Россия вступила в Первую мировую войну в качестве союзницы стран Антанты и вела вооруженные действия на линии фронта, протяженностью в три тысячи километров со странами «германского блока» (Пруссией, Австро-Венгрией и Турцией). В 1917 году на театре военных действий появились две новые силы. США в качестве союзников Антанты разворачивали в Западной Европе свой экспедиционный корпус, который в течение нескольких месяцев достигнет одного миллиона человек. Первоначально в качестве союзника Пруссии обозначится леворадикальное ответвление международной террористической организации — марксистского интернационала — партия большевиков. Но уже летом 1918 г. этот интернационал убийствами немецкого посла в Москве, семьи Романовых в Екатеринбурге, военно-морского британского атташе в Петрограде однозначно заявит о себе, как о «третьей силе» крупномасштабного вооруженного конфликта, нацеленного на свержение всех действующих правительств европейских стран и на коренное преобразование всего греко-христианского мира. Не сумев отразить вооруженный натиск в Петрограде и Москве этой «третьей силы», Россия потерпела поражение не от «германского блока», а от марксистского интернационала, став питательной средой для раздувания «мирового пожара» путчей и провокаций в других европейских странах.
Почему же большевики не стали дожидаться выборов в Учредительное собрание, чтобы затем войти в состав коалиционного правительства, а прибегли к вооруженному восстанию? Их лидеры были убеждены в том, что только они понимают суть происходящих перемен: солдаты и матросы противоборствующих сторон должны объединиться в священной войне против своих монархов и правительств, генштабов и генералов и единым порывом смести в пропасть весь правящий слой во всех странах, вовлеченных в мировую войну. Таким образом, так называемый октябрьский переворот, стал возможен вследствие разброда и шатаний в русском обществе, уставшего от наследственной формы правления империей и еще только примеривающегося к выборной форме правления, но никак не являлся новым звеном русской революции, начавшейся в феврале 1917 г. Да, выборы в Учредительное собрание все же состоялись, но это собрание было разогнано большевиками, как никчемное. А на этом русская революция пресеклась, а в стране начался глубинный религиозный переворот, последствия которого до сих пор во многом определяют умонастроения жителей Русской земли.
Итак, осенью 1917 г. власть в России захватили люди, которые не имели опыта управления даже уездом или волостью, даже заводом или университетом. Почему же путчисты были столь уверены в том, что только они одни достойны властвования? Весь секрет заключался в том, что в ходе своего становления маргинальная партия большевиков сложилась в качестве тоталитарной секты. Лидеры секты требовали от своих адептов беспрекословного подчинения «делу партии», которое заключалось в разрушении «до основания» старого мира и построении на руинах мира нового, более справедливого и свободного от разных условностей и предрассудков. Ведь марксизм — это вера в «светлое завтра», венчающее собой саму историю человечества, а точнее — это суррогатная религия, возникшая вследствие кризиса христианства. У марксизма — иудейские корни, но идея богоизбранности замещена идеей того, что промышленному пролетариату самим ходом истории суждено стать «могильщиком» всех паразитических классов, всех государственных институтов и устроителем совершенного общества. Но кто же сумеет разъяснить пролетарским массам их предназначение? Кто способен их вести за собой в прекрасное далеко, преодолевая все завалы и наносы истории. Для этого и нужны вожди, а также преданные помощники вождей — люди, наиболее подготовленные к водительской миссии и готовые свою жизнь отдать в борьбе с силами реакции (старого мира). Марксизм нашел псевдоним идее богоизбранности, для пущей убедительности облачив древнюю идею в наукообразные термины. Ведь авторитет науки в те времена был очень высок, и наука действительно выступала производительной, преобразующей силой. Разумеется, ареопаг жрецов (т. н. марксистский интернационал) преимущественно составляли евреи («прирожденные марксисты»), которые могли быть подданными каких угодно монархий или гражданами каких угодно государств. Но призыв к единению ради разрушения старого мира, того самого мира, в котором их народ был многажды заклеймен проклятиями и многажды подвергался гонениям, воодушевлял этот действительно странный народ, живущий во времени, но не имевший своего пространства.
Весь XIX в. в Европе был помечен умонастроениями, которые настаивали на том, что именно народ всегда прав, а не монархи и аристократы, обладавшие правом править с первых дней своего рождения. Но в условиях мировой тесноты, когда один народ прав, и другой народ тоже прав, и третий народ является носителем или выразителем истины и четвертый тоже, естественно, не могут не набухать вопросы: кто же наиболее прав? А кто менее прав? А кто совсем неправ? Между народами неизбежно назревают и обостряются соперничества, а соперничества порождают различную аргументацию в пользу своей правоты. Ставки довольно высоки: ведь тот, кто наиболее прав и достоин того, чтобы править всем миром. Так в марксизме проявилась воля рассеянного по белу свету еврейского народа к мировому господству. В марксизме тлеет огонь мщения по отношению ко всем тем, кто проповедовал христианскую религию и поносил нехристей, кто создавал иерархические общества и в этих обществах не находилось места презренным иудеям.
