Кутузова, Багратиона, Раевского, Давыдова и прочих героев той славной героической эпохи. Одновременно с этим приостанавливается деятельность воинствующих безбожников и замолкает разнузданная атеистическая пропаганда.
Выморив в наспех оборудованных лагерях для военнопленных несколько сотен тысяч красноармейцев, нацисты допустили роковой просчет. Дьявольский спор двух псевдоцерквей породил в советизированной России двоякую реакцию. Благодаря усилиям агитпропа, Вторая Отечественная война становилась священной войной. Ленинград («колыбель революции», «город, носящий имя гениального вождя»), Сталинград («город Сталина»), Москва — охранительница реликвий коммунизма, обретали сакральное значение. Они ни в коем случае не могли быть отданы врагу. Сдача любого из этих городов была эквивалентна предательству истины. Политруки, журналисты, кинодокументалисты, фотографы, стихотворцы, композиторы-песенники, карикатуристы и плакатисты работали организованно и сплоченно, действительно поднимая и воодушевляя людей на борьбу с грозным захватчиком.
Пока Красная армия бесславно погибала на полях сражений и в «котлах» 1941 г. военкоматы рекрутировали все мужское сельское население, родившееся в первой четверти XX в. и направляли их в учебные центры. Многие из этих крестьян шли на войну с крестиками или с оберегами, с клочками бумажек, на которых заботливые мамаши или бабули неумело нацарапали слова молитвы. Зрелые мужики и молодые парни из глухомани, из дальних деревень и заимок практически поголовно носили имена, взятые из святцев и полученные при крещении, и считали себя русскими людьми, живущими в советском государстве. Эти миллионы физически крепких мужчин, привычных к голоду и холоду, к лишениям и неудобствам, представляли собой последние остатки русского общества. Особенности характера, поведенческие реакции и стереотипы формируются у человека довольно рано и остаются с ним на всю его жизнь. До многих городков, деревень и заимок советская власть добралась лишь к началу 30-х годов. Таким образом, те, кто родился до 1925–1927 г.г. в этих провинциальных уголках, еще успели сформироваться в качестве жителей русского мира. Конечно, процессы коллективизации, система школьного образования, комсомол, агитпроп не могли не наложить своего отпечатка на сознание этих людей, но, тем не менее, этот отпечаток был подобен паровозной гари на вагонном стекле. Достаточно было пройтись по тому стеклу тряпицей, и оно вновь становилось прозрачным.
Итак, Вторая Отечественная война неизбежно обнаруживала свое преемство с Первой Отечественной войной, т. е. с историей России. А крестьянские мужики и пареньки, радикально обновив численный состав частей Красной армии, привнесли в войска исконную русскость, не учитывать которую политруки и журналисты уже не решались. Новобранцы воспринимали немцев, как поругателей России-матушки. Многовековая практика обожения действительности, которой последовательно придерживалась РПЦ (русскую церковь часто называли греческой, подчеркивая тем самым преемство миссионерских традиций, заложенных в Византии), не могла быть полностью стерта из сознания людей, расселившихся на гигантской территории, несмотря на все усилия пропагандистского аппарата. В сознании крестьян, крайне далеких от восприятия особенностей марксизма и фашизма, Россия — мать практически совпадала с образом Богородицы, которая бережет и лелеет русский народ. Отцам и дедам этих крестьян тоже случалось ходить на войны, и они шли в бой с ясным пониманием того, что исполняют божественную волю, идут оборонять плодоносящую и жизнь утверждающую силу, благодаря которой произросли сами и породили своих детей. И Сталина, портреты которого или имя которого хмурые воители слышали буквально на каждом шагу, воспринимали как заступника этой чудотворной божественной силы. Прежде чем идти в атаку, многие из новобранцев повторяли «Отче наш» — молитву, которую знали с тех пор, как помнили себя, а уже затем, вслед за политруком, кричали: «За родину! За Сталина!» Выбирались из окопов, из траншей, они храбро шли на врага. И молитвенный образ всеблагого Бога вполне органично совпадал в их сознании с образом Отца наро