И в одном из приделов церкви-государства нашлось место московскому патриархату, воссозданному в 1943 году. К той поре РПЦ в качестве крупнейшей поместной православной церкви была полностью разгромлена марксистским режимом. Остались лишь небольшие ее осколки, разбросанные по всему белому свету. В СССР продолжали осуществлять духовное служение два-три десятка епископов, парализованных страхом от кровавой вакханалии репрессий. Следует признать, что эти епископы чувствовали себя уже не столь рабами Божьими, сколько клириками, оставшимися в живых лишь с соизволения Сталина.
Выморив несколько сотен военнопленных и столкнувшись со священным характером войны, немцы поняли, что допустили стратегический просчет. И чтобы исправить этот просчет открыли на оккупированных территориях несколько тысяч храмов в качестве мест возрождения традиционного религиозного сознания в противовес религиозному сознанию, которое получило широкое распространение на советской стороне. Сталину также пришлось открыть несколько сотен храмов, чтобы защитить себя от обвинений нацистской пропаганды в том, что он является гонителем и притеснителем православных людей. Когда начался этап освобождения территорий от фашистских захватчиков, то храмы, расположенные на этих землях уже не закрывались. Многих настоятелей, дьяконов, церковных старост, естественно, угнали в места очень отдаленные, как лиц, сотрудничавших с оккупантами. И московскому патриархату необходимо было в срочном порядке заполнять вакантные места священнослужителей в тысячах приходов.
Немало солдат, израненных, покалеченных, обмороженных, чудом выживших, сменили свои шинели на рясы. Но так как врагов церкви-государства не убывало, то иереи вполне искренно соглашались сотрудничать с «компетентными органами». А как же иначе власти могли отслеживать изменения настроений среди верующих, выявлять сомневающихся в правильности политического курса или сомневающихся в самой легитимности действий правящей партии под водительством самого Сталина? Как труженики тыла отдавали все свои силы на алтарь победы, так и иереи должны были по мере своих возможностей участвовать в священной войне. Тоталитаризм — это система правления, которая держится на страхе неотвратимости наказания. Но чтобы наказывать, необходимо знать не только о поступках людей, но и о движении чувств этих людей. Любое неприятие человеком действий государства-церкви рассматривалось (тем более в условиях военного времени), как предательство интересов народа, как проявление мракобесия, присущее отщепенцам, подпавшим под власть нечистой силы. Всеобщий контроль за умонастроениями охватывал не только группы верующих людей, но и научное сообщество и работников партийных органов и даже заключенных на зоне (там лагерное начальство выделяло смотрящих, которым за определенные услуги предоставляло преференции в виде дополнительных пайков или послаблений в суровых условиях содержания).
Закрытие Коминтерна из-за его очевидной ненадобности, заказ и последующее торжественное исполнение гимна Советского Союза в Большом театре, смертельные воздушные тараны, на которые добровольно шли летчики, когда перелом в войне уже стал очевиден — все эти и многие другие события были преисполнены глубокого смысла, встречали горячий отклик в сердцах советских людей, потому что приближали победу над врагом. И также был преисполнен глубокого смысла ритуал сложения нацистских знамен подле мавзолея на Красной площади.
Церковь-государство окончательно сложилась в горниле войны, в условиях чрезвычайного напряжения народных сил. Эта была необычная церковь, в которой человеконенавистническая идеология беспощадной классовой борьбе дистиллировалась в идеологию борьбы со всевозможными, вольными или невольными противниками советского строя. Ненависть к этим противникам была освящена непоправимыми миллионными потерями, понесенными страной за годы самой кровопролитной войны. К противникам кого только не относили: солдат и офицеров, попавших в немецкий плен; гражданских лиц, сотрудничавших с нацистами на оккупированных Третьим Рейхом территориях; белоэмигрантов, осевших в странах Восточной Европы; власовцев, казаков, состоявших на службе в вермахте; дезертиров и мародеров; представителей эксплуататорских классов и активистов немарксистских партий в странах, включенных в сферу влияния СССР… впрочем, этот перечень можно длить очень долго.
Сложившаяся псевдоцерковь явилась печальным следствием тяжелейших испытаний, которые начались для жителей земли русской еще в годы Первой мировой войны и не ослабляли своего мрачного натиска на протяжении трети века. В череде этих испытаний в огромной стране полностью исчезли аристократия и духовенство, придерживающееся ортодоксальных заповедей. Произошло резкое понижение психического уровня в обществе, которое сначала было превращено в абсолютно нищую массу трудящихся, а затем в месиво, преимущественно багряных тонов. Жизнь человеческая длительное время совсем ничего не стоила, а такие тонкие материи, как богообщение или взлеты творческого гения просто стали недоступны для людей, загнанных под низкие своды кнутоказарменного режима.