Идея эгалитарности (общества равных между собой людей) также очень привлекательна, но кто же может руководить подобным обществом? В качестве одного из ответов, появляется предположение, что встречаются люди, наделенные какими-то исключительными способностями или дарованиями. И вот у отдельных пылких натур обнаруживается стремление отождествить себя со смутно представляемым образом сверхчеловека. С одной стороны реализация идеи эгалитарности сокрушает все сословные перегородки, но в итоге все общество делится на вождей, пророков, гениев, технократов и «молчаливое большинство», выполняющее предписания (пророчества или наставления) меньшинства.
Именно талантливые инженеры в США (в частности Тейлор) разбил все производственные операции связанные с созданием сложных механизмов на примитивные повторяющиеся операции и создали конвейер, на котором малограмотные эмигранты достигали высокой производительности труда. Каждый из работников в поте лица своего выполнял всего лишь одну простую операцию, но весь комплекс операций и соответствующий технический контроль позволяли собирать весьма сложные механизмы и агрегаты, в т. ч. и автомобили. В данном случае разработчики конвейерного способа производства как раз и выступали своеобразными предводителями и организаторами (создателями технологии), а тысячи и тысячи рабочих служили исполнителями. Во Франции идея сверхчеловека нашла свое преломление в создании длинной череды «измов» в живописи, музыке, литературе, архитектуре, театре. Разумеется, каждый такой «изм» имел своих вождей, а также адептов, фанатично преданным какому-то направлению в сфере искусства. В немецко-говорящих странах идея сверхчеловека наиболее ярко проявилась в философских построениях Ницше и его ближайших последователей (ариософах), обосновывающих необходимость «воли к власти», в качестве движущей силы истории. Подразумевалось, что именно германцы в наибольшей степени располагают такой волей. Все эти идеи, концепции, умонастроения, зародившись в недрах одной исторической общности, сравнительно быстро перенимались другими обществами: шло своеобразное перекрестное опыление в кущах и дебрях греко-христианского мира.
Так что марксизм, несмотря на свою эпатажность и амбициозность, не являлся каким-то экстраординарным явлением в интеллектуальной сфере тогдашнего греко-христианского мира, но содержал в себе стойкий религиозный рудимент богоизбранности, закамуфлированный атеизмом (антихристианскими постулатами) историческим детерминизмом (обосновывал объективную необходимостью смены общественно-экономических формаций), своеобразным экономизмом (делал упор на системы распределения создаваемых благ, а не на повышение эффективности производств)). К началу XX в. марксизм окончательно складывается в религию «светлого будущего», в которое сверхчеловеки-вожди поведут пролетарские массы. Обаяние марксизма было столь велико, что еврейская молодежь, порывала с иудейскими обрядами и верованиями своих предков: для них Маркс стал объектом замещения древнего божества, а внутренним императивом, оправдывающим все их действия, являлась все та же пресловутая воля к власти. Для определенной части еврейского народа с возникновением марксизма изменилась атрибутика тысячелетних упований и надежд, а вера в свою богоизбранность мутировала в убеждение, что именно они представляют собой «авангард всего прогрессивного человечества». Идея необходимости разрушения старого мира предопределила превращение марксистского интернационала в международную террористическую организацию. А партия большевиков, представлявшая левое радикальное крыло этой организации, не могла быть ничем иным, как деструктивной тоталитарной сектой, исповедующей человеконенавистническую идеологию.
Одной из парадоксальных особенностей приобщившихся к марксизму не евреев, являлось их искреннее сострадание к беднейшим слоям европейского общества, но это, почти беспримесное христианское чувство, пропущенное сквозь радиоактивный слой религии «светлого завтра» патологически трансформировалось в жгучую злобу и откровенную ненависть к любому инакомыслию. Всегдашняя готовность адептов этой религии к насилию — всего лишь внешние проявления этих губительных для человеческой души чувств. Марксизм взращивает в своих адептах неприязнь к «чужому», отличается нетерпимостью и непримиримостью: потому и не способен обрести свойства универсальной религии, а становится всего лишь рассадником узколобого сектантского сознания.
Попав под иго марксизма, Россия не только обрела все свойства страны, проигравшей мировую войну, но стремительно превратилась в территорию, оккупированную иноверческой силой, нацеленной на полное уничтожение русского общества и самой памяти об этом обществе. Русская земля и ее насельники худо-бедно пережили более чем двухвековой оккупационный режим кочевников-монголов, которые довольно лояльно относились к христианству. Но октябрьский переворот означал собой начало религиозного переворота, т. е. методичное уничтожение носителей православного мир