Сопоставляя Первую Отечественную войну со Второй Отечественной войной, нетрудно обнаружить немало схожих черт. Вторжение французов в пределы Российской империи являлось всего лишь одним из этапов наполеоновских войн, длившихся около двух десятилетий. Вторая Отечественная война разразилась через два года после начала Второй мировой войны. Если для французов война в России была «русской кампанией», а для немцев «Восточным фронтом», то обороняющаяся сторона воспринимала агрессию как смертельную угрозу и сражалась «всем миром». В обеих войнах широкое распространение получило партизанское движение, потому что Наполеон воспринимался Антихристом, а Гитлер — врагом рода человеческого.
Но в ходе первой войны фигура государя императора неизменно остается в тени. В хрониках тех лет и в последующих исторических исследования неизменно подчеркивается то, что наполеоновскую армию в России уничтожил русский народ под водительством плеяды блистательных полководцев: Багратион, Кутузов, де Толли. Такие герои как Раевский, Ермолов, Давыдов, Платов своей исключительной храбростью проявленной в многочисленных схватках с врагом, сыграли ключевую роль в надломе боевого духа агрессора. Однако не следует игнорировать того очевидного факта, что все эти полководцы-герои подчинялись непосредственно Хозяину земли русской. Также ему подчинялись и командующий Южной армией Чичагов и командующий корпусом Витгенштейн, обязанный оборонять от французов дорогу, ведущую в Петербург. И на банкете, проведенном по случаю изгнания Наполеона из пределов империи, Александр I назовет героев войны «солью земли русской».
Что же касается самого государя императора, то он лично участвовал во многих сражениях той эпохи, начиная с Аустерлица. И триумфально въедет в Париж в качестве усмирителя «корсиканского чудовища». И, тем не менее, никто не величал государя организатором или главнокомандующим победы, не слагал в его честь гимны. Более того, 1812 год в последующие десятилетия не вошел даже в перечень важнейших дат русской истории, фигурировавших на андреевских лентах прикрепленных к Державному яблоку, венчавшему древко знамени Российской империи.
Но почему в исторических размышлизмах, касающихся Второй Отечественной войны, многие авторы столь запальчиво настаивают на исключительной роли Сталина в победе? Они скрупулезно анализируют разгром Красной Армии в 1941 году, называя его стратегией заманивания фашистов вглубь страны; они перебирают малейшие подробности десяти «сталинских ударов», нокаутировавших власти Третьего Рейха. Дело в том, что эти историки священнодействуют. Для них любой поступок, любая фраза сказанная вождем равнозначна историческому событию или откровению. Сталин к 1945 году стал олицетворять собой для советского общества истину в последней инстанции — стал кумиром. Чем сильнее у советских людей была горечь от невосполнимых потерь в войне, чем невыносимее тяготы разоренного быта, тем жарче пылала в их сердцах любовь к Сталину, как к заступнику или как к олицетворению строгой справедливости. Так и скопцы, лишая себя детородного органа, страстно благодарили Отца небесного за то, что Он надоумил их совершить членовредительство и тем самым избавил от сильнейших плотских соблазнов.
Попытка демонтажа государства, как церкви, начатая Н. Хрущевым и его сторонниками, называется периодом «развенчания культа личности». Сталинград стал одним из капищ той церкви и новый правитель Советского Союза настоял на том, чтобы город переименовали в Волгоград. Вынос тела тирана из мавзолея, сокрушение бессчетных памятников и бюстов в честь вождя, переименование заводов, колхозов, престижных премий, носящих имя Сталина хорошо известно. Но, между прочим, процесс десталинизации страны болезненно задел и московский патриархат и даже уголовный мир.
Гонения на патриархат сопровождались закрытием храмов и монастырей, которые воспринимались Хрущевым как часть сталинской системы контроля за умонастроениями общества. Кроме того, деятельность семинарий, духовных академий включала в себя еще и экономическую составляющую. Эти образовательные учреждения, находясь в ведомственном подчинении патриархата, существовали в основном за счет смет, утвержденных соответствующими органами, т. е. получали бюджетные ассигнования. А власти уже объявили о том, что социализм в стране построен, что пора приступать к созданию коммунистического общества, и в это общество клир, особенно черное духовенство, никак не вписывались.
«Хрущевская оттепель» обернулась лютой стужей и для лидеров уголовного мира. Жиганов-уркаганов «давили в пресс-хатах», морили голодом и холодом в карцерах, днем и ночью истязали на беспрерывных допросах, принуждая подписать «малявы на волю» о том, что, мол, отрекаются от воровских традиций, готовы стать обычными советскими гражданами и трудиться на благо дорогой сердцу родины. Узкий слой криминалитета был также вмонтирован в сталинскую систему управления, но согласно доктрине построения коммунизма к 1980 году, общество еще в самом начале этого грандиоз